с парусами, Егор смотрел, как Энди проворно лазит по вантам, подтягивает или
закрепляет тросы, завидовал тому, как быстро и ловко управляется он с
рифами. Корабль мотало из стороны в сторону, но моряк словно не замечал
этого.
он еще не научился схватывать на лету команды, которые капитан или его
помощник, хмурого вида низкорослый бородач, подавали быстро и, как казалось
Егору, малоразборчиво. Поэтому у него не хватало смелости попроситься к
парусам.
от вахты время показывал на какой-либо предмет в кубрике и произносил
медленно, с расстановкой английские названия. - Тээйбл... - он клал руку на
широкий стол, привинченный к палубе посреди кубрика.
потому что знал: без языка в чужой стране пропадешь.
подтянутый, седоголовый, в строгом сюртуке с блестящими золочеными
пуговицами и в белой рубашке с черным галстуком. Он обходил палубу,
придирчиво цепляясь взглядом за все, что попадало в поле его зрения. Егору,
который, завидя капитана, робел и вытягивался в струнку, он говорил
покровительственно: - Работай, работай, рашен! Старайся.
черному галстуку.
Нельсоне, убитом мушкетной пулей с марсовой площадки французского фрегата в
Трафальгарской битве3 осенью 1805 года.
норвежским берегам. Слева по борту остались Варангерфьорд и порт Варде. К
вечеру достигли мыса Нордкап. Быстрому ходу барка способствовал крепкий
норд-ост. На палубе стало холодно, ветер пронизывал насквозь. Вахтенные
кутались в брезентовые дождевики и с беспокойством оглядывали небо, по
которому бежали рваные темные тучи.
боканцах1. Боцман спустился в трюм осмотреть груз.
за столом, играли в вист. Над ними покачивался, словно маятник, керосиновый
фонарь, тускловато освещая помещение.
столу, перекидываясь шутками, посмеивались. Энди спал, свесив с койки руку и
похрапывая. В переборке что-то назойливо поскрипывало.
словно живой, бегал по кубрику. Игроки начали ронять карты и, подбирая их,
долго шарили под ногами. Наконец они прекратили игру, собрали карты в колоду
и разбрелись по своим углам.
свистки боцмана. Ступеньки трапа загрохотали под каблуками и вахтенный
матрос, распахнув дверь, крикнул:
обулся, надел куртку и. выбежал следом за моряками.
зыбкие сумерки. Барк огибал Нордкап. Здесь, у северной оконечности
Скандинавского полуострова, где Баренцево море сливалось с Норвежским,
шторма были часты. Суда старались пройти эти воды поскорее. Ветры ежечасно
меняли направление, перемежаясь шквальными порывами, и морякам приходилось
жарко.
брызги плеснули в лицо, ветер захватил дыхание. Корабль накренился на левый
борт, и неведомая сила притянула Егора к фок-мачте. Он обнял ее обеими
руками. Над головой у него по вантам поднимались на мачту матросы. Егор
перевел дух и осмотрелся. Палубная команда вязалась штертом2, чтобы никого
не смыло за борт.
грот-марсель на гитовы! Грота-стеньги стаксель долой! Эй там, какого
дьявола?.. Поживей!
набегающих волн на палубе продолжалась горячая работа с бегучим такелажем3.
Иной раз морякам приходилось карабкаться наверх. На головокружительной
высоте вместе с мачтами и всем рангоутом их мотало из стороны в сторону, и
Егору, который стоял в обнимку с фок-мачтой на палубе, было трудно понять,
как это они умудрялись не сорваться в кипящее море, да еще вязали узлы и
брали рифы... Рангоут стонал и скрипел, верхушки мачт описывали
невообразимые дуги, а палуба от забортной воды стала скользкой.
его обязанности выполнял помощник капитана - быстро крутил штурвал,
сосредоточенно насупив брови. Капитан кричал:
часть парусов была уже свернута, подобрана к реям, часть - зарифлена до
половины. На бизани были убраны оба паруса. "Это для того, чтобы ветром
корабль не перевернуло", - догадался Егор.
Увидя Егора, распорядился: - Рашен, даун! Кубрик!..
до конца, чтобы видеть, что делают матросы в шторм. "Что я, хуже других?"
темные валы. Капитан все командовал, и матросы все работали. Но вот они один
за другим стали уходить с палубы в кубрик. Они свое дело сделали.
Перехватывая руками натянутый трос, он добрался до люка и спустился в жилой
отсек.
продолжался, все ходило ходуном и лампа раскачивалась пуще прежнего, Егор
почувствовал себя увереннее.
одежде, только сняли штормовки. Егора внезапно замутило, и он поспешил лечь,
зная, что в лежачем положении тошнота притупляется... Он думал о том, что
матросы на "Пассате" - люди смелые, сильные, им все нипочем. "Ну-ка, лазят
там, наверху, в шторм, и хоть бы один сплоховал! Мне бы так-то!.."
уборку. А к парусам его не пускают.
потолок и отдавал свирепым голосом морские команды. Дед, прильнув снаружи к
окну, укоризненно качал головой и грозил ему пальцем. Из-за спины деда
выглядывали мать и Катя...
все паруса, потому что шторм миновал, и теперь в Норвежском море дул ровный
северо-западный ветер.
Досталось тут пареньку: не раз его прошиб пот, и спина у него заболела. "Это
с непривычки, пройдет..." - успокаивал себя Егор.
как во время шторма он стоял в обнимку с фок-мачтой.
в устье Темзы, отдал якорь в Лондонской гавани.
уложив вещи в сундучки и получив расчет за рейс, увидеться с семьями. Тем,
кто не имел родных, - а таких на корабле было немало, - представлялась
возможность походить по твердой земле, отдохнуть, покутить в портовых
тавернах, забыв на время о штормах и трудной работе на мачтах.
прибыл не домой, а в чужую страну, и если капитан спишет его с корабля, он
окажется тут без крова, без родных и знакомых, и быть может, даже без
работы. Поэтому он испытывал противоречивые чувства. Ему, конечно, было
интересно сойти на берег и посмотреть, как живут англичане. И в то же время
опасения за свою судьбу и всевозможные сомнения неотступно преследовали его.