безумием, - гнев, который охватывал его временами в темнице и заставлял с
воплями биться о каменные стены. Да, он готов был совершить нечто страшное,
ужасное, что именно - он не знал сам... ,Но эта потребность была сильнее
его.
умирать обесчещенным. В последний раз он почувствовал в старческой крови тот
боевой пыл, который воодушевлял его в юности. Он хотел умереть как воин.
несломленного, сильного человека, бывшего с ним, и крепко сжал эту руку.
магистра напряженно бьются жилы, похожие на iwiy6bix змеек.
Глава 3
НЕВЕСТКИ КОРОЛЯ
спешите, налетайте! Вафли горячие! - надрывался торговец, возясь у печурки,
стоявшей прямо под открытым небом.
вафли, выдавал сдачу, зорко следил за тем, чтобы мальчишки не стащили чего с
лотка.
к стойке холеную белую руку, взял тонкую трубочку и положил взамен ее денье.
Он успел заметить только, что левой рукой покупатель положил вафлю обратно,
откусив от нее всего один кусочек.
еще рожна нужно: мука пшеничная, а масло прямо из Вожирара...
относилась его хула, так и замер с открытым ртом - конец фразы застрял у
него в глотке. Перед лотком стоял высокий человек с огромными неподвижными
глазами, в белом капюшоне и плаще до колен.
белом капюшоне уже отошел прочь.
хозяин все глядел вслед этому человеку, видел, как он смешался с толпой.
кварталы Ситэ напоминали арабские рынки. То же непрерывное движение толпы,
те же тесно составленные лавчонки и лотки, те же запахи кипящего масла,
пряностей и кожи, те же неторопливо шагающие покупатели и те же зеваки,
забившие все проходы. Каждая улица, каждый переулок имел свою специальность:
здесь, в комнатушке за лавкой, сновал взад и вперед по станку челнок ткача;
тут стучали по железной ноге башмачники; рядом ловко действовал шилом
шорник, а чуть подальше столяр вытачивал ножки для табурета. Были улицы, где
торговали птицей; были улицы, где торговали травами и овощами; были
"кузнечные" улицы, где с оглушительным звоном бил по наковальне молот и в
горне багровели раскаленные угли. Золотых дел мастера облюбовали себе
набережную, которая так и называлась Набережной ювелиров, и сидели,
согнувшись над тиглями.
домов, крыши которых почти соприкасались, так что из окна можно было
свободно протянуть руку соседу, жившему в доме напротив. Земля, за
исключением маленьких островков, была покрыта зловонной грязью, по которой в
зависимости от состояния и положения кто шлепал босиком, кто семенил в
деревянных башмаках, кто ступал в кожаных туфлях.
брел среди шумливой толпы и, казалось, не замечал тесноты и толчков.
Впрочем, многие прохожие с поклоном уступали ему дорогу, на что он отвечал
коротким наклонением головы. Он был атлетического сложения, белокурые, с
рыжинкой шелковистые волосы падали волнами почти до плеч, правильное,
невозмутимо спокойное лицо поражало удивительной красотой.
жезл, оканчивающийся резной лилией, символом их власти, - следовали на
некотором расстоянии за прохожим в белом капюшоне, останавливались, когда
останавливался он, и шли вперед, когда шел вперед он.
трех борзых, загородил проход в соседний переулок и, увлекаемый сильными
псами, бросился под ноги прохожему, чуть его не опрокинув. Собаки сбились в
кучу и завыли.
акцентом. - Вы чуть моих собак не подавили. Жаль, что они в вас не
вцепились.
черными глазами и тонким овалом лица, теперь уже нарочно загородил дорогу и
выкрикивал что-то басом, стараясь придать себе вид взрослого мужчины. Кто-то
из прохожих взял его под руку и шепнул на ухо несколько слов. Юноша тут же
снял шапку и склонился перед незнакомцем в глубоком поклоне, в котором
чувствовалось уважение, лишенное, впрочем, всякого раболепства.
отрывая от лица юноши своих огромных холодных глаз.
Когда его фигура скрылась в толпе, а стражники проследовали в том же
направлении, возле молодого итальянца собрался кружок зевак, раздался
громкий хохот. А юноша не трогался с места, казалось, он не мог стерпеть
обиду; даже собаки и те смущенно жались к его ногам.
же и обругал.
вдобавок тридцать горячих к ужину получишь. Итальянец сердито оглянулся на
зевак.
же я мог его узнать? И потом, запомните, горожане, что родом я из той
страны, где нет королей, и там можно не жаться к стене. В моем родном городе
Сиенне каждый гражданин сам себе король. Кто хочет сразиться с Гуччо Бальони
- пусть выходит.
юного тосканца. У пояса поблескивал кинжал. Никто не спешил откликнуться на
его вызов; юноша щелкнул пальцами, подымая собак, и пошел своей дорогой; как
он ни бодрился, он не мог скрыть уныния при мысли, не возымеет ли для него
эта дурацкая выходка печальных последствий.
Красивого. Этот властелин, с которым не мог и мечтать сравниться могуществом
ни один здравствующий государь, любил бродить по городу как простой
горожанин, любил по дороге справиться о ценах на товары, попробовать фрукты,
проверить добротность ткани, послушать, о чем судачит парижский люд. Он как
бы щупал пульс жизни своего народа. Иной раз чужеземец, не зная, кто перед
ним, справлялся у короля о дороге. Раз даже его остановил солдат и
потребовал уплаты жалованья. Столь же скупой на слова, как и на деньги,
король чаще всего обходился во время таких прогулок двумя-тремя фразами и
ограничивал свои расходы двумя-тремя су.
Парижской Богоматери тревожно запели колокола и издалека донесся громкий
шум.
вышел из-за прилавка и, не выпуская из рук резака, завопил во всю глотку:
займись с покупателями, горе ты мое горькое, бездельник этакий!
судьи и есть. Заплатишь им побольше, ну и рассудят по-твоему, боятся, что их
под зад коленом с места турнут.
подмастерье. - Если волки промеж собой грызутся, нам же лучше - значит, целы
будем.
знак остальным - молчите, мол. Позади стоял Филипп Красивый и спокойно
глядел на всех своим неподвижным, ледяным взором. Стражники незаметно
приблизились к королю, готовые вмешаться в случае надобности. В мгновение
ока толпа рассыпалась, зеваки опрометью бросились по улице, крича по весь
голос:
Если ему и доставляло удовольствие заставать людей врасплох, то наслаждался
он этим втайне.
Парижской Богоматери, показался на углу улицы, и король, укрывшись в проходе