налет хазаров, но не мор узнать, когда самому закрыться щитом. Хотя он не
сходит с коня - ему плохо. Кровь больше не течет, облегчая тело, из
запекшихся ран. Отекло лицо, набухло во рту. На горло легла петля, и грудь
тянет воздух всем усилием ребер и плеч. Не слова, а шипение проходит через
воспаленные губы.
разложены так, что образуют круг. В середине седьмой - для ведунов.
силы трав и тайны небесных соцветий-созвездий. Колот умелец в искусстве
гаданий. Зовут его россичи Колот-ведун. За глаза иной скажет - колдун. Это
обида. Ведун ведает добрые силы, колдун, чтоб вредить людям, знается со
злыми.
глиняном горшке. Чтобы отвар был целебным, нужен не медный, не бронзовый,
не железный горшок. Белая глина одна благоприятна лечению. Глину копают на
молодую луну, вечером, когда на закате едва намечается новорожденный серп.
В такие же дни собирают спелые травы. Начинать доброе дело надобно с
нарастаньем луны. Заклятья на злое поручают концу луны. Но это тайна
колдунов. Колдун прячется. Чтобы погубить другого, он сначала губит себя
самого. Колдун вершит один. Ведуны скрывают тайны, чтоб невежда не
испортил творимое, друг друга же не чуждаются. Мудрая старуха Анея знает
тайны доброго делания.
нашептывают нужные слова: зарок удваивает силу трав.
в лесу сухие деревья и тащат их, готовя погребальный костер. Опыт научил,
сколько надобно дров для сожжения тела. Сколько тел - в два раза больше
сажен сухих дров.
варящихся снадобий не приносят облегчения Всеславу. Ему кажется, что узкая
трубочка, подобно соломинке, вставлена в затвердевшее горло. Лицо воеводы
синее, опухоль обезобразила губы и щеки. На голой груди и шее вены
надулись веревками. Дышать! Невыразимо страданье не боли - бессилья.
горшка в горшок. Навар меняет цвет, светлеет; или это только кажется при
неверном свете костров?
Тонко отполированная, каменно-твердая кость успела покрыться сеткой
трещинок, истерлась серебряная оковка - от древности рог сделался еще
дороже.
матерого тура сняли этот рог. Изнутри края окружает серебряная бахрома, ее
волоски загнуты вниз, чтобы задержать травинки, плавающие в целебном
отваре.
сто пар сапог истоптал, пока не взойдешь на костер! Испей силы Сварога!
возвращает рог. Не могут помочь травы, не помогло и заклятие, написанное
на роге причудливыми черточками, кружочками, углами.
зеленую глубину, то поднимается, расталкивает руками серо-грязные тяжкие
льдины, видит сизо-черное небо. Потом опять уходит в неподвижную зелень
глубин и вновь поднимается к безрадостной поверхности, не удивляясь тому,
как мягки льдины, как тепла вода, в которой плавает лед.
небо, которого не видит. Свистящий хрип кажется почти криком. Он обречен.
Ведуны переглядываются: завтра на погребальный костер взойдет восьмое
тело.
соберутся все десять князь-старшин, придут слобожане, будут думать. Колот
не желал Всеславу смерти, они были друзьями. Колот жалеет, что не
подготовился к смерти друга: он сам хочет сделаться вождем слободы. И он
размышляет, кого из князь-старшин, кого из слобожан подговорить, чтобы
назвали его имя.
уголком сердца, где женщина и в старости целомудренно хранит понимание
тайн любви, она горестно жалеет Всеслава. В нем соединяются высшие
качества мужчины, и племя теряет во Всеславе лучшего защитника, который
еще не свершил великого подвига.
в заботах о вожде слобожан забыла неразумного сына. Добыча его никому не
нужна, никто не оспорит ее у воина. Ратибор не развязал ткани, закрывшие
тело хазаринки. Смерть уже потушила очи - пусть они останутся такими, как
он увидел их впервые.
умереть! Ничто не совершено из замыслов, которые он таит. Страшна не
смерть, - горько, как сок болиголова, сознание несвершения желанного.
противник. Он хочет смять смерть, схватить. Он тоже душит, ломает. Черные
когти впиваются в горло, он отрывает их. Ему кажется, что под его пальцами
ломаются чьи-то кости.
испуганно глядит на борьбу с невидимым. Всеслав хрипит, слышатся
непонятные слова. Кажется, что он срывает с себя нечто. Вот он берется за
голову, обеими руками поворачивает ее вправо, влево. Ладони сползают, жмут
ребра. От черноты тела волосы на груди кажутся золотыми.
Он говорит:
Воевода пьет... Пьет!
сильному. Не подобает кричать от радости там, где лежат мертвые. Весть о
победе воеводы передается, бежит, как огонь по траве, в глубину леса, к
самому дальнему слобожанину.
заботливо приказал:
обнаженным железом устрашают злое, ведуны подбрасывают в пламя пахучую
освященную смолу.
в градах узнали: в Заросье ходят степняки. И, готовясь к обороне,
князь-старшины приказывали, кому из мужчин идти слободе в помощь, кому
остаться для защиты града.
разом выдували мехом величиной с ворота: слобода бьется со Степью! Спешили
градские дружинники, боясь опоздать.
степных людей и взяли богатую добычу. Называли имена убитых в бою
слобожан. И стали градские собираться к слободе.
владения племени извилисты, чужой не сразу сумеет проникнуть сквозь лесные
чащи, овраги, а напрямик через леса, разделяющие возделанные поляны, тоже
нет хода: хуже ветролома мешают умно устроенные засеки поваленных
деревьев. Вольные люди собирались без понуждения. Обычай рожден жизнью, он
для россичей сильнее писаных законов, измышленных в те же годы владыками
персов, римлян, готов и прочих людей.
трава, дерево и куст. И человек... Зная неизбежность смерти, постигнув
неизбежность уничтожения всего живого, россичи не примирялись с
прекращением собственных дней. Здесь ни привычка, ни равнодушие не смиряли
людей. Тесная любовная связь семей и поколений, познание жизни как
высшего, ни с чем не сравнимого блага сумели породить, как меч породил
доспех, а стрела - щит, желание жить после смерти. Беспощадное вторжение
смерти, чувство горчайшей утраты, сердечная святость земных связей, земной
любви издревле родили у россичей убеждение во временности разлуки. За
погребальным костром всех ждали встреча и вечный союз.
страстей... Не только это - усопшие делались хранителями живых и
покровителями рода.
мужчин, его пламя очищает душу воина. На верх строения уложили дорогу, по
ней возносили тела. На грудь клали щит, в ноги - колчан со стрелами, лук.
Справа - копье, слева - меч, как при жизни, так и в небе, В головах