и взгляд его был устремлен вверх, к круглому отверстию, через которое
видно было голубое небо.
чужих людей, в душном полумраке незнакомого жилища, оно поистине иссушает
душу и тело.
только бурый войлок юрты, тусклое пламя очага да хищные наконечники копий
печенежской стражи, которые покачивались у входа. Часы сливались в
непрерывную сонную череду, и лишь нити солнечных лучей, с трудом
пробивавшиеся сквозь дыры в обшивке юрты, возвещали о приходе нового дня.
Перед вечером молчаливые печенежские воины вволакивали большой медный
котел с вареной бараниной, вносили бурдюки с водой и кобыльим молоком -
еду и питье на грядущий день. И только ночью, в полной темноте, послов
выводили, окружив стражей, за пределы печенежского стана на прогулку. За
три недели послы узнали о жизни печенегов не больше, чем увидели в первый
день...
снова привели в большой белый шатер. Трехнедельное ожидание завершилось
разговором, который продолжался не дольше, чем требовалось проворному
человеку, чтобы переобуться.
труды и тревоги посольства:
пришли к согласному решению воевать с хазарами. Пусть князь Святослав
начнет, а печенеги поспешат к хазарским границам из тех мест, где их
застанет известие о его походе. Да погибнут наши общие враги!"
товарищам вызволением из подземной тюрьмы-поруба. Они жадно вдыхали
степной воздух, жмурили отвыкшие от солнечного света глаза, горячили
застоявшихся коней.
опасностей?
берегу речки Прони, ступив на русскую землю, десятник Вест вдруг сказал
юноше:
зачерпнули студеной пронской воды. Лют Свенельдович прикоснулся кончиком
ножа к запястьям новых побратимов. Алые капли крови скатились в чашу,
замутив прозрачную воду. Десятник Вест и Алк по очереди отпили из чаши:
сначала старший побратим, за ним - младший, и Лют торжественно произнес:
Отныне и вечно!
копьями дружинников. Для отрока Алка это была дорога в дружинное братство.
востоком, о том, что немочно терпеть больше хазарские разбои на границах,
на Руси говорили давно. Пришло время превращать слова в действие.
жестоким городом.
как скот, иудейским и мусульманским купцам, и навечно пропадали страдальцы
в неведомых землях.
подвластных народов безжалостными хазарскими тадунами [тадун - сборщик
дани].
оврагам и долинам степных речек, обрушивались огнем и мечом на беззащитные
земледельческие селения.
неизбывной, и только немногие, мудрые и дальновидные, уже догадывались,
что сама Хазария тяжело больна, а награбленное чужое богатство придает ей
лишь внешний блеск, но не исцеляет внутренние недуги.
покатилась к упадку, теряя прежнюю силу и завоеванные земли.
нее напали арабы? Каган, правитель Хазарии, склонил голову перед
чужеземной грозной силой, принял из рук халифа урезанную власть, отдал
себя под защиту наемной гвардии мусульман-арсиев...
когда против Кагана подняли мятеж своенравные хазарские беки? Могучий и
честолюбивый бек Обадий объявил себя царем, а Каган превратился в
почитаемого чернью, но безвластного затворника кирпичного дворца в центре
Итиля...
беки? Она разъединила людей, оттолкнула от Хазарии могучего союзника -
Византию, разрушила связи с христианскими и мусульманскими странами...
столетии, когда начали таять, как весенний снег под жаркими лучами солнца,
некогда огромные хазарские владения? Крым перешел под власть Византии.
Степи между Волгой и Доном заняли печенеги. С востока наступали
кочевники-гузы, и раскосые всадники на лохматых лошадях набегали на
коренные хазарские области в низовьях Волги. Глухо роптали болгары,
готовые поддержать любого врага Хазарии. Стремились к самостоятельности
вожди аланов в предгорьях Северного Кавказа. Владения Хазарии сжимались,
как сохнущая кожа, и в конце концов у нее остался небольшой треугольник
степей между низовьями Волги и Дона и побережье Азовского моря. Жалкие
остатки прежнего могущества...
Хазарии? Может, настоящая причина совсем в другом - в самой сущности этого
государства-грабителя, живущего чужим добром?
кормились и одевались за счет соседних народов, изнуряя их данями,
разбойничьими набегами, торговыми пошлинами. В городе Итиле пересекались
торговые пути, а самим хазарам нечего было предложить иноземным купцам,
кроме рабов да белужьего клея. На рынках Итиля торговали болгарскими
соболями, русскими бобрами и лисицами, мордовским медом, хорезмскими
тканями, персидской посудой, византийским оружием. Из рук в руки
переходили серебряные монеты с непонятными хазарам надписями.
неизвестно какой веры и какого племени пришельцы из дальних стран,
привлеченные обманчивым блеском богатства, которое текло мимо, не
задерживаясь в Хазарии. Люди точно бы жили рядом, но не вместе - каждый по
своей вере и по своим обычаям. Отдельными были базары, бани, кладбища. Как
будто стены Итиля замкнули в свое кольцо несколько разных городов, и
жители их понимали друг друга не лучше, чем пришельцы из дальних стран.
местом временного обитания. С наступлением весны они уходили со своими
юртами и стадами в степи, на знаменитые Черные земли в долине реки Маныча,
к Дону и к Волге, и кочевали там до осени.
город...
разноязыких, разноплеменных, внутренне разобщенных людей?
богу и называли просто "Каган", не прибавляя имени. Божественная сила
Кагана будто бы оберегала Хазарию от бедствий.
остальным городом остров соединялся только мостом, возле которого всегда
стояла стража. Только управитель дворца - кендер-каган - и
привратник-чаушиар удостаивались чести лицезреть Кагана. Даже царь,
предводитель войска и полновластный правитель Хазарии, допускался во
дворец лишь изредка. Остальным людям запрещалось приближаться к красным
дворцовым стенам.
коне он проезжал по улицам и площадям столицы, а позади ровными рядами
следовали гвардейцы-арсии в кольчугах и чеканных нагрудниках, в железных
шлемах, с копьями и кривыми мечами - все десять тысяч арсиев, составлявших
наемное войско. Встречные падали ниц в дорожную пыль, будто ослепленные
солнцем, закрывали глаза и не поднимали головы раньше, чем Каган проедет
мимо. Ужасной была участь тех, кто осмеливался нарушить обычай, оскорбить
божественного Кагана своим взглядом. Арсии пронзали дерзких копьями и
оставляли лежать у дороги. Никто не осмеливался унести и похоронить их.
Выбеленные солнцем кости так и оставались на обочине, и люди осторожно
обходили их, ужасаясь дерзновенности поступка. Как можно осмелиться
взглянуть в лицо Кагана?
Никто не знал, где именно он похоронен. Для мертвого Кагана строили
большой дворец за городом. В каждой из двадцати комнат дворца, одинаково
украшенных шелковой парчой, рыли могилы. Самые близкие слуги Кагана
вносили тело во дворец и плотно закрывали за собой дверь. Спустя некоторое
время следом за ними входили молчаливые арсии с широкими секирами в руках
Шломо Вульф
Андреев Николай
Доставалов Александр
Свержин Владимир
Доценко Виктор
Херберт Фрэнк