хотели было сопровождать его, он приказал остаться, а сам медленно
направился к доминиканцам.
и духовенство устраивало ему торжественную встречу. Но на этот раз
Браницкий захотел явиться к братии неожиданно; и когда он появился у
ворот, и привратник заметил и узнал его, он поднял такой трезвон, что все
монахи повыбегали из своих келий, как будто на пожар. В монастыре
поднялась невообразимая суматоха.
запыхавшийся, вспотевший настоятель и при виде гетмана в отчаянии
всплеснул руками.
на одну минуточку - поговорить об одном деле. Проводите меня в свою келью.
Я не отниму у вас много времени...
привлеченная звоном у ворот, то гетмана, старавшегося принять веселый вид,
с почетом проводили до помещения настоятеля и здесь оставили их вдвоем.
его чем-нибудь прохладительным от убогих запасов монастыря, но гетман
поблагодарил его и, оглянувшись, сказал:
мой давний слуга, егермейстер; я хотел бы устроить ему хорошие похороны.
Не знаю уж, чья тут вина, но он за что-то был в обиде на меня. Вдова от
меня ничего не примет. Поэтому я и прошу вас теперь же заняться
погребением, не считаясь с ними; я плачу за все... Но обо мне ни слова...
во веки веков... Духовенство совершит погребение, не входя ни в какие
денежные переговоры с семьей покойного, и ксендз-распорядитель займется
устройством погребальной процессии.
посредничестве...
спросил:
замешательстве опустил голову и, помолчав, тихо сказал:
совести, если бы Бог во славу свою взял его от нас, то это было бы лучше,
чем продолжить его жизнь нам на горе.
нее в костел и проповеди с кафедры.
настоятель, - его можно бы было поставить в пример младшим, если бы не
странные заблуждения, в которые он иногда впадает, и от которых одно
спасенье - принудить его к молчанию.
гетман, - если я попрошу вас провести меня к бедному старику? Сочтите это
просто грешным любопытством светского лица.
превосходительства, но... такое любопытство, если не грешное, то во всяком
случае не скромное. Это - забава, от которой слезы навертываются на глаза,
потому что разум человеческий сходит с прямого пути.
видел? - возразил Браницкий.
заблуждение, - заметил настоятель.
может быть, он произведет на вас неприятное впечатление, потому что старик
находится в таком состоянии, когда люди не желают и не умеют ни к кому
отнестись с почтением. Зачем же вашему превосходительству подвергаться
этому?
сказал:
его имело недовольное и озабоченное выражение.
проводил его до нее. Шепнул только, что хотел бы предупредить старика о
посещении такого почетного гостя.
настоятель отворил дверь в нее; в глубине маленькой, полутемной кельи
гетман различил старого, сгорбленного, совершенно лысого монаха, стоявшего
на коленях перед распятием со сложенными руками и молившегося. У ног его
лежал череп мертвеца.
казалось, не слушал его и не обращал на него внимания; прошло довольно
много времени, прежде чем он, склонившись головой до самой земли, медленно
поднялся, и гетман увидел перед собою совершенно дряхлого, высохшего, но
не от лет, а от жизни монаха в сильно поношенной одежде, который,
поглядывая на дверь, искал его взглядом.
выказывали по отношению к такому высокому сановнику все, не исключая и
духовных лиц; вошедший был в глазах монаха не гетман, а грешник и ближний.
аскета, который, живя на свете, не принадлежит свету. Следы добровольного
умерщвления тела и небесных восторгов рисовались на его лице, внушая
уважение и тревогу, а взгляд его имел в себе такую твердость и силу духа,
что ничто не могло ему противиться. Глубоко запавшие, но живые глаза,
смотрели ясным взглядом, проникавшим до глубины души и, казалось, видевшим
то, что было скрыто для всех. В линии крепко сжатых губ была горечь и
большая доброта, вернее, большое сострадание к людям, и печаль, вызванная
зрелищем их ошибок и неправедной жизни. На его лбу, покрытом так же, как и
все лицо, мелкими морщинками, лежала печать задумчивости, окутывавшая его,
как бы облаком.
настоятель, обеспокоенный предстоящим свиданием и как бы предчувствуя,
каким оно будет, поклонился Браницкому и, знаком объяснив ему, что будет
поджидать его неподалеку, вышел в коридор.
оглядел его с ног до головы, и еще яснее обозначилось на его лице
выражение сострадания.
гетман, приближаясь к нему.
напомнил бы мне; поэтому не бойтесь, что я совершил ошибку, не приветствуя
вас, как надлежит. Но чего же вы хотите от меня?
вам нужно, я вам дать не могу, а то, что я вам могу дать, не будет для вас
утешением!!!
света, и мною, ушедшим из него, нет ничего общего. Я не понимаю вас, вы -
меня! Что мне до вас, и что вам до меня? Утешения, утешения! - говорил он.
- А заслужили ли вы его?
исповеди, а грешите ежечасно, основываете монастыри, строите костелы, но
все это для людей, а не для славы Божией; раздаете милостыню, чтобы стоны
бедных не прерывали вашего блаженного сна; целуете руки у ксендзов, чтобы
они позволяли вам грешить и не осуждали. Ну, что же, может быть, вы и сыны
костела, но сыны Бога... сомневаюсь...
Бога на земле.
вы бы все стали еретиками. Костел никого не принуждает и многое оставляет
на разрешение совести, с которою вы входите в компромиссы.
прямо.
душах; вы знаете, что я несчастлив; я пришел к вам за советом и утешением.
меня все: и богатство, и уважение людей, и сила большая, какую только
может дать свет... а здесь (он ударил себя в грудь) - пустота и мука.
будете в состоянии изменить, зачем же попусту бросать слова, которые не