тем его братья, потом отец и мать, простившись с ним перед исчезновением
Потом бесследно исчезли все люди и города из его окружения и воспомина-
ний, и наконец из этого совершенно чужого мира исчез и он сам, как будто
бы ночью, во время сна, он превратился в какого-то совсем другого чело-
века, лицо которого, мелькнувшее перед ним в зеркале, испугало его так
же, как если бы он увидел собственную мать или сес росшую бородой У то-
го, другого, были красные глаза и стеклянные ногти, а один ус - седой
видел свою покойную сестру, но и она в этих снах каждый раз теряла
что-то в своем облике, так хорошо знакомом Бранковичу, а взамен получала
новые черты, незнакомые и чужие Они достались ей от какой-то неизвестной
особы, которая дала ей прежде всего голос, потом цвет волос, зубы, так
что в конце концов оставались лишь руки, которые обнимали Бранковича все
более и более страстно Все остальное уже не было ею. И вот однажды
ночью, которая была такой тонкой, что два человека, один из которых сто-
ял во вторнике, а второй в среде, могли через нее пожать друг другу ру-
ки, она пришла к нему преображенной совершенно, такой прекрасной, что от
ее красоты весь мир вокруг замер. Она обняла его руками, на каждой из
которых было по два больших пальца Он едва не сбежал от нее из своего
сна, но потом сдался и сорвал, как персик с ветки, одну из ее грудей
После этого он снимал с нее, как с дерева, каждый свой день, а она дари-
ла ему каждый раз новые плоды, все слаще и слаще, и так он спал с ней
дни напролет в разных снах, как делают это другие люди со своими налож-
ницами в нанятых на ночь домах Но в ее объятиях он никогда не мог опре-
делить, какую из ее рук с двумя большими пальцами он чувствует на своем
теле, потому что разницы между ними не было. Однако эта любовь в снови-
дениях истощала его наяву, причем так сильно, что он просыпался почти
полностью выжатым из своих снов в собственную постель Тогда она пришла к
нему и в последний раз сказала
еще встретимся в какой-нибудь другой жизни
Бранковичу, или же его двойнику из сна, с седым усом, куросу, в которого
Бранкович превращался, пока спал. Потому что во сне он давно уже не
чувствовал себя Аврамом Бранковичем. Он чувствовал себя совсем другим,
тем самым, у которого стеклянные ногти. В своих снах он уже много лет не
хромал, как наяву. По вечерам казалось ему, что его будит чья-то уста-
лость, так же как с утра он ощущал сонливость оттого, что кто-то где-то
чувствует себя выспавшимся, вполне пробудившимся и бодрым. Веки его тя-
желели всегда, когда где-то раскрывались чьи-то чужие глаза. Его и нез-
накомца соединяют друг с другом сообщающиеся сосуды силы и крови, и эта
сила переливается из одного в другого так же, как переливают вино, чтобы
оно не скисло. Чем больше один из них ночью во время сна отдохнул и наб-
рался сил, тем больше те же самые силы покидали другого, оставляя место
усталости и сну. Самое страшное было - неожиданно заснуть посреди улицы
или в другом неподходящем месте, будто этот сон не сон, а отклик на
чье-то пробуждение в тот момент. Недавно случилось с киром Аврамом так,
что он, наблюдая лунное затмение, уснул, причем столь неожиданно и быст-
ро, что, видно, тут же окунулся в сон, где его избивали плеткой, и он
сам потом не верил, что, падая, уже спящим, рассек себе лоб на том самом
месте, по которому пришелся во сне один из ударов...
шение к тому делу, которым господарь Бранкович и мы, его слуги, занима-
емся уж несколько лет. Речь идет об одном глоссарии или же азбуке, кото-
рую я бы назвал "Хазарским словарем". Над этим словарем он работает без
устали, преследуя особые цели. В Царьград из Зарандской жупании и из Ве-
ны для Бранковича прибыли восемь верблюдов, нагруженных книгами, и все
время прибывают новые и новые, так что он отгородился от мира стеной
словарей и старых рукописей. Я знаю толк в красках, чернилах и буквах,
влажными ночами я нюхом распознаю каждую букву и, лежа в своем углу, чи-
таю по запахам целые страницы неразмотанных запечатанных свитков, кото-
рые сложены где-нибудь на чердаке под самой крышей. Кир Аврам же больше
всего любит читать на холоде, в одной рубахе, дрожа всем телом, и только
то из прочитанного, что, несмотря на озноб, овладевает его вниманием, он
считает достойным запоминания, и эти места в книге он отмечает. Каталог,
который Бранкович собрал при своей библиотеке, охватывает тысячи листов
на различные темы: от перечня вздохов и восклицаний в старославянских
молитвах до списка солей и чаев и огромного собрания волос, бород и усов
самых различных цветов и фасонов живых и мертвых людей всех рас. Госпо-
дарь наклеивает их на стеклянные бутыли и держит у себя как своего рода
музей старинных причесок. Его собственные волосы в этой коллекции не
представлены, однако он приказал вышить ими на нагрудниках, которые он
всегда носит, свой герб с одноглазым орлом и девизом:
но главное внимание его приковано к составлению (что он держит в строгой
тайне) азбуки, вернее, словаря о крещении хазар ? - давно исчезнувшего
племени с берегов Черного моря, которое имело обычай хоронить своих по-
койников в лодках. Это должен быть некий перечень биографий или сборник
житий всех, кто несколько сот лет назад участвовал в обращении хазар в
христианскую веру, а также тех, после кого остались какие-либо более
поздние записи об этих событиях. Доступ к "Хазарскому словарю" имеем
только мы - два его писаря,- я и Теоктист Никольски. Такая предосторож-
ность связана, видимо, с тем, что Бранкович здесь, в частности, рассмат-
ривает и различные ереси, не только христианские, но и еврейские, и ма-
гометанские, и наш патриарх из Печской патриархии, который каждый август
на день успения святой Анны перечисляет все анафемы, безусловно, одну из
них предназначил бы киру Авраму, знай он, что тот задумал.
дии ?, христианских святых и миссионерах, которые с греческой стороны
участвовали в крещении хазар. Особую трудность для него, однако, состав-
ляет то, что он не может внести в эту азбуку еврейского и арабского
участников обращения хазар, а они тоже причастны к этому событию и к по-
лемике, которая тогда велась при дворе хазарского кагана ?. Об этом ев-
рее и арабе он не только не смог узнать ничего, кроме того, что они су-
ществовали, но их имена не встречаются ни в одном из доступных ему гре-
ческих источников, где говорится о хазарах. В поисках еврейских и арабс-
ких свидетельств о крещении хазар его люди побывали в монастырях Валахии
и в подвалах Царьграда, и сам он приехал сюда, в Царьград, для того,
чтобы здесь, откуда некогда в хазарскую столицу для крещения хазар были
посланы миссионеры Кирилл и Мефодий, найти рукописи и людей, которые
этим занимаются. Но грязной водой колодца не промоешь, и он не находит
ничего! Бранкович не может поверить, что лишь он один интересуется хаза-
рами и что в прошлом этим не занимался никто вне круга тех христианских
миссионеров, которые оставили сообщения о хазарах со времен святого Ки-
рилла. Я уверен, утверждает он, что кто-то из дервишей или еврейских
раввинов, конечно же, знает подробности о жизни еврейского или арабского
участника полемики, однако ему никак не удается найти такого человека в
Царьграде, а может, они не хотят говорить о том, что им известно. Бран-
кович предполагает, что наряду с христианскими источниками существуют не
менее полные арабские и еврейские источники об этом народе и его обраще-
нии, но что-то мешает людям, знающим это, встретиться и связать в одно
целое свои знания, которые только вместе могли бы дать ясную и полную
картину всего, что относится к этому вопросу.
рано останавливаю свои мысли и поэтому они созревают во мне лишь до по-
ловины и высовываются только до пояса...
тельному делу, по-моему, объяснить нетрудно. Господарь Бранкович занима-
ется хазарами из самых эгоистических побуждений. Он надеется таким обра-
зом избавиться от сновидений, в которые заточен. Курос из его снов тоже
интересуется хазарским вопросом, и кир Аврам знает это лучше нас.
Единственный способ для кира Аврама освободиться из рабства собственных
снов - это найти незнакомца, а найти его он может только через хазарские
документы, потому что это единственный след, который ведет его к цели.
Мне кажется, что так же думает и тот, другой. Таким образом, их встреча
неизбежна, как встреча тюремщика и заключенного. Поэтому и неудиви-
тельно, что кир Аврам в последнее время так усердно упражняется со своим
учителем на саблях... Куроса своего он ненавидит так, что, кажется, гла-
за бы ему выпил, как птичьи яйца. Как только до него доберется... Вот
что можно предположить, однако, если это безосновательно, то следует
вспомнить слова Аврама Бранковича об Адаме и его успешный опыт с Петку-
тином. В таком случае он представляет опасность, и то, что он собирается
сделать, может иметь непредвиденные последствия, причем в таком случае
"Хазарский словарь" для Бранковича это лишь подготовительный, письмен-
ный, этап к активным действиям в жизни...
виче. О последних днях своего господина Саваст, однако, не мог донести
никому, потому что и господарь, и слуга были убиты однажды в среду, об-
лаченную в туманы и заплутавшую где-то в Валахии. Запись об этом событии
оставил другой слуга Бранковича - уже упоминавшийся мастер сабельного
боя Аверкие Скила. Эта запись выглядит так, как будто Скила писал концом
своей сабли, обмакивая ее в чернильницу, стоящую на земле, а бумагу при-
держивал сапогом.
Скила, - палас Аврам собрал нас в своем большом зале с видом на три мо-
ря. Дул ветер: зеленый с Черного моря, голубой, прозрачный - с Эгейско-
Русанов Владислав
Аникина Наталья
Андреев Николай
Посняков Андрей
Корнев Павел
Каменистый Артем