ветром. Последние холмы раздвинулись, и широкая синяя долина до горизонта
открылась впереди. Дорога сразу растекалась на много путей, и лошади пошли,
затанцевали прямо по свежей, еще не выгоревшей траве. Может быть, тогда и
началась песня без слов...
широкими серпами первую весеннюю пшеницу. Едущий рядом с сотником молодой
азат снял шапку, подставил ветру бритую крашеную голову с темной гривкой
волос, оставленной посередине. И потом запел, совсем тихо вначале...
пшеницу. А под горой через широкую синюю долину идет войско. Вечный воитель
Ростам впереди, и яростным солнцем полыхает его меч. Железно-телый -- ему
имя, шкура тигра -- одежда. Судьба предопределила быть ему опорой Кеева
трона... Дрожит Туран -- пристанище черного Ахримана. Ревут карнаи -- боевые
трубы. Вслед за Ростамом, затмевая день, плывут знамена витязей Эрана.
Могучий слон на знамени -- это Туе, прародитель Спендиатов, от каждого удара
которого плачет целое туранское селение. Солнце и луна на знаменах, под
которыми Фарибурз с Густахмом. Хищнопенного барса голову везет Шидуш,
похожий на горный кряж. Полные грозной отваги, едут они: Гураз, чей знак --
кабан, доблестный Фархад со знаком буйвола, Ривниз -- с зеленоглазым тигром,
открывшим пасть. Как жемчужина светла ромейская рабьшя на ратном знамени
удалого Бижана. Волк матерый с капающей изо рта кровью венчает стяг его отца
-- старого Гива. И золотой лев -- знак дома неистового Гударза здесь...
лапой эранского льва валятся туранские витязи. И вот уже горячей кровью
благороднейшего из них -- П Ирана наполняет чашу старый Гу-дарз. И выпивает
всю чашу в память павших сыновей и внуков...
прародитель царя царей Эрана, ведет их. Быстрее мысли настигают туранцев
доблестные мечи, быкоголовые палицы вбивают их в землю...
Это было только перечисление в походном порядке древних Кеевых воителей с
краткой боевой характеристикой. Первая строчка запева подхватывалась всеми и
дважды повторялась уже вместе со второй, завершающей. Но было во всем что-то
необъяснимое, вечное, трагически предопределенное. Бронза древних страстей
плавилась в глухом громе копыт, качании горизонта, буйных вскриках и свисте.
Сердце рвалось куда-то, растворяясь в сладких языческих ритмах. И нельзя
было, не хотелось уже сдерживаться...
родная тетка, у которой жил он по смерти родителей, академия, Тыква и
пахнущая травой рабыня Пула, мар Бобовай и даже тоненькая ромейская девочка
с коричневым пятнышком у брови. А мар Бар-Саума на своем табурете в углу
стал вдруг маленьким и очень старым...
ударяли копыта, качался горизонт. Она не уходила и ночью врывалась в сны,
вместе с кровью приливала к сердцу Авраама. Даже когда пришли к Тигру и
многовесельньш царский тайяр заскользил, опережая красноватую воду, песня
осталась. Она мешала разглядывать реку, которой он никогда не видел, и стала
затихать лишь тогда, когда он спрятался за воротом с канатами и развернул
полоску египетской бумаги...
Бронзовые удары языка пехлеви, гром копыт и буйный свист сгущались на
светлой папирусной глади. Он помнил каждый шорох, каждый порыв ветра в поле.
Неслышная тень упала на бумагу. Авраам поднял голову...
Большая рука с печатью на перстне протянулась, взяла ее, приблизила к
тяжелым усам. Потом рука положила песню снова на колени. Перс важно,
утверждающе кивнул головой.
пахла рыбой и пиленым деревом. Они обгоняли связанные веревками барки с
таврским
местах не гребли, а подтягивались, ровными кругами укладывая канаты на
палубах. Перед их тайяром с царским знаком орла впереди сразу раздвигались
плавучие мосты. Все больше становилось на реке мелких лодок. Тайяр ударял их
медным носом, если не успевали отойти в сторону. Одна лодка перевернулась, и
человек хватался за днище, поддерживая тонущую козу. Коза кричала детским
голосом...
Вода стала совсем красной. Азаты молча смотрели в сторону далекого пожара, и
глаза их тоже были красными. Так и слилось к утру дымное огнище с
поднимающимся солнцем.
военную трубу на носу тайяра. После полудня впереди вдруг сверкнуло так, что
невозможно стало смотреть. Он понял, что это Ктесифон -- стольный город
Кеев.
каналах. Еще полночи ехали потом черными дорогами к имению эрандиперпата.
Качались и качались ветки в небе, голова клонилась к невидимой лошадиной
шее. В темноте гремели решетки ворот, бесплотные тени глядели в лицо
каждому. Раб с факелом вел его узкими коридорами, другой сзади нес книги. В
зале с синеющим потолком оставили его. Он помнил, что приклонил голову на
книгу, и снова переливалась вода в свете факелов...
брови круто изгибались к вискам.
Авраама. Военная куртка была на нем и мягкие кавказские сапоги внатяжку.
Короткий арийский меч висел на поясе. И спрашивал он отрывисто, с арийским
звоном в голосе.
ночью. Рядами шли ниши, и все были заполнены книгами, свитками, глиняными
пластинами с письменами древних. У одной только стены было в пять раз больше
книг, чем во всей библиотеке мар Бобовая.
черно-белую клетку доска и костяные фигуры. Он видел эту арийскую игру
"Смерть царя". Ди-перан Фаруд, которому помогал он переписывать христиан
Нисибина, играл всегда в нее с другим персом.
посмотрел ожидающе. Авраам растерянно покачал головой.
не прикрыто щитом... Шахрадары на слонах тоже бьют по своим линиям наискось.
А это ратх -- башня на колесах. Она идет на приступ прямо или сдвигается в
стороны... Сильнее всех Фируз -- победитель, Рука Царя...
бьет всех и во все стороны.
костяного воителя:
Светлолицым и одет так же. Только глаза были холодные, и брови не
изгибались, а напрямую срастались над крепким костистым носом. Фигуры он
двигал резко, не долго думая.
звериными знаками на кулонах, а третий -- арийский жрец в красной хламиде.
Увидев Авраама, эрандиперпат удивленно приподнял брови:
ковровую завесу. Его испугал красный маг -- огнепоклонник. Серые яркие глаза
под выпуклым лбом скользнули по одежде, кресту, остановились на лице
Авраама. Спокойная внимательность
скрыть своих мыслей...