реками текут шарабаны, коляски, кареты и верховые к мосту через Нил, на
катанье, гремят в садах оркестры... Но вот по людным широким тротуарам,
никого и ничего не замечая, идут бедуины - худые, огнеглазые, высокие, -
и на их чугунных лицах - алый отблеск жаркого заката. Их тонкие, сухие,
почти черные ноги голы от колен до больших жестких башмаков. Лица гроз-
ны, головы женственны: на головы накинуты и висят по плечам кэфии -
большие платки из черно-синей шерсти, а сверх платков лежит двойной об-
руч, два черных шерстяных жгута. На теле рубаха до колен, подпоясанная
шалью, на рубахе - теплая безрукавка, а сверх всего - абая, шерстяная
пегая хламида, грубая, тяжелая с короткими .рукавами, но такая широкоп-
лечая, такая свободная, что рукава, спускаясь, достигают до кистей ма-
леньких лиловых рук. И царственно-гордо выгнуты тонкие шеи, обмотанные
шелковыми платками, и небрежно опирается левая рука с серебряным
перстнем на мизинце на рукоятку огромного ятагана, засунутого за пояс...
ны желтого Мокатамского кряжа. Ему уже тысяча триста лет. Он основан
"милостью и велением Бога". Фостат - его первое имя - значит палатка. У
подошвы Мокатама был Новый Вавилон, основанный еще при фараонах выходца-
ми из Вавилона Халдейского. Настало время, когда над миром восторжество-
вала грозная и дикая мощь Ислама. Амру, полководец Омара, пришел к Нилу
и взял Вавилон. В его палатке свила гнездо голубка. Уходя, Амру оставил
палатку, дабы не трогать гнезда. И на этом месте зачался "Победоносный",
Великий Каир.
кофейнями, столиками, табуретами, людьми, ослами, собаками и верблюдами.
Его сказочники и певцы, повествующие о подвигах Али, зятя пророка, из-
вестны всему миру. Его шахматисты и курильщики молчаливы и мудры. Его
базары равны шумом и богатством базарам Стамбула и Дамаска. В нем полты-
сячи мечетей, а вокруг него, в пустыне, - сотни тысяч могил. Мечети и
минареты царят надо всем. Мечети плечисты, полосаты, как абаи, все в ог-
ромных и пестрых куполах-тюрбанах. Минареты высоки, узорны и тонки, как
пики. Это ли не старина? Стары и погосты его, стары и голы. Там, среди
усыпальниц халифов, среди усыпальниц мамелюков и вокруг полуразрушенной
мечети Амру, похожей на громадную палатку, - вечное безмолвие песков и
несметных рогатых бугорков из глины, усыпляемое жалобною песнью пустын-
ного жаворонка или пестрокрылых чекканок. Но вот проходит и звонко и
страстно кричит по узким и шумным коридорам базаров и улиц сожженная
нуждою и зноем женщина, со спутанными черными волосами, босая, в одной
полинявшей кубовой рубахе. Все достояние ее в козе, которую она ведет за
собою, - в старой козе с длинной шелковисто-черной шерстью, с длинными
колокольцами-ушами и горбатым носом. Женщина кричит, предлагая подоить
эту козу и за грош напоить "сладким молоком" всякого желающего. И вся
старина сарацинского Каира тонет в аравийской древности этого крика. А
когда смотришь на мечети Каира и на его погосты, то думаешь о том, что
мечети его сложены из порфира мемфисских храмов и гранита разрушенных
пирамид, что дорога мимо погостов ведет по пустыне к обелиску Гелиопо-
ля-Она. И тогда и от европейского Каира и от Каира мусульманского мысль
уносится к древнему царству фараонов, видя вдали каменные мощи этого
царства - пирамиды Гизе и Саккара...
ира, утвержденной на выступе скал Мокатама, на запад, на восток и на се-
вер, - на город, занявший необозримую долину под цитаделью. Подошел и
предложил свои услуги какой-то милый и тихий человек в темном балахоне и
белой чалме. Он прежде всего показал мне колодец халифа Юсуфа. Но что же
это за старина? Колодец глубок, как преисподняя, и только. Камни цитаде-
ли постарше - они из малых пирамид Гизе!
пустыне, рисовались фиолетовые конусы самых старых пирамид и среди них -
ступенчатая пирамида Аписов: Ко-Комех - "пирамида черного быка". Внутри
она уже разрушается, а снаружи полузасыпана песками. Она даже не из кам-
ня, а из кирпичей нильского ила. Она на тысячу лет древнее великой пира-
миды Хуфу. А близ нее - Серапеум, бесконечные черностенные катакомбы,
высеченные в скалах. И, взглянув в сторону Серапеума, я забыл на минуту
все окружающее. Ах, как пышно-прекрасны были эти "земные воплощения бога
Нила", эти мощные траурные быки - черные, с белым ястребом на спине, с
белым треугольником на лбу! Как мрачно-торжественны были их погребальные
галереи и гигантские саркофаги из гранита!
бесшумно перебирая легкими босыми ногами, привел меня к северной стене,
к другому обрыву, и опять стал указывать на море серого огромного горо-
да, теряющегося в пыли под нами.
кам горячее мутное солнце. Пирамиды Гизе были ближе и левей его: они
мягко и четко выделялись среди этих пепельных дюн фиолетовыми конусами.
Необъятное пространство между небом, пустыней и долиной Каира было все в
пыльно-золотистом блеске. Солнце опускалось все ниже, белый шлем, кото-
рый я держал в руках, стал алеть. С минаретов понеслись к бледному без-
донному небу древне-печальные прославления Бога. Летучие мыши дрожащими
зигзагами зареяли вокруг: они любят теплые вечера, катакомбы, пустынные
скалы...
лифов. Они всеми забыты, приходят в ветхость. Там в усыпальнице Каид-Бея
окна горят такой цветной мозаикой, равной которой нет на земле. Там есть
два камня из Мекки - один сиреневый, другой розовый - и на них следы Ма-
гомета. Но что Каид-Бей и Магомет! За могилами халифов, среди песков,
уходящих до Красного моря, на самой окраине холмов Иудейских, есть оаз,
где, по слову Осии, "тернии и волчцы выросли на жертвенниках Израиля",
где с землею сровнялись следы города, более славного и древнего, чем са-
мый Мемфис, - следы Она-Гелиополя, Бет-Шемеса, по-еврейски, - "Дома
Солнца". Это было средоточие культа Гора и высшей жреческой мудрости.
Усиртесен Первый пять тысяч лет тому назад воздвиг перед онийским храмом
Солнца, самым чтимым в древнем мире, свои обелиски из розовых гранитов и
украсил их золотыми наконечниками. В дни патриархов Иосиф, сын Иакова,
женился в Оне на дочери первосвященника Потифера - "посвященного Солн-
цу"; Моисей, воспитавшийся там, основал на служении Изиде служение Иего-
ве; Солон слушал первый рассказ о потопе; Геродот - первые главы исто-
рии, Пифагор - математику и астрономию; Платон, проведший в академии Она
тринадцать лет, - презрительно-грустные слова: "Вы, эллины, - дети"; в
Оне жила сама Богоматерь с младенцем...
нет. Мириады веселых огней рассыпаются по темнеющей долине Каира. Со
всех сторон обступает Каир африканская душная ночь. Из тьмы неведомых
горячих стран пролагает свой путь священная река, источники которой зна-
ли лишь жрецы Саиса. Неведомые экваториальные созвездия поднимаются от-
туда, - и звездное небо принимает "вид лучистых алмазов на черно-бархат-
ном покрове гроба". Черное! Сколько тут черного! Черны были палатки та-
инственных азиатских кочевников, "царей-пастухов", несметной ратью охва-
тившие некогда Египет на целых пятьсот лет. Черны были Аписы Мемфиса.
Черным гранитом лоснились скаты пирамиды Хуфу. "Семусином" - черно-пла-
менным ураганом песков - прошел по Египту Камбиз, до основания разрушив
и Он и Мемфис, и это в его полчищах семусин пожрал в один день полторас-
та тысяч жизней на пути к черной Нубии! И вот тогда-то и дохнуло на Еги-
пет дыхание смерти, и "помутилось солнце его от пыли сражений и от куре-
ний жрецов, и прибег он к идолам и чародеям и к вызывающим мертвых"...
ревушки Матариэ, среди оаза, что питается родником Айн-Шемес - "Солнеч-
ным источником", - одиноко стоит десятисаженный обелиск, на треть уто-
нувший в земле, изъеденный иероглифами и облепленный гнездами ос. А в
Ливийской пустыне сонные змеи песков бегут и бегут во входы пирамид, уже
давно пустующих. Мумии из гробниц и пирамид Саккара выкинул еще Камбиз.
Пустой саркофаг из базальта, найденный в пирамиде Менкери, потонул вмес-
те с кораблем в океане, на пути в Британию. Пустой огромный саркофаг
стоит и в Великой пирамиде. Кто тот, что покоился в ней? Хуфу? Копты го-
ворят: нет, Саурид, живший за три века до потопа и от потопа сохранивший
в ней и свой труп, и все сокровища египетской мудрости... В те долгие
века, когда умерший Египет пребывал в тишине и забвении, пришли в его
пустыни новые завоеватели, арабы, пробили, после долгих исканий, уже
ободранную Великую пирамиду и в гробовой тьме, по узким проходам, веду-
щим в сердце пирамиды, проникли, в надежде на клады, в покой человека,
умершего в начале мира. Но, озарив факелами заблестевшие, как черный
лед, шлифованно-гранитные стены этого покоя, в ужасе отступили: посреди
него стоял прямоугольный и тоже весь черный саркофаг. В нем лежала мумия
в золотой броне, осыпанной драгоценными камнями, и с золотым мечом у
бедра. На лбу же мумии красным огнем горел громадный карбункул, весь в
письменах, непонятных ни единому смертному...
столиками, шумной и людной, как ярмарка.
стояла одуряющая духота. Что же было в решетчатых ложах, где помещаются
гаремы? Подняли под музыку занавес - и в глубине сцены открылся плакат:
лиловая ночь и пребольшая луна над лиловым силуэтом города, состоящего
из одних пальм и мечетей и четко отраженного в бледно-лиловой реке. На