шишками. Хмель покрывал, как будто сетью, вершину всего этого пестрого
собрания дерев и кустарников и составлял над ними крышу, напялившуюся на
плетень и спадавшую с него вьющимися змеями вместе с дикими полевыми ко-
локольчиками. За плетнем, служившим границею сада, шел целый лес
бурьяна, в который, казалось, никто не любопытствовал заглядывать, и ко-
са разлетелась бы вдребезги, если бы захотела коснуться лезвеем своим
одеревеневших толстых стеблей его.
так сильно билось, что он сам испугался. Пола его длинной хламиды, каза-
лось, прилипала к земле, как будто ее кто приколотил гвоздем. Когда он
переступал плетень, ему казалось, с оглушительным свистом трещал в уши
какой-то голос: "Куда, куда?" Философ юркнул в бурьян и пустился бежать,
беспрестанно оступаясь о старые корни и давя ногами своими кротов. Он
видел, что ему, выбравшись из бурьяна, стоило перебежать поле, за кото-
рым чернел густой терновник, где он считал себя безопасным и пройдя ко-
торый он, по предположению своему, думал встретить дорогу прямо в Киев.
Поле он перебежал вдруг и очутился в густом терновнике. Сквозь терновник
он пролез, оставив, вместо пошлины, куски своего сюртука на каждом ост-
ром шипе, и очутился на небольшой лощине. Верба разделившимися ветвями
преклонялась инде почти до самой земли. Небольшой источник сверкал, чис-
тый, как серебро. Первое дело философа было прилечь и напиться, потому
что он чувствовал жажду нестерпимую.
Явтух.
бя, да за ноги... И мерзкую рожу твою, и все, что ни есть на тебе, побил
бы дубовым бревном".
рать ту дорогу, по какой шел я: прямо мимо конюшни. Да притом и сюртука
жаль. А сукно хорошее. Почем платил за аршин? Однако ж погуляли до-
вольно, пора домой.
даст мне пфейферу, - подумал он. - Да, впрочем, что я, в самом деле? Че-
го боюсь? Разве я не козак? Ведь читал же две ночи, поможет бог и
третью. Видно, проклятая ведьма порядочно грехов наделала, что нечистая
сила так за нее стоит".
Ободривши себя такими замечаниями, он упросил Дороша, который пос-
редством протекции ключника имел иногда вход в панские погреба, вытащить
сулею сивухи, и оба приятеля, севши под сараем, вытянули немного не пол-
ведра, так что философ, вдруг поднявшись на ноги, закричал: "Музыкантов!
непременно музыкантов!" - и, не дождавшись музыкантов, пустился среди
двора на расчищенном месте отплясывать тропака. Он танцевал до тех пор,
пока не наступило время полдника, и дворня, обступившая его, как водится
в таких случаях, в кружок, наконец плюнула и пошла прочь, сказавши: "Вот
это как долго танцует человек!" Наконец философ тут же лег спать, и доб-
рый ушат холодной воды мог только пробудить его к ужину. За ужином он
говорил о том, что такое козак и что он не должен бояться ничего на све-
те.
ноги, сказал:
говаривал с своими провожатыми. Но Явтух молчал; сам Дорош был неразго-
ворчив. Ночь была адская. Волки выли вдали целою стаей. И самый лай со-
бачий был как-то страшен.
показавшие, как мало заботился владетель поместья о боге и о душе своей.
Явтух и Дорош по-прежнему удалились, и философ остался один. Все было
так же. Все было в том же самом грозно-знакомом виде. Он на минуту оста-
новился. Посредине все так же неподвижно стоял гроб ужасной ведьмы. "Не
побоюсь, ей-богу, не побоюсь!" - сказал он и, очертивши по-прежнему око-
ло себя круг, начал припоминать все свои заклинания. Тишина была страш-
ная; свечи трепетали и обливали светом всю церковь. Философ перевернул
один лист, потом перевернул другой и заметил, что он читает совсем не
то, что писано в книге. Со страхом перекрестился он и начал петь. Это
несколько ободрило его: чтение пошло вперед, и листы мелькали один за
другим. Вдруг... среди тишины... с треском лопнула железная крышка гроба
и поднялся мертвец. Еще страшнее был он, чем в первый раз. Зубы его
страшно ударялись ряд о ряд, в судорогах задергались его губы, и, дико
взвизгивая, понеслись заклинания. Вихорь поднялся по церкви, попадали на
землю иконы, полетели сверху вниз разбитые стекла окошек. Двери сорва-
лись с петлей, и несметная сила чудовищ влетела в божью церковь. Страш-
ный шум от крыл и от царапанья когтей наполнил всю церковь. Все летало и
носилось, ища повсюду философа.
да читал как попало молитвы. И в то же время слышал, как нечистая сила
металась вокруг его, чуть не зацепляя его концами крыл и отвратительных
хвостов. Не имел духу разглядеть он их; видел только, как во всю стену
стояло какое-то огромное чудовище в своих перепутанных волосах, как в
лесу; сквозь сеть волос глядели страшно два глаза, подняв немного вверх
брови. Над ним держалось в воздухе что-то в виде огромного пузыря, с ты-
сячью протянутых из середины клещей и скорпионьих жал. Черная земля ви-
села на них клоками. Все глядели на него, искали и не могли увидеть его,
окруженного таинственным кругом.
и скоро раздались тяжелые шаги, звучавшие по церкви; взглянув искоса,
увидел он, что ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого челове-
ка. Весь был он в черной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались
его засыпанные землею ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступа-
ясь. Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Хома,
что лицо было на нем железное. Его привели под руки и прямо поставили к
тому месту, где стоял Хома.
сонмище кинулось подымать ему веки.
он и глянул.
сколько ни было, кинулись на философа. Бездыханный грянулся он на землю,
и тут же вылетел дух из него от страха.
гномы. Испуганные духи бросились, кто как попало, в окна и двери, чтобы
поскорее вылететь, но не тут-то было: так и остались они там, завязнувши
в дверях и окнах. Вошедший священник остановился при виде такого посрам-
ления божьей святыни и не посмел служить панихиду в таком месте. Так на-
веки и осталась церковь с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, об-
росла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет те-
перь к ней дороги.
о такой участи философа Хомы, то предался целый час раздумью. С ним в
продолжение того времени произошли большие перемены. Счастие ему улыбну-
лось: по окончании курса наук его сделали звонарем самой высокой коло-
кольни, и он всегда почти являлся с разбитым носом, потому что деревян-
ная лестница на колокольню была чрезвычайно безалаберно сделана.
рий Горобець, который в то время был уже философ и носил свежие усы.
нем его душу!
правами, так что на нем и шаровары, и сюртук, и даже шапка отзывались
спиртом и табачными корешками, в ту же минуту изъявил готовность.
поставил перед ним третью кружку. - Знатный был человек! А пропал ни за
что.
ялся, то бы ведьма ничего не могла с ним сделать. Нужно только, перек-
рестившись, плюнуть на самый хвост ей, то и ничего не будет. Я знаю уже
все это. Ведь у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, - все
ведьмы.
язык его не мог произнести ни одного слова, он осторожно встал из-за
стола и, пошатываясь на обе стороны, пошел спрятаться в самое отдаленное
место в бурьяне. Причем не позабыл, по прежней привычке своей, утащить
старую подошву от сапога, валявшуюся на лавке.
--------
именем называется у малороссиян начальник гномов, у которого веки на
глазах идут до самой земли. Вся эта повесть есть народное предание. Я не
хотел ни в чем изменить его и рассказываю почти в такой же простоте, как
слышал. (Прим. Н.В.Гоголя.)
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Суворов Виктор
Корнев Павел
Афанасьев Роман