какая! Спать я легла такая гордая, такая веселая, так сердце билось, что
сделалась маленькая лихорадка и я всю ночь бредила о "Севильском
цирюльнике"
тут-то было. Он почти совсем перестал. Так, один раз в месяц, бывало,
зайдет, и то только с тем, чтоб в театр пригласить. Раза два мы опять потом
съездили. Только уж этим я была совсем недовольна. Я видела, что ему просто
жалко было меня за то, что я у бабушки в таком загоне, а больше-то и
ничего. Дальше и дальше, и нашло на меня: и сидеть-то я не сижу, и
читать-то я не читаю, и работать не работаю, иногда смеюсь и бабушке
что-нибудь назло делаю, другой раз просто плачу. Наконец, я похудела и чуть
было не стала больна. Оперный сезон прошел, и жилец к нам совсем перестал
заходить; когда же мы встречались - все на той же лестнице, разумеется, -
он так молча поклонится, так серьезно, как будто и говорить не хочет, и уж
сойдет совсем на крыльцо, а я все еще стою на половине лестницы, красная
как вишня, потому что у меня вся кровь начала бросаться в голову, когда я с
ним повстречаюсь.
приходит и говорит бабушке, что он выхлопотал здесь совсем свое дело и что
должно ему опять уехать на год в Москву. Я, как услышала, побледнела и
упала на стул как мертвая. Бабушка ничего не заметила,а он, объявив, что
уезжает от нас, откланялся нам и ушел.
решилась. Завтра ему уезжать, а я порешила, что все кончу вечером, когда
бабушка уйдет спать. Так и случилось. Я навязала в узелок все, что было
платьев, сколько нужно белья, и с узелком в руках, ни жива ни мертва, пошла
в мезонин к нашему жильцу. Думаю, я шла целый час по лестнице. Когда же
отворила к нему дверь, он так и вскрикнул, на меня глядя. Он думал, что я
привидение, и бросился мне воды подать, потому что я едва стояла на ногах.
Сердце так билось, что в голове больно было, и разум мой помутился. Когда
же я очнулась, то начала прямо тем, что положила свой узелок к нему на
постель, сама села подле, закрылась руками и заплакала в три ручья. Он,
кажется, мигом все понял и стоял передо мной бледный и так грустно глядел
на меня, что во мне сердце надорвало.
человек бедный; у меня покамест нет ничего, даже места порядочного; как же
мы будем жить, если б я и женился на вас?
могу жить у бабушки, что убегу от нее, что не хочу, чтоб меня булавкой
пришпиливали, и что я, как он хочет, поеду с ним в Москву, потому что без
него жить не могу. И стыд, и любовь, и гордость - все разом говорило во
мне, и я чуть не в судорогах упала на постель. Я так боялась отказа!
меня за руку.
слезы, - послушайте. Клянусь вам, что если когда-нибудь я буду в состоянии
жениться, то непременно вы составите мое счастие; уверяю, теперь только
одни вы можете составить мое счастье. Слушайте: я еду в Москву и пробуду
там ровно год. Я надеюсь устроить дела свои. Когда ворочусь, и если вы меня
не разлюбите, клянусь вам, мы будем счастливы. Теперь же невозможно, я не
могу, я не вправе хоть что-нибудь обещать. Но, повторяю, если через год это
не сделается, то хоть когда-нибудь непременно будет; разумеется - в том
случае, если вы не предпочтете мне другого, потому что связывать вас
каким-нибудь словом я не могу и не смею.
не говорить об этом ни слова. Так он захотел. Ну, вот теперь почти и
кончена вся моя история. Прошел ровно год. Он приехал, он уж здесь целые
три дня и, и...
силами, - ни слуху ни духу...
закрывшись руками, зарыдала так, что во мне сердце перевернулось от этих
рыданий.
бога, не плачьте! Почему вы знаете? может быть, его еще нет ...
было условие, тогда еще, В тот вечер, накануне отъезда: когда уже мы
сказали все, что я вам пересказала, и условились, мы вышли сюда гулять,
именно на эту набережную. Было десять часов; мы сидели на этой скамейке; я
уже не плакала, мне было сладко слушать то, что он говорил... Он сказал,
что тотчас же по приезде придет к нам и если я не.откажусь от него, то мы
скажем обо всем бабушке. Теперь он приехал, я это знаю, и его нет, нет!
со скамейки в совершенном отчаянии. - Скажите, Настенька, нельзя ли будет
хоть мне сходить к нему?..
напишите письмо.
потупив голову и не смотря на меня.
идею. - Но, знаете, Настенька, какое письмо! Письмо письму рознь и...Ах,
Настенька, это так! Вверьтесь мне, вверьтесь! Я вам не дам дурного совета.
Все это можно устроить! Вы же начали первый шаг - отчего же теперь...
же, нет; вы, наконец, вправе, потому что он вам обещал. Да и по всему я
вижу, что он человек деликатный, что он поступил хорошо, - продолжал я, все
более и более восторгаясь от логичности собственных доводов и убеждений, -
он как поступил? Он себя связал обещанием. Он сказал, что ни на ком не
женится, кроме вас, если только женится; вам же он оставил полную свободу
хоть сейчас от него отказаться... В таком случае вы можете сделать первый
шаг, вы имеете право, вы имеете перед ним преимущество, хотя бы, например,
если б захотели развязать его от данного слова...
факт все оправдывает, пишите просто:
счастлива надеждой; виновата ли я, что не могу теперь вынести и дня
сомнения? Теперь, когда уже вы приехали, может быть, вы уже изменили свои
намерения. Тогда это письмо скажет вам, что я не ропщу и не обвиняю вас. Я
не обвиняю вас за то, что не властна над вашим сердцем; такова уж судьба
моя!
нетерпеливые строки. Вспомните, что их пишет бедная девушка, что она одна,
что некому ни научить ее, ни посоветовать ей и что она никогда не умела
сама совладеть с своим сердцем. Но простите меня, что в мою душу хотя на