началась вся история этого процесса, месяцев пять тому назад нашел случай
побывать у Ихменевых. Старик, любивший своего милого Алешу как родного
сына, почти каждый день вспоминавший о нем, принял его с радостию. Анна
Андреевна вспомнила про Васильевское и расплакалась. Алеша стал ходить к
ним чаще и чаще, потихоньку от отца; Николай Сергеич, честный, открытый,
прямодушный, с негодованием отверг все предосторожности. Из благородной
гордости он не хотел и думать: что скажет князь, если узнает, что его сын
опять принят в доме Ихменевых, и мысленно презирал все его нелепые
подозрения. Но старик не знал, достанет ли у него сил вынести новые
оскорбления. Молодой князь начал бывать у них почти каждый день. Весело
было с ним старикам. Целые вечера и далеко за полночь просиживал он у них.
Разумеется, отец узнал, наконец, обо всем. Вышла гнуснейшая сплетня. Он
оскорбил Николая Сергеича ужасным письмом, все на ту же тему, как и прежде,
а сыну положительно запретил посещать Ихменевых. Это случилось за две
недели до моего к ним прихода. Старик загрустил ужасно. Как! Его Наташу,
невинную, благородную, замешивать опять в эту грязную клевету, в эту
низость! Ее имя было оскорбительно произнесено уже и прежде обидевшим его
человеком... И оставить это все без удовлетворения! В первые дни он слег в
постель от отчаяния. Все это я знал. Вся история дошла до меня в
подробности, хотя я, больной и убитый, все это последнее время, недели три,
у них не показывался и лежал у себя на квартире. Но я знал еще... нет! я
тогда еще только предчувствовал, знал, да не верил, что кроме этой истории
есть и у них теперь что-то, что должно беспокоить их больше всего на свете,
и с мучительной тоской к ним приглядывался. Да, я мучился, я боялся
угадать, боялся верить и всеми силами желал удалить роковую минуту. А между
тем и пришел для нее. Меня точно тянуло к ним в этот вечер!
ли болен? Что долго не ходил? Я виноват перед тобой: давно хотел тебя
навестить, да все как-то того... - И он опять задумался.
Говорил я тогда, предостерегал, - не послушался! Гм! Нет, брат Ваня: муза,
видно, испокон веку сидела на чердаке голодная, да и будет сидеть. Так-то!
заговорил бы он со мной о голодной музе. Я всматривался в его лицо: оно
пожелтело, в глазах его выражалось какое-то недоумение, какая-то мысль в
форме вопроса, которого он не в силах был разрешить. Был он как-то порывист
и непривычно желчен. Жена взглядывала на него с беспокойством и покачивала
головою. Когда он раз отвернулся, она кивнула мне на него украдкой.
Анну Андреевну.
вопросом. - Сейчас сама выйдет на вас поглядеть. Шутка ли! Три недели не
видались! Да чтой-то она у нас какая-то стала такая, - не сообразишь с ней
никак: здоровая ли, больная ли, бог с ней!
отрывисто, - здорова. Так, в лета входит девица, перестала младенцем быть,
вот и все. Кто их разберет, эти девичьи печали да капризы?
что-нибудь между ними?" - подумал я в страхе.
критику пишет?
потом подошла ко мне и молча протянула мне руку. Губы ее слегка
пошевелились; она как будто хотела мне что-то сказать, какое-то
приветствие, но ничего не сказала.
страхом. Как переменилась она в три недели! Сердце мое защемило тоской,
когда я разглядел эти впалые бледные щеки, губы, запекшиеся, как в
лихорадке, и глаза, сверкавшие из-под длинных, темных ресниц горячечным
огнем и какой-то страстной решимостью.
видал я ее такою, как в этот роковой день. Та ли, та ли это Наташа, та ли
это девочка, которая, еще только год тому назад, не спускала с меня глаз и,
шевеля за мною губками, слушала мой роман и которая так весело, так
беспечно хохотала и шутила в тот вечер с отцом и со мною за ужином? Та ли
это Наташа, которая там, в той комнате, наклонив головку и вся загоревшись
румянцем, сказала мне: да.
старушка перекрестилась.
она. - Сходи, Наташенька, сходи, помолись, благо близко! Да и прошлась бы
заодно. Что взаперти-то сидеть? Смотри, какая ты бледная; ровно сглазили.
тихо, почти шепотом. - Я... нездорова, - прибавила она и побледнела как
полотно.
принесла. Помолись, Наташенька, помолись, чтобы тебе бог здоровья послал, -
уговаривала Анна Андреевна, робко смотря на дочь, как будто боялась ее.
беспокойством всматриваясь в лицо дочери, - мать правду говорит. Вот Ваня
тебя и проводит.
подошла к фортепиано, взяла шляпку и надела ее; руки ее дрожали. Все
движения ее были как будто бессознательны, точно она не понимала, что
делала. Отец и мать пристально в нее всматривались.
подует; смотри, какая ты бледненькая. Ах! да ведь я и забыла (все-то я
забываю!) - л`адонку я тебе кончила; молитву зашила в нее, ангел мой;
монашенка из Киева научила прошлого года; пригодная молитва; еще давеча
зашила. Надень, Наташа. Авось господь бог тебе здоровья пошлет. Одна ты у
нас.
на той же ленточке была привешена только что сшитая л`адонка.
когда-то я тебя каждую ночь так крестила на сон грядущий, молитву читала, а
ты за мной причитывала. А теперь ты не та стала, и не дает тебе господь
спокойного духа. Ах, Наташа, Наташа! Не помогают тебе и молитвы мои
материнские! - И старушка заплакала.
быстро воротилась назад и подошла к отцу. Грудь ее глубоко волновалась.
задыхающимся голосом и опустилась перед ним на колени.
поступка. Несколько мгновений отец смотрел на нее, совсем потерявшись.
он наконец, и слезы градом хлынули из глаз его. - Отчего ты тоскуешь?
Отчего плачешь и день и ночь? Ведь я все вижу; я ночей не сплю, встаю и
слушаю у твоей комнаты!.. Скажи мне все, Наташа, откройся мне во всем,
старику, и мы...
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Березин Федор
Бажанов Олег
Никитин Юрий
Афанасьев Роман