группа длинноволосых свирепых индейцев, гарцующих на диких скакунах, у их
вождя неизменно перекинута через седло белая женщина в прозрачном одеянии и
с таким бюстом, что позавидовала бы любая современная кинозвезда. Во всех
музеях эта картина почти одна и та же- разница только в числе изображенных
индейцев и в пышности груди их жертвы. Это, конечно, очень поучительная
картина, но меня всегда озадачивало одно: почему рядом с ней не висят другие
произведения искусства, которые изображали бы цивилизованных белых людей,
уносящихся на скакунах с соблазнительной индеанкой. Такое ведь случалось так
же часто (если не чаще), как и похищение белых женщин. История тогда бы
получила любопытное освещение. Но тем не менее эти вдохновенные, но плохо
написанные картины умыкания имеют одну интересную черту. Сделанные для того,
чтобы представить индейцев в самом невыгодном свете, они преуспели лишь в
одном: мужественные и красивые люди производят очень сильное впечатление.
Больно сжимается сердце при мысли, что они истреблены. Путешествуя по
Патагонии, я страстно искал предметы, некогда принадлежавшие индейцам, и
расспрашивал всех об этом народе. Все рассказы, к сожалению, оказались на
один лад и ничего мне не дали, а что касается предметов, то оказалось, что
лучшего места, чем пингвинья столица, найти было нельзя.
трудных съемок и пили вино, сидя у очага, я (с помощью Марии) спросил
сеньора Уичи, много ли индейских племен жило в этих краях. Свой вопрос я
сформулировал очень осторожно, так как мне говорили, что в жилах Уичи течет
индейская кровь, и я не знал, гордится он этим или нет. Губы Уичи тронула
добрая улыбка, и он сказал, что в окрестностях его эстансии обитало самое
большое в Патагонии индейское племя и что там, где теперь живут пингвины, до
сих пор можно найти следы пребывания индейцев. Я нетерпеливо спросил, что
это за следы. Уичи снова улыбнулся, встал и исчез в своей темной спальне.
Было слышно, как он выдвинул что-то из-под кровати. Через минуту он вышел и
поставил на стол ящик. Сняв крышку, он вывалил содержимое ящика на белую
скатерть, и у меня перехватило дыхание.
сравнению с этим все они были ничто. Уичи вывалил на стол целую кучу изделий
из камня всех цветов радуги. Здесь были всевозможные наконечники для стрел
-- от маленьких, величиной с ноготь мизинца, изящных и хрупких на вид, до
больших, с куриное яйцо. Здесь были ложки из морских раковин, разрезанных
надвое и тщательно отшлифованных; длинные изогнутые каменные лопаточки,
чтобы доставать из раковин съедобных моллюсков; наконечники для копий с
острыми, как бритва, краями; шары от болеадорас, круглые, как бильярдные,
только с желобками для ремешков, которыми они связывались; они были столь
совершенны и обработаны с такой точностью, что просто не верилось, как все
это можно было сделать без помощи токарного станка. Здесь были и чисто
декоративные предметы: раковины, аккуратно просверленные и служившие
серьгами, ожерелья из красиво подобранных желтовато-зеленых камней, похожих
на нефрит, нож из тюленьей кости, который явно служил украшением, а не для
дела. На нем был несложный, но вырезанный с большой точностью узор.
стрел были совсем крохотные, и казалось невероятным, что они вытесаны из
камня, но стоило поднести их к свету, и можно было увидеть мельчайшие
щербинки от скалывания. Еще более невероятным было то, что края каждого
наконечника, даже самого крошечного, были иззубрены, чтобы он лучше вонзался
в жертву. Рассматривая предметы, я поражался их цвету. На пляже, близ
колонии пингвинов, почти все камни были коричневые или черные -- чтобы найти
камень красивого цвета, надо было потрудиться. И все же для изготовления
каждого наконечника, даже самого маленького, подбирался красивый камень. Я
разложил на скатерти все наконечники для стрел и копий, и они лежали,
поблескивая, словно красивые листья какого-то сказочного дерева. Тут были
наконечники красные с темно-красной, похожей на засохшую кровь прожилкой;
зеленые, покрытые тончайшим беловатым узором; бледно-голубые, словно
сделанные из перламутра; желтые и белые, испещренные синими и черными
пятнышками в тех местах, где камня коснулись соки земли. Каждый наконечник
был настоящим произведением искусства: тщательно и ловко обтесан, заострен и
отшлифован и сделан из самого красивого камня, который только мог найти его
творец. Видно было, что каждый предмет сделан с большой любовью. И стоило
вспомнить, что эти изделия принадлежали грубым, некультурным, диким и
совершенно нецивилизованным индейцам, исчезновение которых, по-видимому,
никого не огорчило.
реликвиям и восторгаюсь ими. Он снова пошел в спальню и извлек оттуда еще
один ящик. В нем было какое-то необычное, тоже каменное, оружие,
напоминающее маленькие гантели: два шара неправильной формы, соединенные
ручкой. Эта штука весила около трех фунтов и была грозным оружием, которым
можно было легко раскроить человеку череп. Кроме него в ящике был еще один
предмет, обернутый в папиросную бумагу, которую Уичи снял с благоговением.
Предмет выглядел так, будто испытал на себе действие каменной дубинки. Это
был череп индейца, белый, как слоновая кость, с большим неровным отверстием
на темени.
его в тот уголок эстансии, где живут пингвины, он ищет индейские реликвии.
По-видимому, рассказывал он, индейцы очень часто посещали это место, но
зачем -- никто определенно не знает. По его мнению, ту обширную площадку, на
которой теперь гнездились пингвины, они использовали как своего рода арену.
На ней юноши упражнялись в стрельбе из лука, в метании копий и в искусстве
опутывать ноги дичи своими болеадорас. По ту сторону высоких песчаных дюн,
по словам Уичи, есть большие кучи пустых морских раковин. Я видел эти
большие белые кучи -- многие из них раскинулись на площади в четверть акра и
были фута в три высотой,-- но я так увлекался съемкой, что не задумывался,
отчего они здесь. По мнению Уичи, в этих местах было что-то вроде летнего
курорта, своеобразного индейского Маргейта <Известный английский курорт>.
Индейцы приходили сюда полакомиться сочными устрицами и креветками, которых
здесь великое множество, поискать среди гальки на пляже камни, из которых
они делали оружие, и поучиться владеть этим оружием. По какой же иной
причине на дюнах и на гальке -- всюду возвышаются здесь большие кучи пустых
раковин и кругом валяются во множестве наконечники для стрел и копий,
порванные ожерелья и попадаются даже пробитые черепа? Должен сказать, что
мнение Уичи показалось мне разумным, хотя, наверно, специалист-археолог
нашел бы какой-нибудь способ опровергнуть его. Я ужаснулся, подумав, сколько
же хрупких красивых наконечников для стрел было раздавлено колесами нашего
лендровера, когда мы весело раскатывали по пингвиньему городу, и решил, что
на следующий же день после съемок мы начнем искать наконечники для стрел.
часа, и поэтому все остальное время мы, скрючившись, ползали по дюнам в
поисках наконечников и прочих свидетельств того, что здесь пребывали
индейцы. Очень скоро я понял, что это совсем не так просто, как казалось
вначале. Уичи, напрактиковавшись за многие годы, умел издалека опознавать
изделия индейцев со сверхъестественной точностью.
носком ботинка на громадную кучу гальки. Я вглядывался туда, куда он
показывал, и не видел ничего, кроме обыкновенных необработанных обломков
скал.
наконечник в форме листа, который преспокойно лежал дюймах в пяти от моей
руки. Как только вам его показывали, он, конечно, уже настолько выделялся
среди камней, что оставалось только удивляться, как это вы раньше его не
заметили. Постепенно, за целый день поисков, мы приобрели сноровку, и кучка
наших находок стала расти. Но Уичи продолжал злорадно ходить за мной по
пятам и, пока я на корточках старательно обшаривал каждый дюйм, молча стоял
надо мной. Стоило мне подумать, что здесь ничего нет, как он нагибался и
поднимал три наконечника, которые я почему-то просмотрел. Это случалось с
такой монотонной регулярностью, что, потирая занемевшую спину, я уже начал
подозревать, а не прячет ли он наконечники в руке заранее, как фокусник, и
потом морочит мне голову, притворяясь, что нашел их. Но скоро я отбросил это
несправедливое подозрение, потому что он вдруг наклонился и показал мне
туда, где я шарил.
из гальки. Я глядел на камешек и не верил своим глазам. Потом я осторожно
потянул его и вытащил из-под камней превосходный желтый наконечник со
старательно иззубренным краем. Наружу он торчал всего на четверть дюйма, и
все же Уичи его заметил.
гальки, я вдруг споткнулся о что-то белое и блестящее. Наклонившись, я
поднял предмет, который, к моему удивлению, оказался красивым наконечником
для гарпуна. Он имел в длину около шести дюймов и был великолепно вырезан из
кости котика. Я позвал Уичи, и, когда тот увидел мою находку, глаза его
округлились. Он бережно взял ее у меня из рук, стер с нее песок и все вертел
и вертел в руках, радостно улыбаясь. Потом он сказал мне, что такой
наконечник -- большая редкость. Ему удалось найти всего один наконечник для
гарпуна, да и то настолько изуродованный, что его не стоило приобщать к
коллекции. С тех пор он безуспешно ищет и не может найти.
поиски. Я обошел дюну и очутился в долинке, украшенной несколькими сухими
узловатыми кустами. Тут я остановился прикурить сигарету и дать отдых ноющей
спине. Небо становилось розовым и зеленым, приближался час заката, и, если
не считать слабого плеска моря и шелеста ветра, здесь царили безмолвие и
покой. Я медленно брел по долинке и вдруг заметил впереди слабое движение.
Маленький волосатый броненосец, похожий на заводную игрушку, торопливо бежал
по гребню дюны, направляясь на поиски ужина. Я наблюдал за ним, пока он не
исчез за дюнами, а потом пошел дальше. Под одним кустом я, к своему
удивлению, наткнулся на пару пингвинов -- обычно они не роют нор в мелком
песке дюн. Но эта парочка по причинам, ведомым только им самим, выбрала
долину в дюнах и вырыла здесь круглую ямку, в которой, нахохлившись, сидел
Корнев Павел
Свержин Владимир
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Белогорский Евгений
Ильин Андрей