Чтение 8–й страницы книги ~Графиня Де Монсоро~

- Только трусы так попадают.

И, прыгнув вперед, он выбил из рук Келюса шпагу с такой силой, что она
отлетела на десять шагов в сторону. Однако Бюсси не удалось воспользоваться
плодами этой победы, так как в тот же миг на него с удвоенной яростью
обрушились д'О, д'Эпернон и Можирон. Шомберг перевязал рану, Келюс подобрал
шпагу, и Бюсси понял: сейчас он будет окружен, в его распоряжении остается
не более минуты, если за эту минуту он не доберется до стены - он погиб.

Бюсси отпрыгнул назад, положив расстояние в три шага между собой и своими
противниками; четыре шпаги устремились вослед и быстро догнали его, но
слишком поздно: он успел сделать еще один скачок и прислониться к стене. Тут
он остановился, сильный, как Ахилл или Роланд, встречая улыбкой бурю ударов
и проклятий, которые обрушились на его голову.

Внезапно он почувствовал, что лоб его покрылся испариной, а в глазах
помутилось.

Бюсси совсем позабыл о своей ране, и эти признаки близящегося обморока
напомнили ему о ней.

- Ага, ты слабеешь, - крикнул Келюс, учащая удары.

- Суди сам, - сказал Бюсси - вот, получай!

И эфесом шпаги он хватил Келюса в висок. От удара этой железной руки
миньон короля навзничь рухнул на землю.

И потом, возбужденный, разъяренный, словно дикий вепрь, который, отбросив
насевших на него собак, сам кидается на своих врагов, Бюсси издал яростный
вопль и ринулся вперед. Д'О и д'Эпернон отступили, Можирон поднял Келюса с
земли и поддерживал его; Бюсси каблуком сломал шпагу Келюса и колющим ударом
ранил д'Эпернона в предплечие. Одно мгновение казалось, что он победил. Но
Келюс пришел в себя, а Шомберг, несмотря на рану, присоединился к товарищам,
и снова четыре шпаги засверкали перед Бюсси. Бюсси вторично почувствовал
себя на краю гибели. Он напрягся до предела и, шаг за шагом, снова начал
отходить к стене. Ледяной пот на лбу, глухой звон в ушах, кровавая пелена,
застилающая глаза, - все свидетельствовало, что силы его исчерпаны. Шпага
ему не повиновалась, мысли путались. Вытянутой назад левой рукой он нащупал
стену и, прикоснувшись к ее холодной поверхности, почувствовал некоторое
облегчение, но тут, к его великому удивлению, стена подалась под его рукой.
То была не стена, а незапертая дверь.

Тогда Бюсси воспрянул духом и, понимая, что наступает решающий миг,
собрал последние остатки сил. Он так стремительно и с такой яростью атаковал
своих противников, что они либо опустили шпаги, либо отвели их в сторону.
Воспользовавшись этой мгновенной передышкой, Бюсси проскользнул в дверной
проем и, повернувшись, толкнул дверь резким ударом плеча. Щелкнул замок.
Теперь все было позади. Смертельная опасность миновала. Бюсси победил,
потому что сумел остаться в живых.

Затуманенным радостью глазом он прижался к дверному окошечку и сквозь
частую решетку увидел бледные, растерянные, злые лица своих врагов. Сначала
раздался глухой стук - это шпаги со всего маху вонзались в толстую
деревянную дверь, затем загремели крики бешенства и безрассудные вызовы. И
тогда Бюсси почувствовал, что земля уходит из-под ног и стена шатается. Он
сделал три шага вперед и оказался в какой-то прихожей, затем повернулся
кругом и упал навзничь па ступеньки лестницы. Ему показалось, что он падает
в глубокую, темную яму. И больше Бюсси ничего не чувствовал.

Глава 3

О ТОМ, КАК ИНОГДА БЫВАЕТ ТРУДНО ОТЛИЧИТЬ СОН ОТ ЯВИ

Прежде чем потерять сознание, Бюсси успел засунуть носовой платок под
рубашку и сверху прижать его перевязью от шпаги, соорудив таким образом
некое подобие повязки на глубокую и пылающую рану, откуда вытекала горячая
струя крови. Но к тому времени он уже потерял много крови, и обморок, о
котором мы рассказали в предыдущей главе, был неизбежен.

Однако то ли в возбужденном от боли и гнева мозгу раненого, несмотря на
глубокий обморок, все еще теплилось сознание, то ли обморочное состояние на
некоторое время сменилось лихорадкой, которая, в свою очередь, уступила
место новому обмороку, но вот что он увидел или что привиделось ему за этот
миг бодрствования или сна - мгновение сумерек, промелькнувшее между мраком
двух ночей.

Он лежит в какой-то комнате, обставленной мебелью резного дерева, стены
комнаты покрыты гобеленами с изображениями людей, потолок расписан. Люди на
гобеленах стоят в самых разнообразных позах: одни держат в руках цветы,
другие - копья; кажется, будто они вышли из стен и толпятся, пытаясь по
какой-то невидимой лестнице взобраться на потолок. В проеме между окнами
висит портрет женщины, напоенный светом, однако Бюсси чудится, что рамкой
портрету служит дверной наличник. Бюсси лежит неподвижно, словно прикованный
к своему ложу сверхъестественной силой, лишенный возможности даже
пошевелиться, утратив все свои чувства, кроме зрения, и с нежностью смотрит
на окружающие его человеческие фигуры. Его восхищают и жеманные улыбки дам с
цветами в руках, и неестественно бурный гнев кавалеров, вооруженных шпагами.
Видит он эти фигуры впервые или где-то они уже ему встречались? Этого он не
может понять, мыслям мешает ощущение тяжести в голове.

Вдруг ему кажется, что портрет ожил, восхитительное создание вышло из
рамы и приближается к нему; на женщине длинное белое платье, подобное
одеяниям ангелов, белокурые волосы волнами ниспадают на плечи, глаза под
густыми бархатистыми ресницами сверкают, как черная яшма, кожа настолько
тонка, что, кажется, можно увидеть, как под ней переливается кровь,
окрашивая ее в нежный розовый цвет. Дама с портрета сияет волшебной
красотой, ее протянутые руки манят Бюсси. Он судорожно пытается вскочить с
постели и упасть к ногам незнакомки, но его удерживают на ложе узы, подобные
тем, которые держат бренное тело в могиле, пока душа, пренебрегая земным
притяжением, возносится в небеса.

Это досадное чувство скованности заставляет Бюсси обратить внимание на
постель, где он лежит. Он видит великолепную кровать резного дерева, из тех,
что изготовлялись во времена Франциска I, балдахин у нее из белого шелка,
тканного золотом.

При виде женщины Бюсси перестает интересоваться фигурами на стенах и
потолке. Незнакомка с портрета становится для него всем, он пытается
разглядеть пустое место, которое должно было бы остаться в раме. Однако
какое-то облачко, непроницаемое для глаз, плавает перед рамой и скрывает ее
из виду, тогда Бюсси переносит свой взор на таинственное видение и весь
сосредоточивается на этом чудесном образе. Он пробует обратиться к нему с
мадригалом, которые имел обыкновение слагать в честь прекрасных дам.

Но внезапно женщина исчезает, чья-то темная фигура закрывает ее от Бюсси.
Эта фигура неуверенно движется вперед, вытянув перед собой руки, словно
игрок в жмурки, которому выпало водить.

Кровь ударяет в голову Бюсси, раненый приходит в такое неистовство, что,
будь он только в состоянии двигаться, он немедля бросился бы на непрошеного
гостя; по правде говоря, он даже пытается броситься, но не может пошевелить
ни рукой, ни ногой.

Пока Бюсси тщетно порывается встать с постели, к которой его словно
приковали, незнакомец говорит:

- Уже все? Я пришел наконец?

- Да, мэтр, - отвечает ему голос, такой нежный, что все фибры сердца
Бюсси трепещут, - вы можете снять повязку.

Бюсси силится приподнять голову, он хочет взглянуть, не даме ли с
портрета принадлежит этот дивный голос, но его попытка не увенчивается
успехом. В поле зрения Бюсси - только молодой, ладный мужчина, который,
повинуясь сделанному ему приглашению, снял с глаз повязку и растерянно
оглядывает комнату.

"Пусть убирается к дьяволу", - думает Бюсси. И хочет выразить свою мысль
словами или жестом, но ни голос, ни руки ему не повинуются.

- А, вот теперь я понимаю! - восклицает молодой мужчина, приближаясь к
постели. - Вы ранены, не так ли, мой любезный господин? Ну что ж, попробуем
вас заштопать.

Бюсси рад бы ответить, но знает, что для него это невозможно. Глаза его
застилает ледяной туман, и словно тысячи острых иголок впиваются в кончики
пальцев.

- Неужели рана смертельна? - слышит он все тот же нежный голос,
исполненный такого горестного сочувствия, что у Бюсси выступают на глазах
слезы, теперь уже он не сомневается - голос принадлежит даме с портрета.

- Еще не знаю, сударыня, минуту терпения, и я отвечу на ваш вопрос, -
говорит молодой мужчина, - а пока что он опять сознание потерял.

И это было все, что смог разобрать Бюсси, ему еще показалось, что он
слышит удаляющееся шуршание юбки, потом ему, словно раскаленным железом,
пронзили бедро, и последние искры сознания, еще тлевшие в его мозгу, разом
потухли.

Впоследствии Бюсси никак не мог определить, какое время продолжался его
обморок.

Когда он очнулся, холодный ветер обдувал ему лицо, слух царапали какие-то
хриплые и крикливые голоса. Он открыл глаза - посмотреть, не фигуры ли это с
гобеленов пререкаются с фигурами на потолке, и, рассчитывая найти портрет на
месте, завертел головой в разные стороны. Но не было ни гобеленов, ни
потолка, да и сам портрет исчез бесследно. Справа от Бюсси стоял мужчина в
серой блузе и повязанном вокруг пояса белом, замаранном кровью, переднике,
слева монах из монастыря святой Женевьевы, склонившись, поддерживал ему
голову, прямо перед Бюсси какая-то старуха бормотала молитвы.

Блуждающий взор молодого человека вскоре остановился на возвышавшейся
впереди каменной стене, скользнул вверх по ней, измеряя высоту, и раненый
узнал Тампль, угловую башню Бастилии. Холодное, блеклое небо над Тамплем
робко золотили первые лучи восходящего солнца.

Бюсси лежал просто-напросто на улице или, вернее, на краю рва, и этот ров
был рвом Тампля.

- Ax, благодарю вас, добрые люди, что взяли на себя труд принести меня