жали и жаловались на тысячу ладов. Охотники все еще спорили и рычали
друг на друга, словно какие-то человекоподобные земноводные. Ругань ви-
села в воздухе. Я видел их разгоряченные лица в искажающем, тускло-жел-
том свете ламп, раскачивавшихся вместе с кораблем. В облаках дыма койки
казались логовищами диких зверей. На стенах висели клеенчатые штаны и
куртки и морские сапоги; на полках кое-где лежали дробовики и винтовки.
Все это напоминало картину из жизни пиратов и морских разбойников былых
времен. Мое воображение разыгралось и не давало мне уснуть. Это была
долгая, долгая, томительная и тоскливая, очень долгая ночь.
последней. На другой день новый помощник Иогансен был изгнан капитаном
из его каюты и переселен в кубрик к охотникам. А мне велено было переб-
раться в крохотную каютку, в которой до меня в первый же день плавания
сменилось уже два хозяина. Охотники скоро узнали причину этих перемеще-
ний и остались ею очень недовольны. Выяснилось, что Иогансен каждую ночь
вслух переживает во сне все свои дневные впечатления. Волк Ларсен не по-
желал слушать, как он непрестанно что-то бормочет и выкрикивает слова
команды, и предпочел переложить эту неприятность на охотников.
день моего пребывания на шхуне "Призрак". Томас Магридж растолкал меня в
половине шестого не менее грубо, чем Билл Сайкс [4] будил свою собаку.
Но за эту грубость ему тут же отплатили с лихвой. Поднятый им без всякой
надобности шум - я за всю ночь так и не сомкнул глаз - потревожил ко-
го-то из охотников. Тяжелый башмак просвистел в полутьме, и мистер Маг-
ридж, взвыв от боли, начал униженно рассыпаться в извинениях. Потом в
камбузе я увидел его окровавленное и распухшее ухо. Оно никогда уже
больше не приобрело своего нормального вида, и матросы стали называть
его после этого "капустным листом".
вечера я взял из камбуза свое высохшее платье и теперь первым делом пос-
пешил сбросить с себя вещи кока, а затем стал искать свой кошелек. Кроме
мелочи (у меня на этот счет хорошая память), там лежало сто восемьдесят
пять долларов золотом и бумажками. Кошелек я нашел, но все его содержи-
мое, за исключением мелких серебряных монет, исчезло. Я заявил об этом
коку, как только поднялся на палубу, чтобы приступить к своей работе в
камбузе, и хотя и ожидал от него грубого ответа, однако свирепая отпо-
ведь, с которой он на меня обрушился, совершенно меня ошеломила.
чешь, чтобы тебе пустили из носу кровь? Если ты считаешь меня вором,
держи это про себя, а не то крепко пожалеешь о своей ошибке, черт тебя
подери! Вот она, твоя благодарность, чтоб я пропал! Я тебя пригрел, ког-
да ты совсем подыхал, взял к себе в камбуз, возился с тобой, а ты так
мне отплатил? Проваливай ко всем чертям, вот что! У меня руки чешутся
показать тебе дорогу.
должен признаться, что я, увернувшись от удара, выскочил из камбуза. Что
мне было делать? Сила, грубая сила, царила на этом подлом судне. Читать
мораль было здесь не в ходу. Вообразите себе человека среднего роста,
худощавого, со слабыми, неразвитыми мускулами, привыкшего к тихой, мир-
ной жизни, незнакомого с насилием... Что такой человек мог тут поделать?
Вступать в драку с озверевшим коком было так же бессмысленно, как сра-
жаться с разъяренным быком.
лая успокоить свое самолюбие. Но такое оправдание не удовлетворило меня,
да и сейчас, вспоминая этот случай, я не могу полностью себя обелить.
Положение, в которое я попал, не укладывалось в обычные рамки и не до-
пускало рациональных поступков - тут надо было действовать не рассуждая.
И хотя логически мне, казалось, абсолютно нечего было стыдиться, я тем
не менее всякий раз испытываю стыд при воспоминании об этом эпизоде, ибо
чувствую, что моя мужская гордость была попрана и оскорблена.
пешностью, что почувствовал острую боль в колене и в изнеможении опус-
тился на палубу у переборки юта. Но кок не стал преследовать меня.
возгласы. - А еще с больной ногой! Иди назад, бедняжка, маменькин сынок!
Не трону, не бойся!
ко оно имело свои последствия. Я накрыл стол в кают-компании и в семь
часов подал завтрак. Буря за ночь улеглась, но волнение было все еще
сильное и дул свежий ветер. "Призрак" мчался под всеми парусами, кроме
обоих топселей и бом-кливера. Паруса были поставлены в первую вахту, и,
как я понял из разговора, остальные три паруса тоже решено было поднять
сейчас же после завтрака. Я узнал также, что Волк Ларсен старается ис-
пользовать этот шторм, который гнал нас на юго-запад, в ту часть океана,
где мы могли встретить северо-восточный пассат. Под этим постоянным вет-
ром Ларсен рассчитывал пройти большую часть пути до Японии, спуститься
затем на юг к тропикам, а потом у берегов Азии повернуть опять на север.
чение. Покончив с мытьем посуды, я выгреб из печки в кают-компании золу
и вынес ее на палубу, чтобы выбросить за борт. Волк Ларсен и Гендерсон
оживленно беседовали у штурвала. На руле стоял матрос Джонсон. Когда я
двинулся к наветренному борту, он мотнул головой, и я принял это за ут-
реннее приветствие. А он пытался предостеречь меня, чтобы я не выбрасы-
вал золу против ветра. Ничего не подозревая, я прошел мимо Волка Ларсена
и охотника и высыпал золу за борт. Ветер подхватил ее, и не только я
сам, но и капитан с Гендерсоном оказались осыпанными золой. В тот же миг
Ларсен ударил меня ногой, как щенка. Я никогда не представлял себе, что
пинок ногой может быть так ужасен. Я отлетел назад и, шатаясь, присло-
нился к рубке, едва не лишившись сознания от боли. Все поплыло у меня
перед глазами, к горлу подступила тошнота. Я сделал над собой усилие и
подполз к борту. Но Волк Ларсен уже забыл про меня.
сен, наблюдавший все это с юта, послал двух матросов прибрать палубу.
другого свойства. Следуя указаниям кока, я отправился в капитанскую каю-
ту, чтобы прибрать ее и застелить койку. На стене, у изголовья койки,
висела полка с книгами. С изумлением прочел я на корешках имена Шекспи-
ра, Теннисона, Эдгара По и Де-Куинси. Были там и научные сочинения, сре-
ди которых я заметил труды Тиндаля, Проктора и Дарвина, а также книги по
астрономии и физике. Кроме того, я увидел "Мифический век" Булфинча,
"Историю английской и американской литературы" Шоу, "Естественную исто-
рию" Джонсона в двух больших томах и несколько грамматик - Меткалфа, Ги-
да и Келлога. Я не мог не улыбнуться, когда на глаза мне попался экземп-
ляр "Английского языка для проповедников".
мог не усомниться в том, что он способен читать их. Но, застилая койку,
я обнаружил под одеялом томик Браунинга в кембриджском издании - очевид-
но, Ларсен читал его перед сном. Он был открыт на стихотворении "На бал-
коне", и я заметил, что некоторые места подчеркнуты карандашом. Шхуну
качнуло, я выронил книгу, из нее выпал листок бумаги, испещренный гео-
метрическими фигурами и какими-то выкладками.
предположить, наблюдая его звериные выходки. И он сразу стал для меня
загадкой. Обе стороны его натуры в отдельности были вполне понятны, но
их сочетание казалось непостижимым. Я уже успел заметить, что Ларсен го-
ворит превосходным языком, в котором лишь изредка проскальзывают не сов-
сем правильные обороты. Если в разговоре с матросами и охотниками он и
позволял себе жаргонные выражения, то в тех редких случаях, когда он об-
ращался ко мне, его речь была точна и правильна.
шился сказать ему, что у меня пропали деньги.
расхаживает по палубе.
кок чуть не избил меня, когда я заикнулся ему о пропаже.
жизнь стоит все же этих денег? Кроме того, это для вас урок. Научитесь в
конце концов сами заботиться о своих деньгах. До сих пор, вероятно, это
делал за вас ваш поверенный или управляющий.
тается полагаться только на самого себя. Если вам перепадет доллар, дер-
жите его крепче. Тот, у кого деньги валяются где попало, заслуживает,
чтобы его обокрали. К тому же вы еще и согрешили. Вы не имеете права ис-
кушать ближних. А вы соблазнили кока, и он пал. Вы подвергли опасности
его бессмертную душу. Кстати, верите ли вы в бессмертие души?
отдернулась какая-то завеса, и я на мгновение заглянул в его душу. Но
это была иллюзия. Я уверен, что ни одному человеку не удавалось проник-
нуть взглядом в душу Волка Ларсена. Это была одинокая душа, как мне до-
велось впоследствии убедиться. Волк Ларсен никогда не снимал маски, хотя
Володихин Дмитрий
Максимов Альберт
Громыко Ольга
Акунин Борис
Свержин Владимир
Корнев Павел