во власти других, столь же обманчивых впечатлений - ему представилось, будто
он не в открытом море, а где-то в глуби лесов и полей одиноким узником
томится в заброшенном доме и выглядывает с тоской на одичавшие земли и
замуравевшие неторные дороги.
Делано перевел взгляд вбок и увидел, в каком жалком состоянии находится
ветхий грота-руслень "Сан-Доминика". Старинной конструкции, весь
проржавевший, до последнего болта, рыма и блока, он был скорее под стать
нынешнему занятию, но никак не первоначальному назначению гордого испанского
фрегата.
глаза, всмотрелся. От грота-русленя подымалась целая роща вант; и там,
прячась за штагом, точно индеец в зарослях болиголова, белый матрос со
свайкой в руке словно бы сделал ему какой-то знак - и сразу же, быть может
спугнутый шагами внизу на палубе, скрылся в пеньковой чаще, как браконьер в
лесу.
хотел ему что-то сообщить. Какую-то тайну, порочащую его капитана? Стало
быть, прежние подозрения должны сейчас подтвердиться? Или же, объятый
сумрачной грезой, он просто случайное движение человека, занятого починкой
снасти, принял за призывный знак?
шлюпку. Но в это время она скрылась за выступающим скалистым мысом. С
нетерпением выжидая, когда ее нос покажется из-за камней, капитан Делано
перегнулся через перила, надавил - и прогнившее дерево проломилось под его
тяжестью. Не ухватись капитан Делано за висевшую здесь снасть, он неминуемо
свалился бы прямо в море. Треск, хотя и негромкий, и всплеск, хотя и слабый,
на судне, наверно, услышали. Капитан Делано посмотрел вверх и встретил
спокойный заинтересованный взгляд одного из престарелых щипальщиков пакли,
который оставил свой постамент и перебрался на бизань-гик; а снизу,
невидимый для негра, из иллюминатора, словно лис из норы, снова украдкой
выглядывал матрос-испанец. И опять что-то в его облике подсказало капитану
Делано безумную мысль: а что, если все-таки болезнь дона Бенито, его
внезапный уход вниз - не более как притворство, и в действительности он
сейчас занят составлением заговора, а матрос каким-то образом об этом узнал
и хочет предостеречь гостя, быть может, в благодарность за теплое слово
участия, услышанное от него в первую минуту. Наверное, в предвидении вот
такого вмешательства дон Бенито и постарался очернить в глазах американца
своих матросов, расхвалив, в противоположность им, негров; хотя видно, что
белые как раз ведут себя хорошо, а негры - плохо. И потом, белые от природы
догадливее. Разве не естественно, что человек, питающий дурные намерения,
будет превозносить тупость, не способную их разгадать, и порочить
проницательность, от которой он бессилен их скрыть? Кажется, что так. Но
если белые могут разоблачить дона Бенито, что же тогда, неужто он действует
заодно с черными? Разве они годятся в сообщники? И потом, слыхано ли такое:
белый человек, и дошел до того, чтобы предать чуть ли не самый род свой,
объединясь против него с неграми? Одни сомнения потянули за собой другие.
Погруженный в них, капитан Делано спустился на палубу и брел вдоль борта,
как вдруг внимание его оказалось привлечено новым лицом. У люка, скрестив
по-турецки ноги, сидел пожилой матрос. Кожа у него на лице висела сухими
складками, точно пустой подклювный мешок пеликана; волосы щедро убелила
седина; выражение черт было сосредоточенное и серьезное. Руки его были
заняты обрезками каната, которые он связывал в один огромный узел. Вокруг
услужливо толпились негры, по ходу его работы подавая и затягивая пряди.
узел. Путаные извивы пеньки были как раз под стать его собственным
запутанным мыслям. Узла такой сложности ему не приходилось видеть на
американских судах, да и вообще никогда в жизни. Старик матрос был точно
египетский жрец, поставляющий гордиевые узлы в храм Амона. То, что у него
получалось, было каким-то сочетанием двойного беседочного узла с тройным
брам-шкотовым и простым рифовым, да еще с плоской восьмеркой и задвижным
штыком.
концов, капитан Делано обратился к старику с вопросом:
почти готовый узел.
спину и кинул узел прямо ему в руки, промолвив скороговоркой, на ломаном
английском языке (впервые прозвучавшем на борту "Сан-Доминика"): "Развяжи,
разруби, скорей!" Произнесено это было чуть слышно и в таком сжатом темпе,
что длинные громоздкие испанские слова, предшествовавшие краткой английской
фразе и последовавшие за ней, почти скрыли ее от слуха.
спутанными мыслями в голове, а старик, не обращая на него больше ни
малейшего внимания, склонился над новым узлом. Потом американец почувствовал
у себя за спиной чье-то присутствие. Он обернулся - рядом стоял закованный
негр Атуфал. В то же мгновение старый матрос, что-то ворча, поднялся на ноги
и в окружении своих черных подчиненных пошел на бак, где и скрылся в толпе.
обвитый какой-то тряпкой, как младенец пеленкой. На вполне сносном испанском
языке он, добродушно усмехнувшись и подмигнув, объяснил, что вязальщик узлов
немного не в себе, однако безвреден, - просто шутит, чего с него взять? Негр
заключил свою речь просьбой отдать ему узел, ведь он, конечно, только мешает
американскому капитану. Капитан Делано, не задумываясь, протянул узел негру,
тот отвесил ему в ответ церемонный поклон и, тут же отвернувшись, стал
лихорадочно рыться в его запутанном нутре, точно таможенный инспектор в
поисках контрабандных кружев. Наконец, произнеся какое-то пренебрежительное
африканское междометие, он отшвырнул растрепанный узел за борт.
приступом тревоги; но как человек, ощутивший приближение морской болезни,
старается не замечать ее симптомов и взять себя в руки, так и он попытался
преодолеть дурное чувство. Он снова поискал глазами в море свою шлюпку. К
величайшему его облегчению, она уже показалась из-за скалистого мыса и снова
была на виду.
что черты ее четко выступали, неповторимые, как облик человека; вид этого
суденышка под названием "Скиталец", чей киль хоть и бороздил сейчас чужие
воды, но прежде не раз чертил прибрежный песок у него дома, и, вытащенное из
воды, оно лежало у его порога, точно верный пес ньюфаундленд; вид этого
домашнего суденышка породил в душе капитана Делано тысячу успокоительных
образов, и к нему вернулась спокойная уверенность, а с нею пришли и
полуиронические упреки самому себе за то, что он чуть было ее не утратил.
Амаза, который с кожаной сумкой в руке шлепал босиком по воде, направляясь
вдоль берега в школу, разместившуюся в старом корабельном корпусе, я,
маленький Джек, ходивший по ягоды с братом Нэтом и остальными - здесь, на
краю света, один на борту призрачного пиратского фрегата буду убит ужасным
испанцем? Невозможная, нелепая мысль! Кто захочет убить Амазу Делано? Его
совесть чиста. Есть некто над нами. Стыдно, стыдно. Приморский Джек! Да ты,
право, ребенок; впал, как видно, старина, снова в детство; стал слабоумным и
пускаешь слюни".
встретил слуга дона Бенито и с приветливым взглядом, вполне отвечающим
настроению американца, доложил, что его хозяин шлет ему поклон, он уже
оправился от приступа кашля и велит передать любезному гостю дону Амазе, что
он (дон Бенито) вскоре будет иметь счастье к нему присоединиться.
юту. - Какой же я был осел. Этот добрый джентльмен шлет мне любезный поклон,
а еще десять минут назад он с потайным фонарем в руке прятался в трюме и
точил на меня топор, так я думал. Ну-ну. Видно, мертвый штиль и впрямь
оказывает на наш ум гнетущее влияние, мне не раз случалось об этом слышать,
да только я раньше не верил. Ну-ка, посмотрим, как там наш "Скиталец"; вон
он, верный пес, и белая кость в зубах. Что-то уж очень большая кость... а-а,
он попал прямо против отливного течения, пенного и бурлящего. И оно его
тянет назад. Ну что же. Терпение".
береговые течения, лежал свинцовый океан, разлитый и застывший, и, казалось,
земная жизнь его подошла к концу, душа отлетела и наступила смерть. А здесь,
где находился "Сан-Доминик", отлив только набирал силу и, безмолвный, гнал
судно прочь, в сонную океанскую ширь.
все основания надеяться к вечеру на свежий попутный ветер, и, несмотря на
обморочную тишь, смело рассчитывал еще до наступления ночи привести
испанский корабль на якорную стоянку. Расстояние, на которое их отнесло,
ничего не значило: при хорошем ветре под парусами можно будет за десять
минут покрыть путь, проделанный за час дрейфа. А пока, то поглядывая за
борт, где единоборствовал с течением утлый "Скиталец", то озираясь через
плечо, не идет ли дон Бенито, он продолжал расхаживать по юту.
испытывать досаду; еще немного - и досада сменилась беспокойством; когда же,
уронив взгляд вниз, точно из театральной ложи, на палубу, он различил в
толпе теперь замкнутое и безразличное лицо того испанца-матроса, который,
как ему казалось, делал ему знаки с русленя, к нему опять возвратились
прежние страхи.
начинается снова.
Акунин Борис
Флинт Эрик
Андреев Николай
Лондон Джек
Зыков Виталий
Никитин Юрий