Чтение 8–й страницы книги ~Белая перчатка~

людей привязывали к позорному столбу и отрубали им уши, руки, выкалывали
глаза; и хотя многие из окружающих его равнодушно взирали на это страшное
зрелище или даже находили в нем удовольствие, Уолтер долго потом ходил,
потрясенный до глубины души. Хотя он был очень молод, он нередко задумывался
над всеми этими жестокостями. Но он волей-неволей вращался в таком кругу,
где улыбка тирана считалась высокой милостью, и, кроме того, он был еще
слишком юн и легкомыслен, чтобы задумываться над такими серьезными вещами и
углубляться в размышления о свободе.

В придворных кругах, разумеется, считалось, что враги короля несут
заслуженную кару. Он слышал это со всех сторон, слышал из прелестных уст
самой королевы.

Мог ли он сомневаться в этом?

Встреча с кирасирами произвела на него тяжелое впечатление и настолько
поколебала усвоенные им при дворе политические взгляды, что едва ли не
произвела в них переворот.

"Какой позор, - с возмущением говорил он себе, - что этим наглецам
офицерам дозволено делать все, что им вздумается! Удивляюсь, как только
король терпит это. Может быть, этот "злой Пим" < Пим Джон (1584 - 1643) -
лидер парламентской антимонархической оппозиции, пользовавшийся громадным
влиянием.>, как называет его королева, был прав, когда, выступая в
парламенте, сказал, что его величество поощряет такую распущенность? А если
это в самом деле так, я должен был бы присоединиться к тому смельчаку,
который пил за народ. Кстати, кто бы это такой мог быть? Он ускакал по этой
же дороге... Может быть, он живет где-то в наших краях? Какая великолепная
посадка! И конь, достойный своего всадника! Мне прежде никогда не случалось
встречаться с ним. Если он живет неподалеку от Бэлстрода, наверно, он
поселился там уже после того, как я уехал. А может быть, он здесь только
проездом? Но ведь лошадь его выглядела совсем свежей, как будто ее только
что вывели из конюшни. Если это просто приезжий, так не дальше, чем из
Эксбриджа... Мне показалось, что они собирались пуститься за ним в погоню, -
размышлял он, оглядываясь через плечо. - Верно, раздумали, иначе я слышал бы
их за собой. Если они станут его догонять, я отъеду вот туда, за деревья, и
пропущу их. Не желаю я больше разговаривать с такими господами, как этот
капитан Скэрти, - так, кажется, корнет называл его? - да и с самим этим
корнетом Стаббсом! Вот, в самом деле, имечко - Стаббс! Право, оно ему очень
подходит".

Тут юный паж подтянул поводья и остановился, прислушиваясь.

До него смутно доносились какие-то выкрики с постоялого двора. Это
солдаты кричали "Гип-гип, ура!", осушая тост "За короля". Кроме этого,
ничего не было слышно; по крайней мере, ничего такого, что говорило бы о
погоне.

"Отлично! Значит, они не погнались за ним. Предусмотрительно с их
стороны. Разумеется, если он едет тем же аллюром, что взял с самого начала,
он уже сейчас на много миль впереди. Значит, и у меня нет никаких шансов
нагнать его! - подумал паж, снова пуская рысью своего коня. - А мне так
хотелось бы этого, честное слово! Мне припоминается сейчас, будто я слышал,
что на этой дороге случаются нападения разбойников. Да-да! Сестра не очень
давно писала мне об этом. Они напали на какую-то знатную даму, которая ехала
в карете, и ограбили ее; кажется, самой даме они не причинили никакого
вреда, просто отобрали у нее все ее драгоценности, даже вынули серьги из
ушей! И только один из них - сам атаман, наверно, - приблизился к карете.
Остальные стояли кругом молча, не проронив ни слова. Странные у них заведены
правила... Ну, если я, на свою беду, встречусь с разбойниками, будем
надеяться, что мне так же повезет. Если они будут вести себя так
благовоспитанно, я охотно отдам им все, что у меня есть, - не так-то много!
- только бы они отпустили меня, как ту леди, не причинив никакого вреда.
Глупо я поступил, что выехал из Лондона так поздно! А это неприятное
происшествие на постоялом дворе еще задержало меня. Ведь уже совсем ночь...
Правда, месяц светит вовсю, но какой от этого прок? Кругом ни души, глушь!
Только разбойникам на руку - им будет легче меня обобрать".

Хотя юный путник и уверял себя, что бояться разбойников нечего, ему все
же было несколько не по себе. В то время дороги Англии кишели разбойниками и
грабителями. Что ни день, доходили слухи о нападениях и грабежах, нередко
даже на окраинах Лондона, а уж на больших дорогах или проселках требование
отдать кошелек считалось чуть ли не столь же обычным, как просьба о
милостыне в наши дни.

Обычно эти "рыцари большой дороги" не проявляли кровожадных наклонностей.
Некоторые из них, напротив, отличались необыкновенной учтивостью. Сказать
правду, многие из них были доведены до нищеты деспотическими преследованиями
монарха и считали себя вынужденными прибегнуть к этому незаконному способу
для пополнения своих ресурсов. Не все они были закоренелыми преступниками.
Но были среди них и такие, у которых слова "стой, руки вверх!" означали
"кошелек или жизнь!"

Уолтер Уэд не без опасения вглядывался в дорогу, которая вела к вершине
Красного Холма. Он сейчас находился у его подножия. На этом самом холме, как
писала сестра, и напали на даму в карете и отняли у нее все драгоценности.

Дорога, поднимавшаяся по склону, была не очень широкой и отнюдь не
напоминала нынешнее шоссе. Это была обыкновенная проселочная дорога, по
которой можно проехать на колесах, а по обеим сторонам ее тянулись буковые
леса, и она, прорезая их, бежала вверх; деревья по бокам сходились так
близко, что в некоторых местах образовали над ней сплошные своды.

Юный путник снова придержал лошадь и прислушался. Крики с постоялого
двора больше уже не доносились до него, не слышно было никаких отголосков.
Он предпочел бы их услышать! Он чуть ли не жалел, что там отказались от
погони. Как ни мало удовольствия доставляло ему общество капитана Скэрти и
корнета Стаббса, все же это было лучше шайки разбойников.

Он нагнулся в седле, стараясь уловить, не слышно ли что-нибудь впереди,
на дороге, но не услышал ничего - по крайней мере, ничего такого, что могло
бы внушить опасения. До него доносилось только монотонное пение козодоя да
громкое квохтанье куропатки, сзывающей птенцов на жниво. Вдалеке также
слышался лай сторожевой собаки да позвякивание колокольчиков в овчарне; но
эти звуки спокойной сельской жизни, сладостные для его слуха, так долго
лишенного их, нимало не исключали того, что где-нибудь здесь, поблизости,
укрывшись за деревьями, могли притаиться разбойники: ведь их не пугали эти
звуки.

Уолтер Уэд был далеко не робкого характера, но можно ли обвинять в
трусости девятнадцатилетнего юношу только потому, что он желает избежать
встречи с разбойниками!

И это было отнюдь не проявлением трусости с его стороны, когда,
двинувшись вперед по дороге и тревожно оглядываясь по сторонам, он внезапно
остановился, увидев невдалеке фигуру всадника, смутно вырисовывающуюся в
тени деревьев, и заколебался, ехать ему дальше или нет.

Всадник был шагах в двадцати от него и не двигался ни в ту, ни в другую
сторону; он словно застыл в седле посреди дороги.

"Разбойник! - подумал Уолтер, не зная, что делать: ехать вперед или
повернуть обратно. - Да нет, вряд ли это так... С чего бы разбойнику торчать
так на самом виду? Он скорее прятался бы за деревьями... по крайней мере,
пока..."

Так он гадал и вдруг услышал, как его окликнули, и сразу узнал голос: это
был тот самый голос, который так смело провозгласил: "За народ!"

Юный путник, успокоившись, двинулся вперед. Человек с такой благородной
внешностью, как этот всадник на вороном коне, и с такими благородными
чувствами, которые он так смело выражал, вряд ли мог быть дурным человеком и
тем более - разбойником. Уолтер в этом не сомневался.

- Если я не ошибаюсь, - сказал незнакомец после того, как они обменялись
приветствиями, - вы тот самый молодой джентльмен, которого я только что
видел в не очень приятной компании?

- Вы не ошиблись, это я.

- Тогда едем вместе. Если только вы один и гонитесь за мной, я думаю, что
не подвергаюсь большой опасности, позволив вам догнать себя. Поедем вместе,
юноша! Пожалуй, для нас обоих будет безопаснее, если мы поедем вдвоем.

После такого искреннего приглашения юный паж, не колеблясь, пришпорил
коня и поехал рядом с всадником. Они вместе стали подниматься на холм.

На полпути от вершины дорога сворачивала на юго-запад и некоторое время
шла по открытому месту, ярко залитому лунным светом. И только тут впервые
оба всадника могли разглядеть друг друга.

Незнакомец, все еще сохранявший инкогнито, быстро окинул взглядом своего
спутника и, по-видимому, удовлетворенный этим беглым наблюдением, отвел
глаза в сторону.

Быть может, он уже успел разглядеть юного пажа раньше, на постоялом
дворе.

Что же касается Уолтера, он видел Черного Всадника только мельком,
поэтому он теперь поглядывал на него с любопытством. Но так как он не хотел
показаться невежливым, то старался делать это незаметно.

Сказать правду, юного пажа поразила необычайная внешность незнакомца. Он
видел рядом с собой не юношу своего возраста, но зрелого мужчину, лет
тридцати или более, в полном расцвете мужественной силы. Он видел статную
фигуру безупречного сложения, со стальными мускулами, подчеркивающими
упругую мощь тела, красиво посаженные плечи, широкую грудь, крепкую круглую
шею, упрямо выдающийся подбородок, свидетельствующий о твердости и
решительности. Он разглядел темно-каштановые волосы, обрамляющие смуглое
лицо, которое, вероятно, было несколько белее в юности; теперь же оно
казалось бронзовым от покрывавшего его загара. Он разглядел темно-карие
глаза, сверкавшие в лунном свете мягким и теплым блеском, - глаза горлинки.
Но Уолтер знал, что эти глаза могут вспыхивать подобно орлиному взору; он
вспомнил, каким огнем они сверкали, когда он их увидел впервые.

Короче говоря, юный паж видел рядом с собой человека, напоминавшего ему
одного романтического героя средневековья из книжки, которую он недавно
прочел, героя, глубоко поразившего его пылкое воображение.

Одежда всадника вполне гармонировала с его прекрасной фигурой и красивым