Чтение 8–й страницы книги ~Всадник без головы~

и в задумчивости прошептала так тихо, что никто, кроме нее
самой, не мог услышать:

-- Морис-мустангер, ты покорил сердце креолки! Боже мой,
Боже мой! Он слишком похож на Люцифера12, могу ли я презирать
его!

Глава V. ЖИЛИЩЕ ОХОТНИКА ЗА МУСТАНГАМИ

Там, где Рио-де-Нуэсес (Ореховая река) собирает свои воды
из сотни речек и ручейков, испещряющих карту, словно ветви
большого дерева, лежат удивительно живописные места. Это
холмистая прерия, по которой разбросаны дубовые и ореховые
рощи, то здесь, то там вдоль берегов сливающиеся в сплошные
зеленые массивы леса.

Местами этот лес сменяется густыми зарослями, где среди
всевозможных видов акации растет копайский бальзам, креозотовый
кустарник, дикое алоэ; там же встречаются экзотическое растение
цереус, всевозможные кактусы и древовидная юкка.

Эти колючие растения не радуют земледельца, потому что они
обычно растут на тощей земле; зато для ботаника и любителя
природы здесь много привлекательного -- особенно когда цереус
раскрывает свои огромные, словно восковые цветы, или же
фукиера, высоко поднявшись над кустарником, выбрасывает, словно
развернутый флаг, свое великолепное алое соцветие.

Но есть там и плодородные места, где на
известково-черноземной почве растут высокие деревья с пышной
листвой: индейское мыльное дерево, гикори13, вязы, дубы
нескольких видов, кое-где встречаются кипарисы и тополя; этот
лес переливается всеми оттенками зелени, и его по
справедливости можно назвать прекрасным.

Ручьи в этих местах кристально чисты -- они отражают
сапфировую синеву неба. Облака почти никогда не заслоняют
солнце, луну и звезды. Здесь не знают болезней -- ни одна
эпидемия не проникла в эти благословенные места.

Но цивилизованный человек еще не поселился здесь, и
по-прежнему лишь одни краснокожие команчи14 пробираются по
запутанным лесным тропам, и то лишь когда верхом на лошадях они
отправляются в набег на поселения Нижней Нуэсес, или Леоны.
Неудивительно, что дикие звери избрали эти глухие места своим
пристанищем. Нигде во всем Техасе вы не встретите столько
оленей и пугливых антилоп, как здесь. Кролики все время
мелькают перед вами; немного реже попадаются на глаза дикие
свиньи, хорьки, суслики.

Красивые пестрые птицы оживляют ландшафт. Перепела, шурша
крыльями, взвиваются к небу; королевский гриф парит в воздухе;
дикий индюк огромных размеров греет на солнце свою блестящую
грудь у опушки ореховой рощи; а среди перистых акаций мелькает
длинный, похожий на ножницы хвост птицы-портнихи, которую
местные охотники называют "райской птицей".

Великолепные бабочки то порхают в воздухе, широко
расправив крылья, то отдыхают на цветке и тогда кажутся его
лепестками. Огромные бархатистые пчелы жужжат среди цветущих
кустарников, оспаривая право на сладкий сок у Колибри, которым
они почти не уступают в величине.

Однако не все обитатели этих прекрасных мест безвредны.
Нигде во всей Северной Америке гремучая змея не достигает таких
размеров, как здесь; она прячется среди густой травы вместе с
еще более опасной мокасиновой змеей. Здесь жалят ядовитые
тарантулы, кусают скорпионы; а многоножке достаточно проползти
по коже, чтобы вызвать лихорадку, которая может привести к
роковому концу.

По лесистым берегам рек бродят пятнистый оцелот, пума15 и
их могучий родич -- ягуар; именно здесь проходит северная
граница его распространения.

По опушкам лесных зарослей скрывается тощий техасский
волк, одинокий и молчаливый, а его сородич, трусливый койот,
рыщет на открытой равнине с целой стаей своих собратьев.

В этой же прерии, где рыскают такие свирепые хищники, на
ее сочных пастбищах пасется самое благородное и прекрасное из
всех животных, самый умный из всех четвероногих друзей человека
-- лошадь.

Здесь живет она, дикая и свободная, не знающая капризов
человека, незнакомая с уздой и удилами, с седлом и вьюком. Но
даже в этих заповедных местах ее не оставляют в покое. Человек
охотится за ней и укрощает ее. Здесь была поймана и приручена
прекрасная дикая лошадь. Она попалась в руки молодому охотнику
за лошадьми Морису-мустангеру.

На берегу Аламо, кристально чистого притока Рио-де-Нуэсес,
стояло скромное, но живописное жилище, одно из тех, каких много
в Техасе.

Это была хижина, построенная из расщепленных пополам
стволов древовидной юкки, вбитых стоймя в землю, с крышей из
штыковидных листьев этой же гигантской лилии.

Щели между жердями, вопреки обычаям западного Техаса, были
не замазаны глиной, а завешены с внутренней стороны хижины
лошадиными шкурами, которые были прибиты не железными гвоздями,
а шипами мексиканского столетника.

Окаймлявшие речную долину обрывы изобиловали
растительностью, послужившей строительным материалом для
хижины,-- юккой, агавой и другими неприхотливыми растениями; а
внизу плодородная долина на много миль была покрыта прекрасным
лесом, где росли тутовые деревья, гикори и дубы. Лесная полоса,
собственно, ограничивалась долиной реки; вершины деревьев едва
достигали верхнего края обрыва.

В массив леса со стороны реки местами вдавались небольшие
луга, или саванны, поросшие сочнейшей травой, известной у
мексиканцев под названием "грама".

На одной из таких полукруглых полянок -- у самой реки --
приютилось описанное нами незамысловатое жилище; стволы
деревьев напоминали колонны, поддерживающие крышу лесного
театра.

Хижина стояла в тени, спрятанная среди деревьев. Казалось,
это укромное место было выбрано не случайно. Ее можно было
видеть только со стороны реки, и то лишь в том случае, если
встать прямо против нее. Примитивная простота постройки и
поблекшие краски делали ее еще более незаметной.

Домик был величиной с большую палатку. Кроме двери, в нем
не было других отверстий, если не считать трубы небольшого
очага, сложенного у одной из стен. Деревянная рама двери была
обтянута лошадиной шкурой и навешена при помощи петель,
сделанных из такой же шкуры.

Позади хижины находился навес, подпертый шестью столбами и
покрытый листьями юкки; он был обнесен небольшой изгородью из
поперечных жердей, привязанных к стволам соседних деревьев.

Такой же изгородью был обнесен участок леса около акра
величиной, расположенный между хижиной и отвесным берегом реки.
Земля там была изрыта и испещрена множеством отпечатков копыт и
местами совершенно утоптана; нетрудно было догадаться, что это
кораль: загон для диких лошадей -- мустангов.

Действительно, внутри этого загона находилось около
десятка лошадей. Их дикие, испуганные глаза и порывистые
движения не оставляли сомнения в том, что они только недавно
пойманы и что им нелегко переносить неволю.

Убранство хижины не лишено было некоторого уюта и
комфорта. Стены украшал сплошной ковер из мягких блестящих шкур
мустангов. Шкуры -- черные, гнедые, пегие и белоснежные --
радовали глаз: видно было, что их подобрал человек со вкусом.

Мебель была чрезвычайно проста: кровать -- обтянутые
лошадиной шкурой козлы, два самодельных табурета -- уменьшенная
разновидность того же образца, и простой стол, сколоченный из
горбылей юкки,-- вот и вся обстановка. В углу виднелось что-то
вроде второй постели -- она была сооружена из тех же неизбежных
лошадиных шкур.

Совершенно неожиданными в этой скромной хижине были полка
с книгами, перо, чернила, почтовая бумага и газеты на столе.

Здесь были еще другие вещи, не только напоминавшие о
цивилизации, но говорившие даже об утонченном вкусе: прекрасный
кожаный сундучок, двуствольное ружье, серебряный кубок чеканной
работы, охотничий рог и серебряный свисток.

На полу стояло несколько предметов кухонной утвари,
преимущественно жестяных; в углу -- большая бутыль в ивовой
плетенке, содержащая, по-видимому, напиток, более крепкий, чем
вода из Аламо.

Остальные вещи были здесь более уместны: мексиканское, с
высокой лукой, седло, уздечка с оголовьем из плетеного конского
волоса, такие же поводья, два или три серапе, несколько мотков
сыромятного ремня.

Таково было жилище мустангера, таково было его внутреннее
устройство и все, что в нем находилось,-- за исключением двух
его обитателей.