был уже перебор. Потеряв терпение, начальник клуба, согласовал с кем
надо наболевший вопрос, и рядового Савостикова - в армии приказов не
обсуждают! - направили проходить службу в часть на далекий северный
остров.
очаровываться Ленькиной физиономией, мало кого интересовал значок
мастера спорта, и с утра до ночи род командой замухрышки сержанта
рядовой Савостиков строился, драил автомат, зубрил материальную часть и
пилил на воду снег. Зато - нет худа без добра - выучился работать на
тракторе и вездеходе, приобрел специальность. Впрочем, это
обстоятельство для Леньки цены не имело: он был уверен, что дорога ему
суждена другая. Но, будучи парнем не глупым, старался не очень
высказываться по этому поводу и вел себя скромно.
принялся наверстывать упущенное. Сил у него не убавилось, быстрота и
реакция вернулись после нескольких месяцев тренировок, и о Савостикове
снова заговорили. В составе сборной он побывал в нескольких зарубежных
турне, привез оттуда газеты со своими фотографиями и замшевые куртки.
этому празднику не будет конца. Но вот одно за другим случились два
события, напрочь разорвавшие цепь удач.
восходящая звезда, как окрестили его репортеры. Ленька и раньше
проигрывал иногда бои, но не столь, позорно и безоговорочно. Дважды во
втором раунде он побывал в нокдауне и с трудом дотянул до гонга - как
оказалось, зря, потому что в начале третьего раунда пропустил сильнейший
удар в солнечное сплетение и очнулся уже за канатами. Это поражение
повлекло за собой тяжкие последствия: нокаутированному боксеру в течение
года запрещается выступать в соревнованиях, и Леньку отчислили из
сборной команды. "Друзья" не отказали себе в удовольствии прислать ему
газетные вырезки, где клеймился "перспективный в прошлом", "не
соблюдавший спортивного режима", "задравший нос" и "плюющий на честь
коллектива" Савостиков.
вставал теперь в шесть утра по будильнику, ехал в переполненном трамвае
за Нарвскую заставу на стройку, куда он устроился на работу, и вкалывал
за рычагами бульдозера полновесных восемь часов, от звонка до звонка.
Ленька выходил из формы, пропадала реакция, отяжелели ноги. Кое-кто ему
сочувствовал, кое-кто злорадствовал, а тренер все чаще смотрел на своего
бывшего премьера с открытым сожалением. "Отработанный пар",- услышал
Ленька как-то за своей спиной. Его гордость страдала, и он махнул на
спорт рукой.
Савостиковыми в однокомнатной квартире жила Вика, студентка-медичка.
Родители ее, инженеры-геологи, завербовались на три года и уехали на
Север искать золото. Вику, скромную и приветливую, в Доме любили, и даже
на абонированных пенсионерами скамейках ее доброе имя под сомнение не
ставилось. Была она ни хороша, ни дурна собой. Маленькая, аккуратная, с
большими и серьезными карими глазами, она могла бы, пожалуй,
заинтересовать ребят, не очень избалованных женским вниманием, если бы
не отпугивала их своей строгостью.
здоровался и проходил мимо. Эта девушка для него не существовала, она
просто являлась принадлежностью дома вроде ворчливой лифтерши
Кирилловны: слишком разительной была разница между красотками,
продолжавшими домогаться его внимания, и "пигалицей", как снисходительно
называл ее Ленька. Он бы, наверное, расхохотался, если бы узнал, что
мать, которая с симпатией относилась к соседке и частенько угощала ее
пирогами, тайком мечтает о Вике как о невестке. Впрочем, мать была
достаточно дальновидна и о своих матримониальных планах не
распространялась.
холодильник, доставленный из магазина. Ленька зашел к соседке, мигом
выставил на лестницу двух грузчиков, клянчивших "на бутылку" за уже
оплаченную работу, и без труда втащил "ЗИЛ" на кухню. Ленька был В
безрукавке, мускулы его играли, и он не без удовольствия уловил
восхищенный взгляд девушки.
улыбнулся. - Большое спасибо, всего хорошего!
отметил, что у пигалицы стройные ножки.
растерялась.
Вика слушала его разглагольствования о боксе и киноактрисах вежливо, но
без любопытства и даже, как ему показалось, с затаенной насмешкой.
Неприятно задетый, Ленька пустил в ход весь свой арсенал: улыбался,
бросал обволакивающие взгляды, как бы случайно дотрагивался до руки
девушки, но все эти испытанные приемы на Вику не действовали. Более
того, глаза ее стали холодными и враждебными, а когда Ленька попытался
дать волю рукам, она спросила: в упор:
осечек у него не бывало.
соседи уши прожужжали, я думала, что познакомлюсь действительно с
интересным человеком, а вы, извините, грубое животное!
надломилось. Он ожесточился, начал выпивать и, чего раньше с ним не
бывало, затеял несколько безобразных драк. К счастью, начальник
отделения милиции, куда несколько раз приводили Леньку, оказался его
старым болельщиком и протоколов не составлял, ограничивался отеческим
внушением, но рано или поздно и его терпению мог прийти конец.
сдать на аттестат зрелости он так и не удосужился, будущее казалось
бесперспективным. Все уходило в прошлое: слава, обаяние юности, удача.
Он вспоминал хлесткое, как удар открытой перчаткой: "...вы, извините,
грубое животное!" - и с горечью думал, что никогда еще его так сильно не
били.
падение. Ее здоровье заметно пошатнулось, и Ленька страдал. Поэтому и на
Антарктику согласился легко, тем более что возвращение с такой почетной
зимовки должно было вновь привлечь к нему внимание - в этом Ленька не
сомневался.
перепонки, и оттого на ходу как-то забывалось, что ты находишься в самом
тихом и пустынном уголке планеты. В кабине было жарко, градусов за
тридцать. Ленька сбросил шапку, чуть опустил стекло на левой Дверце и,
не отрываясь, смотрел, как говорили водители, "на Антарктиду", чтобы не
сбиться с колеи.
сторону. Если он буксовал в сыпучем снегу, или садился по пузо в рыхлый,
Гаврилов вытаскивал застрявшую машину на буксире. Однако, пройдя путь до
Востока, новичок набрался опыта и орудовал рычагами не хуже других.
морского путешествия к берегам ледового материка на комфортабельном
теплоходе "Профессор Визе" запомнились, как хороший отпуск. В декабре,
когда ленинградцы мерзнут в пальто, Ленька загорал в тропиках, купался в
бассейне, разгуливал в белых джинсах по Лас-Пальмасу и с размахом тратил
валюту на ледяное пиво и кока-колу.
старые полярники, допускавшие в свою замкнутую касту не всех и не сразу.
Ленька, когда тога хотел, мог произвести впечатление: он быстро нашел
верный тон и определил линию своего поведения. Он понял, что настоящим
мужиком полярники считают не того, у кого самые сильные мышцы, а того,
кто показал себя в деле "достойным носить штаны": весом чуть больше трех
пудов летчика Ананьина, который мог лихо сесть на торосистую льдину
размером с половину футбольного поля, взлететь, перескакивая через
трещины, и "на честном слове" дотянуть до базового аэропорта
обледеневший самолет; братьев Мазуров, которые мало бы чего стоили в
глазах Ленькиных приятельниц, но без которых не шел ни в один поход
Гаврилов; скромного и входящего в дверь последним Семенова, обветренного
пургами Крайнего Севера закаленного стужей трех зимовок на Востоке. Это
были настоящие мужчины, достойные уважения; таких, составлявших полярную
элиту, на "Визе" было десятка полтора, и они приняли Леньку. Во многом,
конечно, благодаря его родству с Гавриловым, но и не только поэтому:
красивый истинной мужской красотой богатырь, открытый и общительный,
известный по фотографиям и ни словом не заикающийся об этой известности,
Ленька пришелся по душе новым товарищам. Того, чего боялся Гаврилов, не
произошло: вел себя племянник тактично, пыль в глаза никому не пускал и
за все сорок дней плавания проштрафился только раз, когда пытался
приударить за буфетчицей, кают-компании. Гаврилов жестоко его изругал, и
Ленька отказался от столь опасного на судне соблазна.
подошел к Мирному и пришвартовался у припая. В разгрузку Ленька работал