Чтение 8–й страницы книги ~Нада~

ходили по нашим следам, и все были удовлетворены. Никогда не забуду я первой
битвы, во время которой я находился рядом с Чекой. Это было вскоре после
того, когда царь построил себе новый крааль на берегу р. Умллатуза. В это
самое время вождь Цвид в третий раз пошел войной на своего соперника. Чека
выступил ему навстречу с десятью отрядами (около 30 000 чел.), впервые
вооруженных короткими копьями. План местности был таков: на длинном отлогом
холме, как раз против нашего войска, расположились отряды Цвида -- их было
семнадцать. От этой массы чернокожих сама земля казалась черной. Мы тоже
расположились на противоположном холме, нас разделяла небольшая долина с
ручьем посередине.

Всю ночь наши костры освещали долину, всю ночь песни воинов раздавались
на холмах. Наступил рассвет. Волы замычали, войска начали подыматься, воины
бодро вскакивали на ноги, стряхивая утреннюю росу с волос и щитов. Да! Они
вставали! Вставали и радостно готовились идти на верную смерть. Отряды, один
за другим, становились в боевой порядок. Утренний ветерок своим легким
дуновением освежал их, перья, украшавшие их головы, слегка колебались; эти
перья склонялись, как поле засеянной травы, уже готовой к жатве. За холмом
загоралась заря смерти.

Она отражалась красным светом на медно-красных щитах. Место битвы тоже
приняло красный оттенок. Белые перья вождей, казалось, тоже окрасились
багровым цветом. Они знали значение этого цвета, они видели в том
предзнаменование смерти -- и что же? Храбрецы смеялись от радости при мысли
о приближавшейся битве. Что такое смерть?

Разве нехорошо умереть под ударом копья? Что такое смерть? Разве не
счастье умереть за своего царя? Смерть есть оружие победы! Победа будет
невестой каждому из них в эту ночь. О! Как нежна ее грудь! Чу! Раздается
воинственная песнь "Ингомо", звуки которой приводят в исступление бойцов.
Она сначала раздается слева и, как меч, перекатывается от одного отряда к
другому.

Вдруг Чека гордо выступил из рядов в сопровождении меня и своих
военачальников. Он гордо выступал, как большой олень; в глазах его
отражалась смерть, он втягивал в себя воздух, раздувая ноздри, и в воздухе
этом носились смерть и убийство. Но вот он поднял свое копье, и сразу
наступило полное молчание, только звуки песни еще перекатывались по вершинам
холмов.

-- Где же дети Цвида? -- громким голосом закричал он, голосом, похожим
на рев быка.

-- Там, внизу, отец! -- отвечали воины. Копье каждого воина указало на
долину.

-- Что же они не выступают? -- снова закричал он. -- Не стоять же нам
здесь до старости!

-- О, нет, отец! -- ответили все сразу. -- Начинай! Начинай!

-- Пусть отряд Умкланду выступит вперед! -- закричал он в третий раз.

Лишь только он произнес эти слова, черные щиты Умкланду выдвинулись из
рядов войска.

-- Идите, дети мои! -- воскликнул Чека. -- Вот неприятель. Идите и
больше не возвращайтесь!

-- Мы внемлем, отец! -- ответили они в один голос и двинулись по
откосу, подобно бесчисленному стаду со стальными рогами.

Вот они перешли лоток, и только тогда Цвид как бы проснулся. Ропот
пронесся по его войску, копья засверкали в воздухе.

-- У-у, вот они идут! У-у, они встретились. Слышен гром их щитов!
Слышны звуки воинственной песни!

Ряды колышатся взад и вперед. Умкланду отступают -- они бегут! Они
кидаются назад через поток, правда, только половина их, -- остальные все
мертвы. Рев ярости раздается в рядах войска, один только Чека улыбается.

-- Расступитесь! Расступитесь! Дайте дорогу красным девицам Умкланду --
и с поникшими головами они проходят назад.

Чека шепотом говорит несколько слов своим приближенным. Они бегут и
шепотом передают приказание Менциве-полководцу и остальным начальникам
отрядов.

Вслед за этим два отряда стремительно спускаются с холма, другие два
отряда бегут направо, а еще два отряда -- налево. Чека стоит на холме с
тремя остальными.

Снова раздается звук сталкивающихся щитов. Вот это люди! Они бьются!
Они не бегут! Один неприятельский отряд за другим кидается на них, а они все
стоят. Они падают сотнями, тысячами, но ни один не бежит, и на каждом из
павших лежат по два мертвых тела. Ого! Го, отец мой! Из этих двух отрядов ни
один воин не остался в живых. Это были все мальчики, но все дети царя Чеки.
Сам Менцива погребен под грудами своих мертвых воинов. Теперь больше нет
таких людей. Вот они убиты, все успокоились.

Однако Чека все еще стоит с поднятой рукой. Он зорко оглядывает и
север, и юг. Смотри! Копья блестят среди листвы деревьев.

Передние ряды нашего войска сошлись с крайними отрядами
неприятельского. Они убивают и их убивают, но воины Цвида многочисленны и
храбры! Мы начинаем терять слишком много воинов.

Тогда Чека опять говорит одно слово. Военачальники слышат его, воины
вытягивают шеи, чтобы лучше услышать.

Вот оно раздается, наконец:

-- Вперед, дети племени зулусов!

Слышен рев, топот ног, копья сверкают, перья развеваются, и подобно
реке, выступающей из берегов, или тучам перед бурей, мы обрушиваемся без
разбора на друзей и врагов. Они спешно строятся, готовясь встретить нас. Но
поток уже пролетел, раненые приподнимаются и подбадривают нас. Мы топчем все
на пути своем. Что нам до них? Они не могут больше биться. Навстречу нам
стремится Цвид, мы сталкиваемся, подобно двум стадам разъяренных быков.

0-у! Отец мой! Больше я ничего не помню. Все окрасилось в багровый
цвет. О, эта битва! Эта битва!

Мы отбросили их, но когда нам удалось одолеть врага, ничего не было
видно -- откос холма, казалось, пылал и чернел. Немногие спаслись бегством,
да почти некому было и бежать. Мы пронеслись над ними, как огонь, и
уничтожили их. Наконец мы остановились, ища взором врага. Все были мертвы.

Войска Цвида не существовало больше. Началась перекличка.

Десять отрядов видели восход солнца, и лишь три видели его закат:
остальные были там, где солнце уже не светит.

Таковы бывали битвы во времена царя Чеки!

Вы спрашиваете, что сталось с отрядом, обратившимся в бегство? Я сейчас
скажу вам, отец мой!

Когда мы вернулись в наш крааль. Чека призвал этот отряд и сделал ему
перекличку. Он говорил с ними ласково, благодарил за службу, прибавив, что
находит естественным, что "девушкам" делается страшно при виде крови, и что
они бегут назад в свои краали. Тем не менее, он приказал им не возвращаться,
а они все же вернулись!

Что же ему делать?

С этими словами Чека закрыл лицо руками.

Тогда воины убили их всех, около двух тысяч человек, убили, осыпая
насмешками и упреками!

Вот как поступали в те времена с трусами, отец мой. После такого
примера против одного зулуса вступало в борьбу не менее пяти воинов всякого
другого племени! Если бы даже десять человек вышли на него, то и тогда он не
обратился бы в бегство. "Бейтесь и падайте -- но не бегите" -- таков был наш
девиз.

Никогда больше, при жизни царя Чеки, побежденный отряд не переступал
врат царского крааля. Эта битва была лишь одною из многих.

С каждым новолунием свежее войско отправлялось обмывать свои мечи.

Возвращались лишь немногие, но всегда с победой и бесчисленным
множеством захваченного скота. Избежавшие ассегая составляли новые отряды, и
хотя ежемесячно умирали тысячи, но войско царя Чеки все-таки росло числом.

Вскоре Чека остался единственным вождем в стране. Умсудука пал, а за
ним и Мансенгеза, Умциликази отогнали далеко к северу, Мастеване совершенно
уничтожили. Тогда мы ринулись в эту сторону -- Наталь.

Когда мы появились здесь, нельзя было счесть народа, когда мы ушли,
кое-где можно было встретить человека, прячущегося в пещере -- вот и все!

Мужчин, женщин, детей -- всех стерли с лица земли, никого не осталось в
стране. Затем настал черед Уфаку -- вождя Апомондосов.

Ах, где-то теперь Уфаку?

И так шло дальше и дальше, и, наконец, сами зулусы устали воевать,
самые острые мечи затупились.

¶РОЖДЕНИЕ УМСЛОПОГАСА§

Чека не имел живых детей, несмотря на то, что у него было много жен.
Таково было правило его жизни. Каждого ребенка, рождавшегося от одной из его
"сестер", немедленно убивали, так как Чека опасался, чтобы его сын не сверг
его и не лишил власти и жизни.

Вскоре после рассказанных событий сестре моей Балеке, жене царя, пришло
время родить, и в тот же день жена моя Макрофа разрешилась близнецами. Это
случилось через восемь дней после того, как Ананди, моя вторая жена, родила
сына.

Когда царь узнал о болезни Балеки, он не приказал тотчас же умертвить
ее, потому что немного и по-своему любил ее. Он послал за мной и приказал
мне быть при ней, а когда ребенок родится, принести показать его труп,
согласно обычаю, по которому он лично должен был убедиться в его смерти.

Я склонился перед ним до земли и с тяжелым сердцем пошел исполнять его
приказание.

Но приходилось покориться, зная непреклонность Чеки, не допускавшего
неповиновения.

Я отправился в Эмпозени -- местопребывание царских жен, и объявил
приказание царя стоявшей у входа страже. Воины подняли свои копья и