Кейт, у меня нет таких денег. Я не потяну. Слышишь, не потяну!
бесшумно опустившись на колени у ног мужа, прижалась щекой к его
руке.
Конечно, будет тяжело. Мы знаем, что будет. Но ведь другие заводят
детей, и ничего. Экономят каждый грош, но живут, Джо.
огромными глазами, и пояснил, не разжимая губ:
деньгах на аборт.
слезами. - Никакого аборта! Никто на свете не заставит меня пройти
через это!
тебе надо! Хочешь меня уничтожить!
абортов. Я не шучу. Мне все равно, что от меня потребуется. Буду
работать в две смены, днем и ночью. Продам свою кровь, свое тело.
Плевать. Никаких абортов.
не шли с языка. Мелькнула мысль: не это ли заставляет мужчин навсегда
уходить из дома, не эта ли нежданная и страшная сила, которая пришла
к Мэри Кейт вместе с осознанием того, что она носит в утробе дитя?
Король умер - да здравствует королева. "Но, черт подери, когда это я
умер? - спросил он себя. Два года назад? Минуту назад? Когда?"
Мэри Кейт и, подхваченное током крови, проступало у нее на лице. Оно
исказило ее черты и зажгло в глазах злобный звериный огонек. Мэри
сказала:
расстояние, отделявшее его от этой женщины, блестевшей в темноте
белыми зубами, увенчавшей его черным терновым венцом поражения. Ее
лицо, безжизненное и одновременно непреклонное, как древняя маска
смерти, проникло в мозг Джо, зависло там, точно марионетка, и
заплясало мрачной тенью той, кем эта женщина была всего несколько
мгновений назад. К своему удивлению, Джо вздрогнул. Мертвым,
невыразительным голосом он произнес:
но доконаешь. И еще этот ребенок. Последний гвоздь в крышку гроба.
оконном стекле, смотрели яростно и непримиримо. У меня ~будет~
ребенок, сказала она ветру, шелестевшему газетами на улице внизу.
Теперь никто на свете не отнимет его у меня. Она стояла так и вдруг
почувствовала, что рядом с ней кто-то есть. Его тонкая бледная рука
притронулась к ее плечу и обожгла, точно раскаленное клеймо.
5
снежные хлопья в окно палаты Мэри Кейт. И до, и после родов, уже
уезжая на каталке по линолеуму больничного коридора в палату, она
слышала вой бури.
пронзительными, пытливыми голубыми глазами, которые, знала Мэри
Кейт, со временем непременно потемнеют, не был красив. И все же она с
благодарностью приняла ребенка из рук сиделки и поднесла к груди,
чтобы покормить. Ребенок вел себя очень спокойно, почти не шевелился
и только пытался поймать крохотными кулачками ее набухшую грудь.
малоизвестного английского поэта - ей не понравилось, и она решила
дать сыну имя, переходившее в их семье из поколения в поколение. И вот
в свидетельстве о рождении, невзирая на слабые протесты Джо -
Джеффри-де зовут его двоюродного брата, которого он терпеть не
может - записали: "Джеффри Харпер Рейнс".
предстояло делить с красногубыми резиновыми зверюшками. Над
кроваткой висела прикрепленная к потолку карусель с улыбающимися
пластиковыми рыбками. Мэри Кейт водила рыбок по узкому кругу, а
Джеффри сидел и смотрел, всегда молча. Кроватку они поставили так,
чтобы малышу был виден телевизор. В первые недели после выписки
Мэри Кейт тревожило то, что Джеффри очень редко плачет. Она
пожаловалась Джо, ведь плач - здоровая реакция новорожденного, но
Джо ответил:
по субботам утром, когда показывали "Тома и Джерри" и "Хауди-Дуди",
Джеффри, у которого резались зубы, молча мусолил зубное кольцо,
блуждая взглядом по тесным закоулкам квартиры. Равнодушие
Джеффри тревожило Мэри Кейт; его глаза были как у рыбы, плавающей
в холодном море, или у змеи, затаившейся в темной норе.
испытывает никакого желания быть рядом с ней. Мальчик отчаянно
вырывался, а если мать крепче прижимала его к себе, норовил ущипнуть
ее. Время шло. Глядя на Джеффри, в особенности разглядывая его
личико, Мэри Кейт тревожилась все сильнее. Ребенок не походил ни на
нее, ни на Джо. Джо время от времени сухо замечал, что в конце концов
мальчик будет похож на него, но Мэри Кейт понимала, что муж далек от
истины. А какова была истина? Не была ли она, случайно, похоронена у
нее в подсознании, в том его уголке, где хранились смутные
воспоминания о воющей сирене "скорой помощи", о белом внутри кузове
и людях в белых халатах, которые бесконечно ощупывали ее истерзанное
тело?
плакать. Она всегда прекращала думать о ребенке раньше, чем хлынут
слезы, завертится водоворот сомнений, примерещатся во мраке
призрачные фигуры.
рано утром, мечтая об одном - выпить пару банок пива и рухнуть в
постель, иногда даже не раздеваясь. Случалось, он уходил на работу в
том же, в чем спал накануне, а бывало, по несколько дней ходил
небритый. У него не было сил даже думать о возвращении в колледж, а
его острый обвиняющий взгляд оскорблял Мэри до глубины души. Джо
почти перестал разговаривать с женой и обращался к ней только в случае
необходимости, а Мэри Кейт научилась поворачиваться к нему спиной в
постели.
резиновыми игрушками и пеленками и пропахла молоком и чем-то
кислым, у Джо вошло в привычку уходить из дома и подолгу бродить по
городу. Нередко он возвращался, когда Мэри Кейт уже спала.
Разбуженная стуком входной двери, она слышала, как он заходит, часто -
пьяный, бормоча себе под нос что-то, чего она не могла разобрать.
Подонок, думала она. Пьяный подонок. И, не глядя на него, резко
бросала: "Сперва разденься, потом ложись".
слышала, как он встает, пьет в ванной воду и, как ни странно, гремит
дверной цепочкой, проверяя, надежно ли закрыта входная дверь. Но она
лежала тихо как мышка, притворяясь спящей, а когда Джо возвращался в
постель, засыпала, точно зная, что муж еще долго будет лежать в
темноте с открытыми глазами, неподвижно глядя ей в спину.
освещенного квадрата окна: он стоял над кроваткой, вглядываясь в
спящего малыша, стоял очень прямо, сжимая кулаки так, что белели
суставы пальцев, и буравил взглядом неподвижную фигурку в белой
пижамке. Утром оказывалось, что Джеффри проснулся раньше ее и
крепко держится за прутья кроватки, словно хочет до срока улизнуть из
тюрьмы младенчества. Темные глаза мальчика пронзали ее; казалось, он
сердито смотрит сквозь Мэри Кейт на ее спящего мужа. Однажды, когда
Джо взял ребенка на руки, чтобы продемонстрировать отцовскую
привязанность (что случалось нечасто), Джеффри чуть не выколол ему
глаз, тыча пальцем в карусель с рыбками. Джо чертыхнулся и, потирая
пострадавший глаз, опустил ребенка обратно в кроватку.
них, как беспощадный зверь, и Джо все чаще и все легче выходил из себя.
Глаза у Джеффри потемнели и превратились в черные, блестящие хитрые
щелочки, а волосы росли прямые и черные. Нос удлинился. Мэри Кейт с
внезапной тревогой увидела, что подбородок у сына будет с ямочкой. Ей
было хорошо известно, что ни у них в роду, ни в роду у Джо таких
подбородков не было. Она водила пальцем по краям намечающейся
ложбинки, слушая далекий вой сирены, летевший над городскими
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Мацумото Сэйте
Свержин Владимир
Майер Стефани