месяцев. Такой крупный улов Мортон получил после многочисленных заседа-
ний кабинета на высшем уровне. Итальянское правительство согласилось от-
пустить профессора в Англию на неопределенное время. И если такой чело-
век, как доктор Грегори, был взволнован, то обо мне и говорить не прихо-
дилось.
на то есть серьезные причины, доктор Грегори!
Никто не знает о лаборатории номер один больше доктора Грегори. Мы не-
давно с ним о ней беседовали. Не буду лгать, я тоже испуган. Если бы
доктору Грегори разрешили, он бы отлил стены и потолок из бетона вокруг
блока "Е" и запечатал бы лабораторию номер один навсегда. Вот как опаса-
ется доктор Грегори. Ему хотелось бы хоть на месяц закрыть эту лаборато-
рию.
Грегори и своих помощников.
если меньше будете знать об этом. Вы также, лейтенант. Простите. - Он
подождал, пока Уилкинсон и двое других уйдут, взглянул насмешливо на
Грегори и произнес: - Итак, доктор Грегори, вы не хотите, чтобы дверь в
лабораторию номер один была открыта? Это подозрительно. А вы нами подоз-
реваетесь в первую очередь, знаете об этом?
сил взгляд на Кландона и сразу отвел глаза. - Я не полицейский и не во-
енный. Если бы вы...
нас дверь. - Что там находится?
обращая внимания на табличку "Не курить", Грегори зажег сигарету и стал
быстро и нервно затягиваться.
краток, но необходимо вас убедить, - он умолк и затем тихо продолжал: -
Сейчас термоядерный век. Это век, когда десятки миллионов людей идут на
работу и возвращаются домой, зная об угрозе термоядерной войны. Миллионы
людей не могут спокойно спать ночью, задумываясь о судьбе нашей зеленой
и прекрасной планеты, которой угрожают оружием, сделающим ее безжизнен-
ной пустыней. - Он глубоко затянулся, погасил сигарету и сразу закурил
новую, продолжая говорить в облаке табачного дыма. - Я избавлен от этих
страхов о термоядерном Армагеддоне и безмятежно сплю по ночам. Слышу о
русских ракетах и улыбаюсь. Слушаю американцев, хвалящихся своими раке-
тами, и тоже улыбаюсь. Такой войны никогда не будет, потому что я знаю,
пока две сверхдержавы держат свои сабли в ножнах в виде разных мощных
ракет, несущих столько-то и столько-то мегатонн, они в действительности
не думают о них вообще. Они думают, господа, о Мортоне, потому что анг-
личане, осмелюсь сказать, дали понять великим державам недвусмысленно,
что бактериологическое оружие, которое у них имеется, сильнее всех бомб.
И это оружие делается здесь, в Мортоне. Это оружие, если его применить,
не оставит на всей планете ничего живого. Абсолютно ничего. Вот почему у
меня страх перед дверью лаборатории номер один. Надеюсь, вы поймете ме-
ня.
опасность за дверью велика. Но нужно было убедиться, что преступники не
входили туда. И мы открыли дверь. И убедились в том, что из самой сек-
ретной лаборатории исчезло шесть ампул в контейнерах, специальных сталь-
ных контейнерах. В трех из них был сильный ботулинусный вирус, смертель-
ный для всего живого. Но самое страшное, что неизвестные похитили три
ампулы дьявольского микроба, против которого вообще не было никакой за-
щиты - ни сыворотки, ничего другого. Это был нокаут.
но знаю, это чувство останется до конца моих дней. На всю жизнь. Конеч-
но, это легко может сказать любой - легко, просто и не задумываясь. Зву-
чит такое, возможно, немного банально. Но вам надо бы ее увидеть, мою
жену, и тогда вы поверите мне.
глазами, но замечательна она не только этим. Вечером вы можете, расста-
вив руки, ловить на улицах Лондона в часы пик всех девушек подряд - и
половина из дюжины окажется маленькими белокурыми красавицами. Она была
не просто сияющим счастьем, которое никого не минует. Мэри олицетворяла
безудержную радость и влюбленность в жизнь. Она жила с напряжением тро-
пической птицы колибри, у которой сердце бьется в темпе шестисот ударов
в минуту. Было в ней и еще нечто иное. Какое-то сияние - в лице, в гла-
зах, в голосе, во всем, что она говорила и делала. Она - единственный
известный мне человек, не имеющий врагов ни среди женщин, ни среди муж-
чин. К этим чертам, пожалуй, можно применить только несколько старомод-
ное и затасканное слово "добродетель". Она терпеть не могла святош,
всех, кого называют ханжами, но ее собственная добродетель окружала ее
ощутимым магнитным полем. Магнитным полем, невольно притягивавшим к ней
стольких обездоленных, надломленных душой и телом, что иному потребова-
лась бы еще дюжина жизней, чтобы столько встретить. Старик, доживающий
свои последние дни при слабом осеннем солнце на скамейке в парке, птица
со сломанным крылом - все они тянулись к Мэри. Лечить изуродованные тела
и души было ее талантом, и я только совсем недавно стал понимать, что,
врачуя одного, она уже знала о другом страждущем, о ком никто еще не по-
дозревал. Впрочем, у нее был маленький недостаток, который мешал ей
превратиться в ангелоподобное существо, - она была вспыльчива, и вспыль-
чивость эта могла проявиться самым невероятным образом в сопровождении
не менее невероятных выражений, но только тогда, когда она видела птицу
со сломанным крылом и человека, сделавшего это.
рать любого по своему желанию, но остановила выбор на мне. Я отношу это
к тому, что в некотором роде у меня тоже были перебиты крылья. Гусеница
немецкого танка изувечила мне ногу в сражении близ Кайе, а осколок зажи-
гательного снаряда сжег половину лица так, что стать Адонисом мне не по-
могла бы теперь никакая пластическая операция. Ко всему этому, левый
глаз мой едва мог отличить день от ночи,
двадцати ярдах от меня. Она была с толстым типом средних лет, несшим ее
чемодан. Отмерший тип промышленного дельца большого города, в костюме и
с зонтиком. Такие проводят время в сочувственном разглядывании лиц бед-
ных вдов и сирот. Я его никогда раньше не встречал, Мэри тоже. Она прос-
то умела сходиться с людьми: абсолютно разные люди соперничали между со-
бой, чтобы оказать ей услугу. Таким соперником был и этот делец.
выражала свою радость после разлуки, и я каждый раз замечал вокруг удив-
ленно поднятые брови окружающих, но легко с этим примирился. Последний
раз мы виделись с ней сегодня утром, но я уже скучал по ней так, словно
был на австралийском безлюдье. Едва начал усаживать ее в машину, как по-
дошел делец, опустил чемоданы, поклонился Мэри, приподняв котелок, по-
вернулся, кланяясь, и упал, зацепившись за тележку носильщика. Затем
встал, отряхнулся и опять начал кланяться. И вот, наконец, в последний
раз приподнял свой котелок и исчез.
бы я по гроб жизни работал на пособия по увечьям, полученным не без тво-
ей помощи. Этот угнетатель рабочего класса мог бы вынудить меня носить
эти чемоданы остаток жизни, хоть и исчез.
на меня, сказала она. - Пьер Кэвел, вы устали, раздражены, и нога ваша
сильно ноет.
мысли, ни чувства. Его лицо, как утверждают, непроницаемо. Спроси любо-
го.
тупку, - пробормотал я и завел машину. - Мы остановились в отеле "Вогон-
нер".
го камина. - Она поежилась. - В самом деле, холодно.
дерновой кондитерской, сияющей стеклом и никелем. Мэри глянула на нее,
потом на меня и спросила:
и клопы в кроватях теперь не в моде. Кроме того, здесь центральное отоп-
ление.
ми рукавами рубашки, сильно пропахший выпивкой. Отведя хмурый взгляд от
меня, он тотчас же улыбнулся Мэри и вызвал мальчика лет десяти, наверное
своего сына, который и провел нас в комнату. Номер был довольно чистый,
просторный и выходил окнами на задний двор с мощеными дорожками - до-
вольно слабое подражание европейскому городскому садику. Для меня имело
значение, что одно из окон выходило на окружающую двор веранду. Дверь за
мальчиком закрылась, и Мэри подошла ко мне.
дело касалось выяснения истины, она превращалась в чуткий детектор,
чувствующий малейшую ложь. - Ничего. Отпустит. Всегда так.
дешь ходить?
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Андреев Николай
Каргалов Вадим
Сертаков Виталий
Кервуд Оливер Дж.