Чтение 8–й страницы книги ~Окончательный диагноз~

- Ты напоминал ему?

- Не один, а десять раз. Если бы не мои напоминания, я бы, наверно, и
сейчас еще не получил заключение.

- Значит, поэтому ты продержал миссис Брайан в больнице целых три
недели?

- Разумеется. Или вы считаете, что я должен был ее выписать? - В
голосе Рюбенса сквозили явные нотки сарказма. - Есть еще вопросы? -
спросил он.

- Нет, - ответил О'Доннел и повесил трубку. - Гарри, я намерен
созвать совещание во второй половине дня, - обратился он к Томаселли. -
Человек пять-шесть из старшего врачебного персонала. Соберемся у тебя, и
я хочу, чтобы ты тоже присутствовал.

- Хорошо, - кивнул Томаселли.

- Пригласим главного терапевта Гарвея Чандлера, затем Руфуса и
Рюбенса и обязательно Чарли Дорнбергера. Скольких я уже назвал?

- С нами шестеро. А Люси Грэйнджер? После минутного колебания
О'Доннел сказал:

- Хорошо, пусть будет семь человек.

- Повестка дня? - спросил Томаселли, держа карандаш наготове.

О'Доннел покачал головой:

- Никакой повестки. У нас лишь один вопрос: реорганизация
патологоанатомического отделения.

***

Когда администратор назвал Люси Грэйнджер, О'Доннел вспомнил их
последнюю встречу. Они пообедали в хорошем ресторанчике, поговорили о
себе, об общих знакомых, о работе и о вещах, не имеющих отношения к
медицине. Затем он отвез Люси домой, в ее новую уютную квартирку. Она
пригласила его зайти. Когда она готовила коктейли, стоя спиной к нему,
он вдруг спросил, была ли она замужем.

- Нет, - ответила она не оборачиваясь.

- Я часто думаю, почему ты не вышла замуж.

- В сущности, все очень просто. - Люси повернулась, держа в руках
стакан. - Во-первых, мне давно уже никто не делает предложений, а
раньше, когда делали, я думала только о карьере врача, и это для меня
было самым главным. Карьера и семья казались мне несовместимыми.

- И ты не жалеешь?

- Нет, - сказала она, подумав. - Я достигла того, к чему стремилась,
и во многих отношениях удовлетворена. Правда, иногда я задумываюсь, как
бы сложилась моя жизнь, если бы я решила иначе. Ведь, в сущности, все мы
люди прежде всего.

- Да, - промолвил О'Доннел. Признание Люси тронуло его. Ей надо было
иметь детей, быть матерью и женой, подумал он и вдруг спросил:

- Ты по-прежнему считаешь, что семья и карьера несовместимы?

- Нет, я перестала быть столь категоричной в этом вопросе, - ответила
она. - Жизнь кое-чему меня научила.

О'Доннел подумал, каким бы был его брак с Люси. Была бы в нем любовь
и нежность? Или их работа помешала бы им приспособиться друг к другу?
Что бы они делали, встречаясь после работы дома, о чем говорили? Неужели
обсуждали бы больничные дела за обедом и диагнозы за десертом? Был бы у
него домашний очаг или же дом стал бы естественным продолжением
привычной рабочей обстановки? Однако вслух он сказал:

- Мне давно кажется, что у нас с тобой много общего.

- Да, и мне тоже, Кент, - ответила Люси. Допив коктейль, О'Доннел
собрался уходить. Он понимал, что они сказали друг другу гораздо больше,
чем то, что выразили словами. Теперь он знал, что опять будет думать о
Люси и анализировать свои чувства к ней. Здесь не должно быть поспешных
решений: слишком многое ставится на карту.

- Ты можешь не уходить, Кент. Останься, если хочешь. Люси сказала это
так просто. Он знал, что все теперь зависит от него. Осторожность и
привычка взяли верх.

- Спокойной ночи, Люси.

Когда дверь лифта захлопнулась за ним. Люси все еще стояла в дверях
своей квартиры.

Глава 6

- Я вас пригласил сюда, - обратился О'Доннел к собравшимся в
конференц-зале, - потому что мне нужна ваша помощь. Думаю, для вас не
секрет, что в отделении патанатомии неблагополучно. Речь идет не только
о работе отделения, есть и другая проблема, так сказать, личного
характера.

- Что за проблема? - спросил Дорнбергер. - Мне не совсем понятно, о
чем речь, Кент.

О'Доннел этого и ждал. Дорнбергер и Пирсон были старыми друзьями.

- Постараюсь объяснить, - сказал он спокойно и начал детально
излагать претензии к отделению патанатомии, рассказав и о категорическом
отказе Пирсона принять в отделение второго врача. - Я убежден, что нам
нужен еще один специалист. Помогите мне убедить Пирсона в необходимости
произвести перемены, - закончил он.

- Мне не нравится, как мы решаем этот вопрос, - заметил Билл Руфус.

- Почему, Билл? - О'Доннел отметил про себя, что сегодня на нем
вполне приличный галстук.

- Я не думаю, чтобы несколько человек, собравшись вместе, как это
сделали мы, были вправе обсуждать перемены в отделении. - Билл Руфус
посмотрел на присутствующих. - Разумеется, у меня были столкновения с
Пирсоном, как и у большинства из нас. Но это не значит, что я готов
участвовать в каком-то сговоре, чтобы выжить его отсюда.

О'Доннел был даже рад такой откровенности Руфуса.

- Разрешите вас заверить, - сказал он, - что никаких намерений, как
вы выразились, - он посмотрел на Руфуса, - "выжить отсюда" доктора
Пирсона у нас нет.

Его слова были встречены одобрительным гулом голосов.

- Давайте подойдем к этому вопросу следующим образом, - продолжал он.
- Мы все согласны, что в отделении патанатомии необходимы перемены.
Задержка хотя бы на день там, где необходимо немедленное хирургическое
вмешательство, грозит жизни больного. Это вам хорошо известно.

- И не следует забывать, - прервал его Гарри Томаселли, - что всякие
задержки отнимают больничные койки у тех, кто в них остро нуждается. У
нас огромный список больных, ожидающих госпитализации.

- Конечно, - снова продолжал О'Доннел, - я могу созвать
исполнительный комитет, и не премину это сделать, если понадобится, но
вы все знаете, к чему это может привести. Зная Пирсона, мы можем не
сомневаться, что любая дискуссия приведет к конфликту, тем более что
Пирсон сам член комитета. Чего мы добьемся? Пирсон уже не сможет быть
заведующим отделением, и мы только повредим себе и больнице. - О'Доннел
подумал также, хотя и не мог сказать об этом, что Пирсон имеет влияние
на "старую гвардию" в попечительском совете и конфликт может иметь
далеко идущие последствия.

- Я не обещаю, что смогу разделить вашу точку зрения, но что вы
предлагаете? - сказал Чарли Дорнбергер, попыхивая трубкой.

О'Доннел решил раскрыть карты.

- Я предлагаю, Чарли, чтобы вы поговорили с Пирсоном от имени всех
нас.

- Ну нет, увольте! - Иного ответа О'Доннел и не ожидал. Но Дорнберга
надо было уговорить.

- Чарли, мы знаем, что вы близкий друг Пирсона. Вы один можете его
убедить.

- Короче говоря, удар должен нанести я, - отметил сухо Дорнбергер.

- Какой же это удар, Чарли?

Дорнбергер заколебался. Он видел, что все ждут его ответа. Его
терзали два противоречивых чувства - тревога за благополучие больницы и
личная симпатия к Джо Пирсону.

То, что говорилось сегодня, не было новостью для Дорнбергера; он
давно подозревал неладное. Тем не менее случаи с больными Руфуса и
Рюбенса просто потрясли его. Дорнбергер также понимал, что О'Доннел не
собрал бы их здесь, если бы это все не было так серьезно. Главного
хирурга он уважал.

И в то же время он хотел помочь Пирсону. Казалось, он один
противостоял натиску событий, могущих погубить старого врача. Должно
быть, О'Доннел был искренен, когда говорил, что не намерен выживать
Пирсона из больницы, и остальные разделяли его чувства. Да, как
посредник он лучше других сможет помочь Джо. Окинув взглядом
собравшихся, Дорнбергер спросил:

- Вы все так считаете?

Люси Грэйнджер, подумав немного, сказала:

- Я очень его люблю. Мне кажется, мы все его любим. Но я все-таки
считаю, что в отделении необходимы перемены.

Это были ее первые слова, до этого она сидела молча и раздумывала над
тем, что произошло в ее квартире в тот вечер, когда к ней зашел
О'Доннел. Давно ничто так не волновало ее. Не влюбилась ли она? Но она
заставила себя снова вернуться к проблемам патологоанатомического
отделения.

- А ты, Билл? - обратился О'Доннел к Руфусу.

- Если Чарли поговорит с Пирсоном, я согласен.

- Я лично уверен, что именно так можно будет наилучшим образом решить
эту проблему, - сказал Гарвей Чандлер, обращаясь к Дорнбергеру. - Вы
окажете больнице огромную услугу.

- Хорошо, - сдался Дорнбергер. - Я постараюсь. На мгновение в зале