подумал я. - Доверит ли он мне?.."
глазам и скомандовал:
оттолкнулся - наш плот рывком прибавил скорость.
незапятнанными. Мне нечего было промокать, потому что я ничего не писал. За
это время мама успела прислать еще два письма - одно дедушке и одно мне.
Жалея дедушкины глаза, я оба письма прочитал вслух, а потом быстро разорвал
их и развеял по ветру.
мне побольше дышать свежим воздухом и вовремя принимать пищу. И в обоих
письмах, где-то в конце страницы - казалось, совсем другим, зловещим, не
маминым почерком - было написано: "Но в то же время..." И дальше мама
напоминала о моей переэкзаменовке.
забывать и о духовной пище: побольше читать разных интересных книжек и
главное - почаще ходить в кино!" - так сочинял я, читая письмо,
адресованное дедушке.
придумывать что-нибудь выгодное для себя. И в следующий раз, дойдя до слов
"Но в то же время...", я сочинил вот что: "Но в то же время ты, Саша, ни в
коем случае не должен расти маменькиным сынком. Купайся в реке сколько тебе
будет угодно! И на солнце можешь лежать хоть целый день. Спать ложиться
вовремя совсем не обязательно, можно лечь и попозже - ничего тебе не
сделается! Да и насчет пищи я тоже передумала: можешь принимать ее в любое
время..."
желая получше разглядеть мое лицо.
били. И сейчас терпеть их не могу. Но вот относительно питания и солнечных
ванн Марина, кажется, переборщила. А вообще-то, преотличнейшая вещь - расти
на свободе!
моему счастью, мама ничего больше о переэкзаменовке не писала. Решила, что
я наконец запомнил ее советы и занимаюсь вовсю.
самодельную деревянную чернильницу и самодельную резную ручку дедушкиной
работы. Но розовые промокашки так и оставались чистыми, потому что тут же
раздавался стук в дверь. Приходили дедушкины пациенты. Одним он просил
передать рецепты, другим - устные советы. А так как все больные в городе с
детства привыкли лечиться только у дедушки, верили только ему и называли
его "профессором", дверь не переставала открываться и закрываться, как в
самой настоящей поликлинике.
которая была за рекой и вытянулась в узкую, длинную ленту из белых домиков.
В обход, через мост, до Хвостика нужно было добираться часа полтора. А по
реке, говорили, гораздо быстрей.
конечно, не очень устанет". Они прекрасно знали, что дедушка все равно
зайдет, как бы он ни устал.
уличить меня. Ведь каждый раз я ожидал увидеть в дверях Сашу или Липучку, а
для них я был "очень культурным, очень образованным и очень грамотным
москвичом". Когда же наконец у меня лопалось терпение и я твердо решал
оставить скатерть в покое, в дверях действительно появлялись мои новые
друзья. Прятать улики было уже поздно, и я попросту спихивал их под стол.
От этого учебники мои несколько поистрепались и стали какими-то
"раздетыми", то есть выскочили из обложек.
"как-нибудь нагрянуть в гости". Но он не приходил. "Наверное, презирает
меня! Смеется!" - с досадой думал я, вспоминая про двойку с ехидной
закорючкой на конце.
составлял график своих занятий. Получалось, что я должен заниматься каждый
день по три с половиной часа, потом по четыре часа, по четыре с
половиной... Цифры все росли и росли. Когда наконец дошло до пяти часов, я
сказал себе: "Хватит! Этак в конце концов получится, что я должен
заниматься двадцать пять часов в сутки! Завтра меня никто не спугнет!"
комнату: стукнет - и тут же войдет, не дожидаясь, пока я скажу: "Можно" или
"Кто там?". Непонятно даже, для чего она стучалась. Я еле-еле успевал
сбрасывать под стол учебники и тетради. Так было и на этот раз.
чем-то спросить меня или попросить.
смущения, сарафан - неопределенного, выгоревшего цвета, ноги - сверху
бронзовые, а внизу серые от пыли, будто нарочно присыпанные порошком.
начала:
В горсовет. Понимаешь?
города довольно далеко. Да еще дорога в гору... А автобуса нет. Хоть на
себе вещи волоки!.. Надо, чтобы автобус ходил.
вот, значит, разные... - Тут она замялась, подыскивая подходящее слово. -
Ну, в общем, разные несознательные люди всем этим пользуются. На
государственных телегах возят приезжих, а денежки себе в карман кладут.
не смогу: не умею я заявления писать. А ты лучше напишешь! Так, что сразу
резолюцию красным карандашом поставят. Знаешь, в левом уголке...
закорючкой поставят, как Андрей Никитич. До чего же это неприятное дело -
быть двоечником! И еще зачем-то, как дурак, пожимал плечами. Рассказал бы
честно про двойку, а то вот выкручивайся теперь!"
ничего не разберешь. Я сам иногда не разбираю.
запишу.
не впервой: натренировался уже, читая мамины письма. Кроме того, одна наша
соседка в Москве очень любила сочинять всякие жалобы и собирать под ними
подписи жильцов: то ванна протекает, то кто-то из соседей долго
разговаривает по телефону. Прежде чем собирать подписи, соседка читала свои
заявления вслух на кухне. Каждую жалобу она начинала словами: "Нельзя без
чувства глубокого гражданского возмущения писать о том..." И я начал
диктовать Липучке:
между городом и станцией нет автобусного сообщения..."
"используя свое служебное положение", "некоторые личности", "не пора ли". Я
продиктовал Липучке:
приезжих за деньги на государственных телегах. Не пора ли покончить с
этим?.."
если, мол, не примете мер, то буду жаловаться выше. И я продиктовал:
посоветовал Липучке: - Теперь собери подписи. Побольше подписей... И все
будет в порядке.
лист, который остался почти чистым.
дочитать до конца. Понимаешь?
самых настоящих заявлениях!
дескать, что уж тут особенного: написать заявление - это для меня раз
плюнуть.
тысячи подписей".