он немедленно согласился. Он мой друг, и, разумеется, он не мог мне
отказать.
но мы в самом деле бесконечно признательны тебе, ты просто наша
мать-спасительница.
мере оценить, какую трудную задачу пришлось решить накануне Бебите.
звонил в несколько мест -- и все безрезультатно.
сказал я.
же вы разместились?
нас.-- Просто проспект Альвеар для Буэнос-Айреса примерно то же самое, что
Парк Лейн[7] для Лондона.
в Англию, выяснилось, что на юг страны нам так и не удастся попасть. Встал
вопрос, куда направиться теперь. И тут нам позвонила Бебита.
Асунсьона, а там один мой друг возьмет вас в свой самолет и доставит в это
самое... как оно называется... Пуэрто-Касадо.
языка.
вами в качестве переводчика. Его мать считает, что такое путешествие пойдет
ему на пользу, при условии, что вы не заставите его охотиться за змеями.
просто обожаю тебя и всех твоих друзей.
С нами летел Рафаэль де Сото Асебал; всю дорогу в нем клокотала такая
жизнерадостность, что к концу полета я казался себе охладевшим к жизни
старым циником.
невдалеке от Асунсьона, было уже совсем светло, небо голубело. Еще не совсем
очнувшись от сна, мы неловко выбрались из машины и выгрузили свое имущество.
После этого мы немного походили, зевая и потягиваясь. Летчик и шофер
грузовика скрылись в полуразвалившемся ангаре, стоявшем на краю летного
поля. Вскоре, шумно пыхтя от напряжения, они показались снова, толкая
небольшой четырехместный моноплан, красиво разрисованный серебристой и
красной краской. Когда они выводили самолет из ангара на солнце, они были
очень похожи на пару крупных коричневых муравьев, волокущих в муравейник
маленькую бабочку. Рафаэль сидел на чемодане, сонно опустив голову и
полузакрыв глаза.
подталкивали к нам двое людей. Его глаза удивленно расширились за стеклами
очков.
самолет?
самолетик.
момент одно из колес перекатилось через небольшую кочку и все сооружение
закачалось из стороны в сторону с мелодичным звоном.
possible[8], мы не долетим на этой штуке... она слишком мала.
человека, никогда не летавшего на маленьких самолетах.-- Это очень хороший
самолет.
крыло, n'est се pas?[9] Если оно отломится, мы... брр! свалимся в
лес.-- Он откинулся назад и посмотрел на нас с жалким видом.
открывая в улыбке золотые зубы.
Рафаэль поднялся и взял свой чемодан.
самолету.
мы все же ухитрились втиснуться в самолет, я с пилотом на переднее сиденье,
Джеки с Рафаэлем на заднее. Я сел последним и захлопнул невероятно хрупкую
на вид дверцу, которая тут же открылась. Пилот нагнулся и посмотрел на
дверцу.
дверцу и захлопнул ее с такой силой, что самолет заходил ходуном.
мотор взревел, и машина начала дрожать и трястись. Самолет тронулся с места,
подпрыгивая на неровностях почвы, трава слилась в сплошное зеленое пятно, и
мы оторвались от земли. Набирая высоту, мы любовались открывшейся под нами
местностью -- сочной тропической зеленью, пронизанной красноватыми
прожилками дорог. Мы пролетели над Асунсьоном, розовые дома которого ярко
сверкали на солнце, и вскоре прямо по курсу самолета, в мерцающем круге
пропеллера, показалась река Парагвай.
границей разделяла местность на два типа: под нами были плодородный
краснозем, зеленые леса и обработанные поля, окружавшие Асунсьон и
занимавшие восточную часть Парагвая, а далее, за лентой реки, начиналось
Чако, необозримая плоская равнина, тянувшаяся до самого горизонта.
Подернутая дымкой утреннего тумана, равнина казалась поросшей
серебристо-бронзовой травой, кое-где перемежавшейся сочной зеленью маленьких
рощиц. Казалось, будто кто-то прошелся по этой равнине гигантскими ножницами
и подстриг ее, словно огромного пуделя, оставив на шкуре в качестве
украшения зеленые островки шерсти. Под нами проплывал безжизненный ландшафт,
единственным движущимся предметом была река, искрившаяся и сверкавшая по
мере своего движения по равнине. Река делилась то на три-четыре русла, то
растекалась по пятидесяти или шестидесяти рукавам, которые извивались и
переплетались в затейливом узоре, словно блестящие внутренности какого-то
огромного серебряного дракона, вываленные на равнину.
которая показалась мне поросшей сухой травой, в действительности была
заболочена -- вода то и дело выдавала свое присутствие ярким блеском.
Зеленые рощицы оказались густыми зарослями колючих кустарников, над которыми
изредка поднимались пальмы. Местами пальмы росли сомкнутыми рядами, как
будто были посажены людьми. Вода искрилась повсюду мгновенными яркими
вспышками белого света, но, несмотря на обилие влаги, кустарники выглядели
иссушенными и запыленными, корни растений находились в воде, листья были
сожжены солнцем. Это была мрачная, безлюдная равнина, не лишенная, однако,
своеобразного очарования. Все же через некоторое время пейзаж нам наскучил;
лишь встрепанные кроны пальм давали тут какую-то тень.
мне. В ней был холодный кофе -- горький, но освежающий напиток. Я сделал
несколько глотков, затем бутылка перешла к Джеки, а от нее к Рафаэлю и
вернулась к летчику. Когда он сунул горлышко бутылки в рот и запрокинул
голову, самолет нырнул носом к серебряной излучине реки в двух тысячах футах
под нами, так что у нас засосало под ложечкой. Осушив бутылку, пилот отер
губы тыльной стороной ладони, повернулся ко мне и прокричал в самое ухо:
холма, неожиданно выросшего на плоской равнине.
Una hora... Puerto Casado... comprende?[12]
надвигалась все ближе. Самолет нырнул носом, и мы начали быстро снижаться.
Вертикальные токи теплого воздуха подхватили крохотную машину и начали
трясти и швырять ее; самолет плясал в воздухе, словно искра над костром.