Чтение 8–й страницы книги ~Приключения Васи Куролесова~

потолке. Но вот и они затихли.

Васе стало совсем неприятно.

"Проклятый Курочкин! - думал он. - В какую историю меня
втравил! Чуть пулю в лоб не схлопотал, а теперь вот сижу
неизвестно где. Того гляди, сейчас кто-нибудь ножом ахнет.
Вылезет из погреба какой-нибудь косматый! Болдыреву на чердаке
небось хорошо. Чего он там сидит? Слезал бы! А то сейчас
войдет кто-нибудь".

Совсем тихо стало, а в комнате не было даже и
часов-ходиков, чтоб оживить тишину.

Вася присел на краешек стула и тревожно стал разглядывать
картину "Три богатыря".

Пристально смотрел с картины Илья Муромец, поставив над
глазами ладонь козырьком.

"Что ты делаешь в чужом доме, Вася? - спрашивал вроде
Илья. - Зачем влез ты в эту историю?"

"Глупо, Вася, глупо", - говорил будто бы и Добрыня,
равнодушно взглядывая в окно, где виднелись яблони и ульи
между ними.

Алеша Попович глядел печально. Единственный из троицы,
он, кажется, Васю жалел.

Скрип-скрип... - заскрипело что-то на улице. Это запели
ступеньки, и у Васи охладело сердце.

На крыльце послышались шаги.

Глава седьмая. Йод из Тарасовки

Медленно-медленно приоткрылась дверь, и тут же сердце
Васино ахнуло и полетело куда-то в глубокий колодец. Вася -
хлоп-хлоп! - прихлопнул его ладонью, пытался удержать на
месте, но не сумел.

Дверь распахнулась пошире, и стал виден человек в сером
костюме, а Вася уже и сообразить не мог, кто это.

- Жив? - спросил капитан, прикрывая дверь.

Вася молчал. Он все еще соображал, как же это так: улез
на чердак, а вошел в дом с улицы?

- Видишь, какие дела, - сказал Болдырев. - Через люк над
печкой неизвестный попал на чердак, а к чердаку с той стороны
дома приставлена лестница. По ней он и ушел.

- Куда ушел?

- Откуда я знаю! - сказал Болдырев и махнул рукой.

И вот когда Болдырев махнул рукой, Вася наконец
успокоился, сердце его шмыгнуло на свое законное место,
точь-в-точь кошка, которая вбегает в дом с мороза и первым
делом - на печку.

- Что же будем делать? - бодро уже спросил Вася.

- А! - сердито сказал Болдырев. - Упустили! Теперь его не
найдешь! А тебя кто просил влезать со своими
"водопроводчиками"? Кто?

- Не знаю.

- "Водопровод хотим починить"! - передразнил Болдырев. -
Если еще раз сделаешь что-нибудь без разрешения, пиши пропало!

- Пишу, - сказал Вася, моргнув.

Капитан прошелся по комнате, заглянул зачем-то еще раз
под кровать. Потом взял с подоконника пепельницу, сделанную в
виде фиолетовой рыбки, и стал рассматривать окурки-бычки,
которые лежали в ней.

Вынув из кармана целлофановый пакетик, капитан аккуратно
сложил туда окурки.

С удивлением смотрел Вася на такие действия.

Капитан тем временем открыл тумбочку, стоящую у кровати.
В тумбочке тоже не нашлось ничего особенного. Болдырев вынул
мыло, повертел его в руках - "Детское", потом достал бритву.
Бритва как бритва - безопасная. За бритвой показался из
тумбочки маленький пузырек темно-коричневого стекла.

Болдырев принялся рассматривать этот пузырек, крутя его в
пальцах.

- Как думаешь, - спросил он, - что это?

- Йод, - сказал Вася. - Каким раны мажут.

- Откуда он?

- Из тумбочки.

- Прочти этикетку.

На этикетке было написано: "Тарасовская аптека. Настойка
йода".

- Ну и что? - спросил Вася.

- Ничего, - ответил Болдырев. - Йод из Тарасовки.

- Ну и что?

- "Что да что"! - рассердился Болдырев, засовывая пузырек
в карман. - Запомни, и все! Может пригодиться.

- Да зачем нам йод? Пуля-то мимо пролетела.

Болдырев открыл рот и, видимо, хотел сказать что-то
сердитое, но вдруг закрыл рот и приложил к губам палец:

- Т-ш-ш-ш...

На крыльце послышались шаги.

Глава восьмая. Рашпиль

Ступеньки перестали скрипеть - человек на крыльце
остановился.

- Ох, - сказал он, отдуваясь.

Потом донеслось звяканье ключей и бормотание:

- Хлеба взял, соли взял, бутылку взял. Надо было бы воблы
взять, да где ж ее возьмешь?

Он замолчал и все звенел ключами, никак, видимо, не
находил подходящего.

- Что это? - послышалось вдруг на крыльце, и в дырке от
пули что-то зашебаршилось.

В нее всунулся заскорузлый палец, и Васе захотелось
схватить его, но палец, покрутившись, ушел обратно.

- Воры! - закричал человек на крыльце. - Дырку
просверлили!

Дверь распахнулась, и в комнату влетел человек. Он
выскочил на середину комнаты, размахивая сумкой-авоськой,
тяжело сопя, и тут же у Васи над ухом грянуло:

- Р-Р-РУКИ ВВЕР-Р-РХ!

Вася даже не понял, что это крикнул Болдырев, таким
страшным показался капитанский голос. Он рявкнул с силою
пароходной сирены. От этого ужасного и неожиданного звука
человек выронил авоську, ахнула об пол бутылка, а руки
вошедшего вздернулись вверх так резко, будто бы он хотел
подтянуться на турнике.

Болдырев подошел к нему сзади и, похлопав его по
карманам, вытащил ключи и пачку папирос "Беломор".

Не опуская рук, вошедший обернулся. И лицо-то его
оказалось знакомым - рябое, изъеденное оспой.

"Стекло! - вспомнил Вася. - Двойное, бэмское!"

- Рашпиль! - сказал Болдырев. - Старый знакомый!

Стекольщик, по прозвищу "Рашпиль", опустил руки. Глаза
его были глубоко упрятаны под бровями и глядели оттуда, как
мыши из подвала.

- Смотри, Вася, - говорил Болдырев, - ведь это Рашпиль,
старый вор, который сидел в тюрьме триста или четыреста раз.

- Два, - глухо проворчал стекольщик, а потом ткнул в Васю
пальцем: - Эта морда мне тоже знакомая.

- Что ты здесь делаешь, Рашпиль?

- Как что, гражданин начальник? Домой пришел.

- Это твой дом?

- А чей же? И дом, и сад, и ульи - все мое. Наследство от
родителя, Иван Петровича. Помер родитель. Добрый был.

- Жаль родителя, жаль Иван Петровича, сказал капитан. -
Значит, теперь дом твой. А кто же стрелял?

- Да мне откуда знать, гражданин начальник? Я в магазине
был. Пришел - дырка.

- Интересно получается, - сказал Болдырев. - Дом твой, а
кто был в доме, ты не знаешь. Я бы на твоем месте подумал.

- Чего мне думать? - ответил Рашпиль. - Пускай лошадь
думает, у ней башка большая.

- Ну, если не хочешь думать, тогда пошли.

- Куда?

- Куда надо.

Тут Рашпиль спрятал глаза под бровями, и теперь стало
казаться, что у него вообще нету глаз, как, например, у репы.

- Может быть, жилец стрелял, - сказал он хрипло.

- Какой жилец?

- Да на рынке один попросился ночевать, я его и пустил.