Чтение 8–й страницы книги ~Мио, мой Мио!~

лет назад.

- Много-много тысяч лет назад, - повторила ткачиха. - Помнится, ветры
пели про это в тот самый вечер, когда я сажала свои яблони, а было это
давным-давно. Много-много тысяч лет назад. Подойди ко мне, Мио! - позвала
она. - Я залатаю твой плащ.

Взяв чудодейную ткань, она отрезала лоскуток и залатала прореху в моем
плаще. Но это еще не все. Она подбила мой плащ сверкающей тканью и набросила
его мне на плечи.

- Мое лучшее полотно я отдаю тому, кто спасет мою маленькую дочку, -
сказала ткачиха. - А еще ты получишь хлеб, хлеб насущный. Береги его! Ты еще
узнаешь голод!

Она дала мне хлеб, и я поблагодарил ее. Потом, обернувшись к Юм-Юму,
спросил:

- Готовы мы в путь?

- Да, готовы! - ответил Юм-Юм. Выйдя из домика, мы пошли по тропинке
меж яблонь. Только мы уселись верхом на Мирамис, как птица Горюн расправила
свои черные крылья и взмыла к горным вершинам.

Сотня белоснежных лошадей глядела нам вслед, когда мы скакали меж
деревьев. Они нас не провожали. Цветущие яблони белели, как снег, при свете
луны. Они белели, как снег... Может, я никогда больше не увижу таких
прекрасных яблонь в белом цвету...

Заколдованные птицы

Может, я никогда больше не увижу яблонь в цвету, не услышу шелеста
зеленых деревьев и шелковистых трав. Потому что мы едем в страну, где нет
цветов, где не растут ни деревья, ни травы.

Мы скачем в ночи. Все вперед и вперед. Освещенный светом луны
приветливый лес остался далеко позади. Впереди сгущается мрак. Свет луны
меркнет, земля становится сухой и каменистой, вокруг отвесной стеной
вздымаются голые скалы. Они надвигаются все ближе и ближе. И вот мы уже
скачем меж высоких черных стен по тесной глухой тропинке на самом дне
ущелья.

- Была бы тропинка не так глуха, - сказал Юм-Юм, - горы не так черны, а
мы не так малы и беззащитны!

Тропинка змеилась и извивалась; казалось, тысяча опасностей
подстерегает нас за каждым поворотом. Видно, Мирамис тоже чувствовала это.
Она дрожала всем телом и хотела повернуть назад. Но я крепко держал поводья.
Тропинка становилась все уже, черные скалы по сторонам все выше. Мрак
сгущался, и вот мы подъехали к какому-то подобию ворот. То была тесная
расщелина между скал. А там, за расщелиной, клубился ночной мрак, мрак,
чернее которого нет ничего в целом мире.

- Страна Чужедальняя, - прошептал Юм-Юм. - Это ворота в Страну
Чужедальнюю.

Мирамис яростно сопротивлялась. Она вставала на дыбы и дико ржала.
Только эти ужасные звуки нарушали тишину. Во мраке за воротами царило
гробовое молчание. Глухой мрак словно подстерегал нас - казалось, он
поглотит нас, как только мы окажемся по ту сторону ворот.

Я знал, что мне предстоит окунуться в этот мрак. И все-таки я больше не
боялся.

Теперь, когда я знал, что уже много-много тысяч лет назад мне на роду
было написано пройти сквозь эти мрачные ворота, я почувствовал себя смелее.
Я подумал: "Будь что будет, пусть я даже никогда не вернусь обратно, все
равно бояться я больше не стану".

Я погнал Мирамис во мрак. Когда лошадь поняла, что я вовсе не собираюсь
поворачивать назад, она с быстротой молнии проскочила сквозь тесную
расщелину и понеслась дальше по мрачным дорогам Страны Чужедальней. Мы
мчались в ночи, вокруг нас стояла черная мгла, и я не видел дороги.

Но со мной был Юм-Юм. Он сидел за моей спиной, изо всех сил держась за
меня, и я любил его как никогда. Я не был одинок, меня сопровождал друг, мой
единственный друг! Почти все, что было предсказано, сбывалось.

Не знаю, сколько времени мы мчались во мраке. Быть может, одно
мгновение, быть может, долгие-долгие часы. А может, много-много тысяч лет!
Во всяком случае, нам так казалось. Скачка наша напоминала дурной тяжелый
сон, от которого пробуждаешься с безумным криком и, лежа в постели, еще
долго испытываешь страх. Но от нашего сна пробуждения не было. Мы скакали и
скакали, не зная куда, не зная, сколько времени мы скачем. Мы просто скакали
в ночи.

И вдруг Мирамис остановилась. Мы подъехали к озеру. Ни один самый
страшный сон не сравнится с этим озером. Иной раз мне снятся глубокие черные
воды, которые разверзаются предо мной. Но ни мне, ни другим людям, ни одному
человеку в мире никогда и не снились такие черные .воды, какие открылись
моим глазам. То были самые угрюмые, самые страшные воды на свете. Озеро
замыкали черные утесы. И птицы, несметное множество птиц кружило над
мрачными водами. В темноте их не было видно, только слышались их крики. И
печальнее этих криков мне слышать ничего не доводилось. О, как я жалел этих
птиц! Казалось, будто они зовут на помощь, будто они в отчаянии плачут.

На другом берегу озера на самой высокой скале стоял высокий черный
замок. Там светилось одно-единственное окошко. Оно, это окошко, светилось,
словно злое человеческое око, жестокое и ужасное око, подстерегавшее нас в
ночи и желавшее нам зла.

- Замок рыцаря Като, - прошептал Юм-Юм.

Мирамис задрожала.

Замок рыцаря Като! Там, по другую сторону черных вод, был мой враг,
тот, с кем мне предстояло сразиться. Злое око над озером пугало меня, хотя я
твердо решил больше не бояться. Оно пугало меня и словно предостерегало:
тебе ли, малышу, победить такого грозного и опасного рыцаря, как Като. -
Тебе понадобится меч! - сказал Юм-Юм. Только он произнес эти слова, как
вблизи послышался чей-то стон.

- Ох... ох... ох! - стонал кто-то. - Я умираю с голоду, ох... ох... ох!

Я понимал, что идти на голос опасно. Нас могут заманить в ловушку. Но
все равно: кто бы ни был этот человек, надо во что бы то ни стало отыскать
его и узнать, может, и вправду ему нужна наша помощь.

- Я пойду с тобой! - отозвался на мои мысли Юм-Юм.

- А ты, Мирамис, останешься здесь! - потрепав лошадь по холке, приказал
я. Мирамис тревожно заржала.

- Не бойся! - успокоил я. - Мы скоро вернемся.

- Ох... ох... ох! - послышалось снова. - Умираю с голоду, ох... ох...
ох!

Ощупью, спотыкаясь и падая в темноте, пробирались мы в ту сторону,
откуда доносились стоны. И наконец наткнулись на дряхлую лачугу. Это была
такая развалюха, что, не подпирай ее скала, лачуга давным-давно бы рухнула.
Слабо светилось окошко.

Мы подкрались и тихонько заглянули в дом. Там сидел дряхлый старик,
тощий, жалкий, сгорбленный старик с всклокоченной седой головой. В очаге
едва теплился огонь, а старик, сидя у очага, раскачивался из стороны в
сторону и стонал:

- Ох... ох... ох! Умираю с голоду, ох... ох... ох! Мы вошли. Старик
сразу умолк, вытаращив на нас глаза. Мы стояли у двери, а он таращил глаза,
будто никогда не видел таких, как мы. Потом, словно испугавшись, закрыл лицо
своими высохшими, дряхлыми руками.

- Не обижайте меня! - прошептал он. - Не обижайте меня!

- Мы и не думаем обижать тебя, - сказал я. - Мы услыхали, что ты хочешь
есть. Мы пришли накормить тебя.

Разломив каравай хлеба, что дала нам ткачиха, я протянул кусок старику.
Он все так же таращил на меня глаза. Я поднес хлеб еще ближе, но старик
только испуганно глядел на меня.

- Бери, - сказал я. - Не бойся!

- Осторожно протянув руки, он взял хлеб. Он взял его обеими руками, он
мял его меж ладонями, он поднес хлеб к носу и понюхал его. И вдруг заплакал.

- Хлебушко, - прошептал он. - Хлебушко наш насущный!

И стал есть хлеб. Никогда не доводилось мне видеть, чтобы кто-нибудь
так жадно ел. Он все ел и ел. А когда доел последнюю корку, стал подбирать
крошки с колен. И только подобрав все до последней крошки, снова взглянул на
нас.

- Откуда вы? Откуда такой хлеб? Заклинаю вас всеми моими черными
голодными днями - скажите: откуда вы?

- Мы из Страны Дальней. И хлеб оттуда.

- Зачем вы пришли сюда? - прошептал старик.

- Сразиться с рыцарем Като! - вымолвил я.

Только я это сказал, старик вскрикнул и свалился с лавки. Словно
маленький серый клубок, покатился он по полу, а потом подполз к нам.

- Ступайте прочь! Уходите! Уходите, откуда пришли! - шептал он. -
Уходите, пока не поздно!

- Не уйду! - сказал я. - Я пришел сразиться с рыцарем Като.

Громко и отчетливо, как только мог, произнес я имя рыцаря Като. Онемев
от страха, старик смотрел на меня, словно ожидал, что я вот-вот паду
мертвым.

- Тсс-тсс! - прошептал он. - Тише! Тебя могут услыхать стражники.
Может, они уже подслушивают.

Тихонько проковыляв к двери, он боязливо прислушался.

- Ничего не слыхать! - сказал он. - Но все равно они могут быть там!
Здесь и там, повсюду! Стражники - по... повсюду!

- Стражники рыцаря Като? - спросил я.

Замолчи, мальчик! - прошептал старик. - Тебе, видно, надоела твоя
молодая жизнь!

Усевшись на лавку, он покачал головой.

- Да, да! - едва слышно сказал старик. - Его стражники повсюду. Утром,
вечером и ночью. Всегда и повсюду.

Протянув руку, он взял мою ладонь в свою.