этого дня долго ждал. Сейчас сниму из ямы - и все.
сервные банки и мокрые газеты и бросить бутылку из-под водки. Потом он
влез в эту яму и еще раз снял оттуда Андрея и Таню.
газеты и консервы.
худсовет все равно вырежет.
что дождь кончился, голубые просветы в небе расползались все шире и ши-
ре, и вдруг блеснуло солнце, и все капли вспыхнули, и напряженное состо-
яние группы сменилось усталым умиротворением, удовлетворенностью, тихой
дружбой. Черт возьми, мы хорошо поработали!
кавалькадой: впереди легковые машины, потом "газики", потом автобус,
"лихт-ваген", "тон-ваген", потом грузовик и кран за ним на буксире, а в
грузовике мы, осветители и такелажники, и среди нас почему-то затесалась
Таня. Черные волосы ее развевались, и она подставляла лицо солнцу, а
иногда взглядывала на меня; кажется, ей хотелось, чтоб я ее обнял, как
когда-то обнимал в такси.
что мы помчались на пляж снимать плановый эпизод, о котором с утра никто
даже и не дума л. Пока ассистенты сгоняли массовку, мы все разделись по
пояс и легли в шезлонги. Пришел Рапирский, тоже голый по пояс, покрытый
пушистой и курчавой растительностью. Он был очень расстроен. Оказалось,
что у него возле киоска украли замечательную шерстяную рубашку, "фирмен-
ную", как он сказал. Утешали его довольно своеобразно: "Ничего, Игорь,
вон тебе какой свитер мама связала, его уж не украдут". Имелась в виду
его растительность. Рапирский ругался - он любил "фирменные" вещи, но
потом вдруг развеселился и прочел стихотворение: "Служил Рапирский лице-
мером, Рапирский лица замерял. Не обладая глазомером, на пляже "фирму"
потерял".
что сгорю, но не двигался. Я пересыпал в ладони еще немного влажный пе-
сок, смотрел на море, по которому бежали свежие барашки, и гнал от себя
мысли. Гнал их, словно ветер, но они снова появлялись и бежали от меня,
как барашки в этом ветреном море. Я думал о том, что добился своего, что
новый мой щит разрушен, но результат оказался печальным - из головы у
меня не выходила Таня. Влюблялся я опять в свою бывшую жену.
худого парня, по-видимому студента, который листал журнал. Лица студента
я разглядеть не мог, но зато отчетливо разглядел обложку журнала и по-
нял, что это тот самый номер, выхода которого я ждал почти полгода. Три
моих рассказа были напечатаны в этом номере, это был мой дебют.
фигуру с картины Мане, и очень сильно волновался. Это мой первый чита-
тель, медленно перебирая ногами, двигался вдоль моря. Не знаю, как объ-
яснить чувство, возникающее при виде первого читателя. Ведь пишешь-то не
только для самого себя, пишешь, чтобы читали, чтобы люди общались с то-
бой таким образом, но все же, когда видишь первого своего читателя, ви-
дишь, как он трогает руками твое, личное, ничем не защищенное вещество,
то возникает совсем особое чувство.
твое личное, над которым ты краснел, охал и воспарял, попадает в работу
редакционного аппарата и ты уже просто становишься автором, а рукопись
твоя суть входящая рукопись, которую следует обработать, по меньшей мере
пронумеровать и написать внутреннюю рецензию.
сто крат, ты понимаешь, что теперь уже любой может взять тебя в руки:
умный, глупый, ленивый, восторженный, и те, что смеются над всеми и вся.
В этом смысле требуется стойкость или может быть, некоторый цинизм.
мне. Я увидел, что это Кянукук. Вот какой мой первый читатель. Он шел,
озираясь по сторонам, крутя маленькой головой. Потом он сел на песок,
повозился там и встал уже не в длинных брюках, а в белых шортах. Затем
сложил брюки, сунул их в папку, снял очки и тоже положил в папку. Только
после этого он направился прямо к съемочной площадке. Подошел вплотную и
остановился, искательно улыбаясь и ворочая головой, но на него никто не
обращал внимания. Наконец он поймал мой взгляд и сразу устремился ко
мне.
Здравствуй, Валентин!
читать не стал, а спросил, вытягивая шею и глядя в сторону:
площадке стояли Таня в купальнике, Андрей в плавках, вокруг них бегал
Павлик, они репетировали.
авангарда, - быстро заговорил он. - Раньше я выписывал все журналы, аб-
солютно все. Даже, представь себе, "Старшину сержанта" выписывал, предс-
тавляешь? Сейчас не могу позволить, бензин на ноле. Ты знаешь, что такое
бензин на ноле? Не то что совсем нет, а на два-три выхлопа осталось.
шрифтом: "Валентин Марвич. Три рассказа".
село. Ведь как делается: я тебе кидаю хохму, ты ее принимаешь, обрабаты-
ваешь, бросаешь мне назад, я принимаю, об-ра-ба-ты-ваю - и снова пас те-
бе. И ведь так можно часами!
болен, случайно?
ко - это моя слабость. Ежедневно до десяти стаканов. Две у меня слабос-
ти...
лекать, я развлекаюсь иначе. Скажи, специальность у тебя есть?
человек обещал устроить корреспондентом на местном радио. Проникся он ко
мне сочувствием, понимаешь ли, старик.
ветил Кянукук.
местам!" Массовка была уже расставлена, репетиция закончена, отовсюду к
съемочной площадке бежали наши.
Наконец она посмотрела на меня и его заметила.
пробковый шлем и стек, а?
мне, сказала Таня. - Ты был бы великолепен в пробковом шлеме.
это как-то неприятно подействовало на нее.
над песком торчали их головы и мощные, обтянутые свитерами плечи. Они
смотрели на нас и пересмеивались. А Кянукук продолжал смешить Таню.
ник Кянукук в пробковом шлеме в собственном кабриолете.
тех троих, приветственно помахал и направился к ним, высоко поднимая
длинные слабые ноги.
Круз Андрей
Шекли Роберт
Соломатина Татьяна
Куликов Роман
Ильин Андрей
Посняков Андрей