Чтение 8–й страницы книги ~Почтамп~

Я посмотрел на него и уронил докладную в мусор, не прочитав.

-- Теперь я могу их выбрасывать так же быстро, как ты их печатаешь. Это
может длиться часами, и вскоре один из нас начнет выглядеть смешно. Тебе
решать.

Булыжник вернулся к своему креслу и сел. Больше он не печатал. Он
просто смотрел на меня.

На следующий день я не пришел. Проспал до полудня. Звонить не стал.
Потом пошел в Федеральное Здание. Рассказал им о своей цели. Меня
поставили перед столом худенькой старушонки. Волосы у нее были седыми, а
шейка -- очень тоненькой, и посередине неожиданно изгибалась. Шея толкала
ее голову вперед, и она смотрела на меня поверх очков.

-- Да?

-- Я хочу уволиться.

-- Уволиться?

-- Да, подать в отставку.

-- И вы -- штатный доставщик?

-- Да, -- ответил я.

-- Ц, ц, ц, ц, ц, ц, ц, -- зацокала она сухоньким язычком.

Он дала мне соответствующие бумаги, и я сел их заполнять.

-- Сколько вы проработали на почте?

-- Три с половиной года.

-- Ц, ц, ц, ц, ц, ц, ц, ц, -- зацокала она, -- ц, ц, ц, ц.

Вот так вот. Я поехал домой к Бетти, и мы раскупорили бутылочку.

Я ведать не ведал, что через пару лет вернусь клерком и проклеркую,
весь сгорбившись на табурете, почти 12 лет.

Д В А
1
Тем временем дела шли. У меня случилась длинная цепочка удач на скачках.
Я начал там себя уверенно чувствовать. Каждый день нацеливался на
определенную прибыль, где-то от пятнадцати до сорока баксов. Слишком
многого не просил. Если не выигрывал рано, ставил еще чуть-чуть, столько,
что если бы лошадь пришла, еще оставался запас прибыли. Я возвращался
домой, день за днем, в выигрыше, показывая Бетти большой палец еще с улицы.

Затем Бетти нашла работу машинистки, а когда одна из баб находит
работу, разницу замечаешь сразу же. Мы киряли каждую ночь напролет, и она
уходила по утрам раньше меня, вся с перепоя. Теперь она поняла, что это
такое. Я вставал около половины одиннадцатого, лениво выпивал чашечку кофе
и съедал пару яиц, играл с собакой, заигрывал с молоденькой женой
механика, жившего на задворках, подружился со стриптизершей, жившей
впереди. К часу для я был на бегах, возвращался с выигрышем и выходил с
собакой к автобусной остановке встречать Бетти с работы. Хорошая житуха.

Потом, однажды вечером Бетти, любовь моя, все и выложила после первого
стакана:

-- Хэнк, это невыносимо!

-- Что невыносимо, крошка?

-- Ситуация.

-- Какая ситуация, крошка?

-- Я пашу, а ты валяешься. Все соседи думают, что я тебя содержу.

-- Черт, а когда я работал, а ты валялась?

-- Это по-другому. Ты -- мужик, а я -- женщина.

-- О, а я и не знал. Я думал, что вы, суки, всегда орете за свои равные
права.

-- Я знаю, что происходит с этой пампушкой на задворках, разгуливает
перед тобой, сиськи нараспашку...

-- У нее сиськи нараспашку?

-- Да, СИСЬКИ! Ее здоровенное белое вымя!

-- Хммм... Действительно большие.

-- Вот видишь! Заметил-таки!

-- Ну и какого черта?

-- У меня тут подруги есть. Они видят, что происходит!

-- Это не подруги. Это сплетницы поганые.

-- А та блядина спереди, что танцоркой выступает?

-- Она что -- блядина?

-- Да она на что угодно вскочит, лишь бы хуй торчал.

-- Ты сошла с ума.

-- Я просто не хочу, чтобы все эти люди считали, что я тебя содержу.
Все соседи...

-- К черту соседей! Какая нам разница, что они думают? Мы же сами не
думали раньше. А кроме этого, я плачу за квартиру. Я покупаю еду! Я
выигрываю на скачках. Твои деньги -- это твои деньги. Раньше тебе так
никогда не фартило.

-- Нет, Хэнк, все кончено. Я так больше не могу!

Я встал и подошел к ней.

-- Ладно, ну, хватит, крошка, ты просто сегодня немного расстроена.

Я попытался ее облапать. Она меня оттолкнула.

-- Ладно, черт возьми! -- сказал я.

Я вернулся к своему креслу, допил, налил еще.

-- Все кончено, -- сказала она, -- ни единой ночи с тобой больше не
сплю.

-- Хорошо. Оставь себе свою пизду. Не такая уж она и замечательная.

-- Дом себе возьмешь или съедешь? -- спросила она.

-- Бери себе.

-- А собаку?

-- И собаку бери, -- ответил я.

-- Она будет по тебе скучать.

-- Я рад, что хоть кто-то будет по мне скучать.

Я встал, вышел к машине и снял первую же квартиру, где висела табличка.

Переехал я в тот же вечер.

Я только что потерял трех баб и собаку.

2
Не успел я опомниться, как у меня на коленях сидела молоденькая девчонка
из Техаса. Не буду вдаваться в подробности, как мы с ней познакомились.
Короче, она возникла. Ей было 23, мне -- 36.

У нее были длинные светлые волосы и хорошее плотное мясо. Я еще не знал
в то время, что денег у нее тоже было много. Она не пила -- пил я. Сначала
мы много смеялись. И вместе ездили на скачки. Она была красоткой, и каждый
раз, когда я возвращался на место, какой-нибудь обсос придвигался к ней
поближе. Их там водились десятки. Они все подползали и подползали. А Джойс
просто сидела. Мне приходилось иметь с ними всеми дело двумя способами.
Либо брать Джойс и отваливать, либо говорить парню:

-- Слушай, приятель, эта уже занята. Хиляй отсюда.

Но сражаться с волками и лошадьми одновременно -- это слишком. Я
продолжал проигрывать. Профессионал ходит на бега один. Я это знал. Но
думал, что, может быть, я -- исключение. И пришел к выводу, что вовсе я
никакое не исключение.

Деньги терять получалось так же быстро, как и у любого другого.

Затем Джойс потребовала, чтобы мы поженились.

Какого черта? подумал я, все равно я спекся.

Я отвез ее в Вегас жениться подешевле, затем сразу же привез обратно.

Продал машину за десять долларов и не успел очухаться, как мы оказались
в техасском автобусе, а когда приземлились, в кармане у меня оставалось
семьдесят пять центов. То был очень маленький городок, все население, я
полагаю, под 2000.

Экспертами этот городок был признан, как писали в одном большом
журнале, последним городом в США, на который враги захотят сбросить
атомную бомбу.

Понятно, почему.

А все это время, сам того не ведая, я пробирался назад к почтамту. Мать
его.

У Джойс в городе был маленький домик, где мы валялись, еблись и жрали.

Кормила она меня до отвала, я от нее растолстел и ослаб одновременно.
Ей все было мало. Джойс, жена моя, была нимфой.

Я ходил гулять по городку, в одиночестве, чтоб от нее сбежать, со
следами зубов по всей груди, шее и плечам -- и кое-где еще, что беспокоило
меня больше и было довольно болезненно. Она пожирала меня живьем.

Я хромал по городу, а они на меня лыбились, зная и про Джойс, и про ее
сексуальные позывы, а также про то, что у ее отца и деда денег, земли,
озер, охотничьих угодий было больше, чем у них всех вместе взятых. Они
жалели и ненавидели меня одновременно.

Однажды утром прислали карлика поднять меня с постели, и он начал
возить меня по округе, показывая то и это, мистер Такой-то-и-такой-то,
отец Джойс, владеет вон тем, а мистер Такой-то-и-такой-то, дедушка Джойс,
- - вот этим...

Мы ездили все утро. Кто-то пытался меня напугать. Мне было скучно. Я
сидел на заднем сиденье, а карлик думал, что я -- пройдоха и вкрался в
доверие к их миллионам. Он не знал, что я -- несчастный случай, бывший
почтальон с семьюдесятью пятью центами в кармане.

Карлик, бедолага, болел чем-то нервным и ехал очень быстро, время от
времени весь трясся и терял управление машиной. Ее шкивало с одного края
дороги на другой, и один раз мы прошкрябали 100 ярдов по забору, прежде
чем он снова взял себя в руки.

-- ЭЙ! ПОЛЕГЧЕ, КОЗЕЛ! -- заорал я с заднего сиденья.

Все, хана. Они пытались меня прикончить. Это очевидно. Карлик был женат
на очень красивой девчонке. Когда она была подростком, у нее в пизде
застряла пробка от бутылки кока-колы, и пришлось идти к врачу, чтобы ее
извлечь. Как и во всех маленьких городишках, про бутылку пошли слухи, от
бедной девчонки все стали шарахаться, и карлик оказался единственным
претендентом. Он получил лучший кусок жопки в городе.

Я зажег сигару, которую мне дала Джойс, и сказал карлику:

-- Все, хватит, козел. Теперь доставь меня обратно. И поезжай медленно.