Чтение 8–й страницы книги ~Хранитель планеты~

- Ой, как страшно! Они же все друг с другом перестукаются!

- Ничего. Может быть, проскользнем, - говорю ей.

Кристина задумалась, потом затянула: "Под небом голубым есть город
золотой..."

- Погоди, - говорю, - Чего ты все одно и то же!

- А что же петь? Я другого не знаю, - говорит.

- Пой свое.

- Я не умею.

- Давай сочиним!

И мы стали сочинять песню. Кристина мелодию, а я слова. Про то, как
мы в больнице лежим, а вокруг нас шары летают, раскаленные, Веселая по-
лучилась песенка! Вскоре мы ее уже хором пели. То есть дуэтом.

Нянечки сбежались, слушают. Потом профессор пришел. Я думал, он уколы
нам назначит, это было бы неприятно: укол не выплюнешь.

Но профессор послушал наше творчество, улыбнулся и говорит:

- Кажется, на поправку идет. В песнях появился смысл!

Я так понял, что мы с Кристиной круче Гребенщикова текст сочинили.

Однако нас продержали еще три дня, пока мы не выплюнули свои баночки
с таблетками до конца. За это время мы сочинили еще пять песен. Из дру-
гих палат психованные дети приходили их переписывать и разучивали наи-
зусть. Профессор сказал, что нас с Кристиной надо выписывать, а то мы их
всех заразим.

Когда прощались с Кристиной, она мне говорит:

- Я тебя прошу, пожалуйста, следи за планетой! А то залетим куда-ни-
будь не туда.

Я же говорил - нормальная девчонка!

Глава 8 ПОБЕГ

За мной в больницу приехал папа. Он был какой-то хмурый и виноватый.
Я ему сказал:

- Как так Глюк?

Папа вздохнул, глаза прячет.

- Понимаешь... Как бы тебе сказать... В общем, не уследил я за твоим
Глюком.

- Как не уследил? - У меня аж поджилочки затряслись!

- Нету его.

- Подох?! - кричу я.

- Нет-нет! - испугался папа. - В общем, забрали его.

- Кто?! Дунька?! - ору.

- Не знаю. Меня дома не было. Разговаривай с мамой.

Ну, все, думаю. Это конец. Они меня специально в больницу упрятали, а
сами разделались с Глюком. Я разозлился страшно. Вот родители попались!

Мама встретила меня ласково, целует, обнимает... Я вырвался и сразу к
креслу. Смотрю - там никого, только - энциклопедия стоит на пюпитре. Я к
маме обернулся.

- Где Глюк? - спрашиваю. Мама сразу стала неприступной, как крепость
Измаил, которую Суворов брал.

- Его унес хозяин, - говорит.

- Марцеллий? - я ничего не понимаю.

- Почему Марцеллий? Скворцов.

- Какой Скворцов? Не знаю никакого Скворцова! Да расскажи же наконец!

И мама рассказала, что вчера приходил молодой человек. Вежливый та-
кой. Одет хорошо, в кроссовках. Сказал, что его зовут Скворцов, работает
он в биологическом институте. У них недавно пропал пингвин, и вот он уз-
нал, что птица у нас.

- Ну, я ему вернула... - мама говорит.

- Врет он все! ПИНГВИН у нас на кухне возник! Из лучика! Я сам видел!
- кричу я.

- Опять ты за свое, - жалобно сказала мама.

- Как он выглядел, этот Скворцов?

- Да аккуратный такой. Пингвина в сумке унес. "Адидас".

- "Адидас"! Вот он, вот кто! Наверное, его Дунька подослала, - говорю
я.

- Нет-нет, это не Дуня, - покачала головой мама.

- Почему?

- Потому что она тоже расстроилась, когда узнала, - отвечает мама.

- Откуда она узнала? - насторожился я.

И тут мама рассказала, что пока я в больнице был, Дуня приходила уха-
живала за Глюком, кормила его...

- Чем это она его кормила? - удивляюсь.

- Ну, я не знаю...Они там за креслом прятались.

- Какие-то листочки ему показывала, - объяснил папа.

Все понятно стало. Дунька подсовывала ему ту информацию о планете,
которую они в классе собрали. Наверняка - уровень безработицы в капита-
листических странах.

- Вчера Дуня пришла после этого... Скворцова. Я ей сказала, так она
даже заплакала, - говорит мама.

Значит, не Дунька ПИНГВИНа свистанула...

Тогда кто же? Ничего не понимаю. Кому он нужен? Может, узнали в Ака-
демии наук? Тогда плохо дело. Оттуда его не выцарапать.

Но он ведь у них подохнет без информации!

Весь вечер я промучился в догадках, наутро в школу пошел.

Встречаю в коридоре Дмитрия Евгеньевича. Историк обрадовался, что ме-
ня увидел. Мы с ним в сторону отошли, как заговорщики.

- Ну как, - спрашивает, - ваше самочувствие?

- Да ну их! - говорю. - Думают, что я сумасшедший!

- Тернист путь Хранителя, тернист... - улыбнулся Дмитрий Евгеньевич.

- Чего? - спрашиваю.

- Это только первые трудности. Дальше будет хуже, - успокоил меня ис-
торик.

- Уже хуже, - сказал я. - ПИНГВИН пропал.

- Какой пингвин? - Он забыл видно, что я ему рассказывал.

- Ну, тот, который у вашего отца паучком был.

- А-а, передатчик...

- Ну да! Что мне делать, Дмитрий Евгеньевич?

Историк задумался. Смотрит на меня оценивающе. Наши мимо проходят,
думают, он меня прорабатывает.

- А зачем вам ПИНГВИН, Боренька? - вдруг он спрашивает.

- Как зачем? Информацию передавать.

- Какую?

- Ну какую-нибудь. Энциклопедию.

Он грустно головой покачал.

- Для того чтобы приносить вашему ПИНГВИНу энциклопедию, совсем не
обязательно быть Хранителем. Это может любой человек. Даже ваш Юра Ро-
дюшкин.

- Конечно, может! - говорю. - Но назначили-то меня!

- В том-то и дело, что тебя! - рассердился Дмитрий Евгеньевич. - А ты
за ПИНГВИНа борешься, вместо того, чтобы задуматься, как стать настоящим
Хранителем!

В общем, все-таки стал меня прорабатывать. Все только прорабатывают!
Никто помочь не хочет.

- Нужно собрать свои духовные силы, - говорит историк.

- Да зачем они мне? Без ПИНГВИНа?

- ПИНГВИН - просто прибор. Механизм. От него ничего не зависит. Ста-
нешь Хранителем - найдешь способ девать важное для человечества! - ска-
зал Дмитрий Евгеньевич и пошел дальше.

Озадачил он меня.

Прихожу в класс, на меня смотрят, как на Валерия Леонтьева. Герой
дня. Так мне сначала показалось. Но потом понял, что хуже смотрят.

- Что, - говорят, - Быстров, вылечил свои мозги?

- Ага, - говорю, - прочистил. А вы так и живете с замусоренными?

Галдеж поднялся. Видят, что я не желаю раскаиваться. Стали изде-
ваться. Дунька уже всем растрезвонила, что у меня какие-то синусные вол-
ны не в порядке. Я сначала отшучивался, а потом взбесился, когда Витька
Куролесов сказал, что у меня в голове - только один шарик, да и тот
квадратный.

Я ему, конечно, сумкой по башке. Он - мне. И покатились с ним по по-
лу. Подкатились прямо к дверям, под ноги Татьяне Ильиничне. Она как раз
в класс входила.

Вскочили, отряхиваемся.

- Значит, ты, Быстров, опять за старое? - говорит она. - Давай днев-
ник.

- Можете его себе оставить на память, - говорю.

Положил на стол дневник и вышел из класса с сумкой. Только меня и ви-
дели.

Целый день проболтался у Петропавловки на берегу. Сидел, смотрел на
воду. По воде щепки плывут. Рядом "моржи" купались - тетенька и дя-
денька. Толстые такие. Они растирались полотенцами и смеялись. У самих
жир так и трясется.

Плюнул я в воду и поехал домой.

Смотрю, у нашего подъезда стоит Катя Тимошина. Помните, я говорил?
Тихоня наша. Вообще она недалеко живет, может, случайно здесь оказалась?

- Ты чего здесь делаешь? - спрашиваю.

- Тебя жду.

- Зачем?

- Бепс, тебя из пионеров хотят исключить, - говорит она.

- За что?! - Я остолбенел.

- За то, что ты не уберег общественное имущество. То есть ПИНГВИНа, -
объясняет она. - И еще за грубость и прогул.

- Они тебя послали это сказать? - говорю.