сверхурочников стоят там и сейчас, облака проплывают отражаясь в коричневых
лужах, на свалке валяются деревяшки, консервные банки и тряпье, проезжает
местная электричка с бледными пустыми лицами Воскресных Путешественников - в
предчувствии призрачного дня, когда индустриальная Америка будет покинута и
оставлена ржаветь на один долгий Воскресный День забвения.
23
своем вересковом мирке, голова ее как бледная прозрачная капля, толстое тело
изгибается пытаясь заползти вверх, вися вниз головой как южноамериканский
муравьед бессмысленно болтаясь крутясь и шаря вокруг себя в поисках чего-то,
затем стремительно кидается наверх как прыгающий на ветку мальчик вытянув
тело среди вересковых ветвей и начинает беситься и бросаться на ни в чем
неповинную зелень -- она и сама-то часть этой зелени, двигающийся ее сок --
она изгибается, выпрямляется и сует свою башку куда ни попадя - она среди
пятнисто тенистых джунглей серых прошлогодних вересковых игл - иногда
застывает как удав боа на фотографии безмолвно устремившись ракетою в
небеса, змееголово засыпает, потом поворачивается как паста из тюбика когда
я дую на нее, готовая быстро вывернуться, молниеносно скрыться,
беспрекословно повиноваться приказу таинственных небес лежать тихо, что бы
не грозило с них - Сейчас она очень огорчена тем что я на нее дую, втягивает
горестно голову в плечи и я отпускаю ее бродить незаметно, притворяться
мертвой раз уж ей так угодно - она идет исчезая зигзагами в джунглях, и
теперь когда мои глаза находятся на уровне ее зрения я вижу, что и над ней
тоже возвышаются свои громадины - плоды вереска и бесконечность над ними,
она так же висит вверх ногами и так же цепляется за свою сферу - мы оба
безумны.
Фриско и Мексику столь же печальными и безумными - но господи-ты-боже-мой, я
лучше буду бродить по этому камешку -
24
чистой и холодной красотой предвещающей октябрь и мою свободу на
мексиканском Индейском Плато, где будет еще чище и холодней - О старые мечты
мои о горах мексиканского плато, где небеса полнятся облаками похожими на
бороды патриархов и чем сам я не Патриарх стоящий в развевающихся одеждах на
зеленом холме чистого золота - Лето в Каскадах может припекать в августе но
уже чувствуется что Осень близка, особенно в полдень на восточном склоне
моей горы, вне палящего солнца, где горный воздух резок и деревья уже начали
вянуть в ожидании конца - Теперь я начинаю думать о Первенстве Мира, о
шествии футбола через всю Америку (резкие вскрики голоса откуда-то со
Среднего Запада по потрескивающему радио) - я думаю о винных полках в лавках
вдоль Калифорнийской железной дороги, думаю о гальке лежащей на земле Запада
под просторными Осенне-гудящими небесами, думаю об обширных горизонтах,
равнинах и завершающей их пустыне поросшей кактусами и сухими мескитами
тянущимися вдаль по красному плоскогорью туда где вечно бродят старые мои
бродяжьи грезы и откуда доносятся лишь отклики пустоты, протяжной мечте
автостопщика и бродяги Западных пространств, сезонных сборщиков урожая
спящих в мешках для хлопка и неприхотливо покоящихся под посверкивающими
звездами - Ночью Осень намекает о себе сквозь Лето-в-Каскадах, над хребтом
горы встает красная Венера и ты думаешь "Кто же станет госпожой моею?" - Все
они, туманное мерцание и звенящие насекомые, будут стерты с школьной доски
лета и отброшены на восток напористым западным морским ветром и вот тогда-то
я разлохмаченный им в последний раз протопаю вниз по тропе, с рюкзаком и
прочими делами, распевая снегам и елям, en route к новым приключениям, к
новой тоске по приключениям - и тогда все это останется у меня за плечами (и
ты) океан слез, бывший жизнью на этой земле, столь древней, что разглядывая
свои фотопанорамы окрестностей Пика Одиночества, старых мулов и крепких
чалых лошадок 1935 года (на фотографии) за изгородью загона которого больше
нет, я изумляюсь что горы в 1935-м выглядели так же (очертания снежных полей
Старого Джека остались точь-в-точь такими же, до мельчайших подробностей)
как и в 1956-м, так что древность земли поражает меня и я понимаю что они
(горы) такие изначально, они выглядели так и в 584 году до нашей эры - как и
все остальное, за исключением брызг волн морских -- Жизнь наша движима
стремлением, так и я стану стремиться куда-то и падать вниз с этой горы
полнейшего безупречного знания или полнейшего безупречного незнания
восхищенно и невежественно разглядывая метущиеся повсюду проблески сияния -
невидимый, и шлет мне ясные знаки сквозь все щели и перегородки - Давай же,
давай, пусть пихты осыпятся скорее, я хочу увидеть юг изумленный белизной --
25
прах, Золотой Ангел Та - Феномен[9] же видишь глаза открыв, в моем случае
это осколки представлений о жизни оставшиеся после тысячи часов, проведенных
в горной хижине - Тут, сверху на поленнице, валяется книжонка-вестерн, уф,
она ужасна, полна сантиментов и пространных рассуждений, дебильных диалогов,
шестнадцать героев с двустволками на одного бедолагу злодея, который мне
пожалуй даже симпатичен своей забулдыжностью и тяжелыми ботинками -- это
единственная книга которую я выкинул - Над ней в углу подоконника
примостилась банка из-под МакМиллановского Рафинированного Масла, в ней я
держу керосин для разжигания огня, для чародейского вызывания огня,
бесчисленных привычных взрывов в моей печке, заставляющих кофе вскипеть -
Моя сковородка висит на гвозде над второй (чугунной) сковородой, слишком
большой для готовки, но капли жира стекающие после стряпни с моей сковородки
на ее оборотную часть напоминают подтеки спермы, я соскребаю их и смахиваю
на дрова, плевать, какая разница - Затем старая плита с ведром для воды,
неизменный кофейник с длинной рукояткой, почти никогда неиспользуемый чайник
- Затем на маленьком столике великолепнейший засаленный посудный бак,
обложенный различными штуковинами для мытья: металлическим скребком,
посудными тряпками, тряпками-хваталками, посудным ершиком, страшный
кавардак, под всем этим постоянно скапливается лужа темной грязной воды
которую я вытираю раз в неделю - Затем полка с постепенно исчезающим запасом
консервов и прочей провизией, а также коробка с мылом Тайд, на которой
нарисована хорошенькая домохозяйка с упаковкой Тайда в руке и надписью
"Созданы друг для друга" - Коробка Бисквика, оставленная здесь предыдущим
смотрителем и так и не открытая мной, банка сиропа который я терпеть не могу
- и отдаю муравьиной колонии во дворе - старая банка орехового масла
оставленная каким-то смотрителем видимо еще когда президентом был Трумэн
судя по тому какое оно засохшее и протухшее - банка в которой я держу
маринованные луковицы, начавшая вонять как старый лимонад постоявший на
жарком полуденном солнце и закисший в вино - маленькая бутылочка мясной
подливки Кухонный Букет, приходящаяся очень кстати к жареному мясу, но вот
отмывать от нее руки так себе удовольствие - Коробка спагетти Шеф-Боярди,
вот ведь изумительное имя, мне сразу представляется как с пришвартовавшейся
"Куин Мэри" спускаются навстречу блистающим огням Нью-Йорка французские
Шеф-повара чтобы поразить город своими маленькими беретами, или вот еще:
какой-нибудь бутафорский усатый Шеф распевает на кухне итальянские арии в
телевизионном кулинарном шоу - Стопка пакетиков супа из зеленого гороха,
очень вкусного и с беконом, прямо как в "Уолдорф Астории", это Джерри Вагнер
научил меня как-то на ночевке, когда мы с ним ходили в горы и разбили лагерь
на Потреро Мидоуз, он вывалил скворчащий бекон прямо в кастрюлю супа и суп
получился густым и ароматным в дымном ночном воздухе у ручья - Потом пол
целлофанового пакета черного гороха и мешочек ржаной муки для оладьев и
лепешек - Затем банка чего-то соленого оставшаяся с 1952 года и промерзшая
за зиму так что соленье это превратились в какие-то ошметки в рассоле,
напоминающие мексиканские зеленые перцы - моя коробка с кукурузными
хлопьями, нераспечатанная упаковка искусственных дрожжей Калумэ с
нарисованной головой повара - Новая нераспечатанная банка черного перца --
Куски Липтоновского мыла оставленные Стариной Эдом последним из сидевших тут
до меня разъебаев-одиночек - Потом моя банка маринованной свеклы,
темно-рубиновой и красной с редкими белеющими из под стекла вкраплениями
лука - Затем мед в полупустой стекляшке чтобы пить его холодными ночами
когда болеешь или чувствуешь себя плохо - Закрытая банка кофе Максвелл-Хаус,
последняя оставшаяся - Совершенно ненужная бутылка с винным уксусом, как мне
хотелось бы чтобы это было вино, он даже выглядит похоже такого
темно-красного цвета - Позади нее стоит новая жестянка с сиропом-патокой,
иногда я пью его прямо из банки чувствуя привкус железа во рту - Коробка
Рай-Крисп то есть сухого тоскливого концентрата хлеба для сухих тоскливых
гор - И целая шеренга консервов многолетней давности, промерзшая
обезвоженная спаржа выглядящая столь эфемерной что невозможно представить
что это можно есть, будто жуешь воду, такая она бледная - Консервированные
вареные картофелины похожи на усохшие головы и бесполезны - (только олени
способны есть такое) - две последние банки аргентинской тушенки, всего их
было пятнадцать, отличные, приехав на пост тем холодным дождливым днем
вместе с Энди и Марти на лошадях я обнаружил долларов на тридцать
консервированного мяса и тунца, все отличного качества, такого что при моей
бедности мне и в голову не пришло бы купить - Сироп Лесоруба, большая банка,
тоже оставленный кем-то подарок, к моим восхитительным оладьям - Шпинат,
который, хоть и окаменел как железо за все эти бесчисленные проведенные на
полке зимы, но так и не потерял аромата - Моя коробка с картошкой и луком, О
свершись чудо! Как хочется мне содового мороженого и филейной поджарки!
Ильин Андрей
Роллинс Джеймс
Быков Василий
Контровский Владимир
Корнев Павел
Перумов Ник