Чтение 8–й страницы книги ~Болтик~

жаку. Изо всех сил прижал и сказал:

- Молодчина, Максимушка, спасибо тебе.

А за что ему спасибо? Это всем на свете спасибо, что так здорово
было. Алексею Федоровичу - за то, что учил и не сердился, когда Мак-
сим путался в нотах (если честно, то и сейчас путается, но, говорят,
слух выручает). Мальчику-музыканту - за "слона", за сверкающие мед-
ные тарелки и боевой марш "Морской король". Алику-за то, что не оби-
делся. Вовке - за приятельский тумак. Женщине-диктору - за хорошие
слова. И всем - кто слушал и хлопал... Летнему дню спасибо за тепло
и радость. И мастеру, который сшил вишневую форму - такую, что в ней
легко и песни петь, и по солнышку шагать вприпрыжку, и красивым
быть: прохожие поглядывают и улыбаются... И крепкому железному бол-
тику спасибо.

Максим шагал, радовался, перебрасывал болтик из ладони в ладонь.
И вдруг подумал: а куда идти?

В школу рановато. Если поспешить, можно заскочить домой, узнать,
понравилась ли передача. Но это будет неинтересный, торопливый раз-
говор. Во-первых, мама засадит обедать, а есть совсем не хочется.
Во-вторых, скажет, чтобы переодевался. Нечего, мол, казенную одежду
трепать. Но в школьных штанах и куртке он заживо сварится-вон какое
солнце! А новенькую пионерскую форму трогать нельзя: она приготовле-
на к послезавтрашнему сбору.

Да, по правде говоря, не только в этом дело. Просто хочется Мак-
симу быть таким, как на выступлении. И не хвастовство это вовсе. Ну,
может быть, только чуть-чуть... Просто он чувствует, что, если сни-
мет форму "Крылышек", потеряет частичку радости. А зачем?

Нет, лучше уж сразу в школу. А чтобы не прийти слишком рано,
можно попетлять по, незнакомым улицам. На каждой улице - лето. И на
каждой - что-то неизвестное. И все надо узнать. Ведь это теперь его,
Максимкин, город.

Максим прикинул примерное направление к школе, перешел дорогу и
свернул за угол.

Улица называлась Восточная и была тихая. Дома-разные: деревянные
и каменные. Некоторые одноэтажные, а чаще по два и три этажа. Но все
старые. И тротуары старые - не асфальтовые, а из стертых гранитных
плит. В трещинах пробилась яркая травка и желтели одуванчики. Максим
шагал, стараясь не наступать на них. В одном месте плиты были выво-
рочены, и улицу пересекала глубокая траншея. Видимо, водопроводчики
меняли здесь трубы. Но сегодня была суббота, и никто не работал. Че-
рез траншею перекинут был мостик из досочек. Но это - на другой сто-
роне улицы. Там у чугунных узорчатых ворот стояли две девчонки- на-
верно, класса из пятого - и поглядывали на Максима.

Максим посмотрел за траншею, и внутри у него слегка захолодело.
Но как быть? В конце концов, нельзя же трусить всю жизнь!

Ведь я ничуть не боюсь высоты,

Я прыгал два раза с крыши...

Он отошел, вздохнул и крепко сжал болтик. И разбежался так, что
ветер засвистел в ногах. Р-раз! Он перелетел! Мельком увидел под со-
бой темную глубину траншеи с голубым осколком воды и упал на четве-
реньки в кучу рыхлой глины.

Вскочил, отряхнул глиняные крошки и пошел, не оглянувшись на
девчонок.

Но так спокойно и независимо шел он недолго. Потому что на тихой
улице послышался громкий плаксивый голос. Кто-то кричал и причитал
за углом высокого дома.

Максим заторопился и свернул в переулок. На тротуаре стояла ху-
дая, как палка, тетенька в синем платье и клетчатом платке. Платок
закрывал всю голову, лоб и шею. Голова была похожа на клетчатый шар
с маленьким остроносым лицом. Тетенька стояла прямо, как на сцене,
и, глядя перед собой, голосила:

- Сгорим, сгори-им ведь, паразит он проклятый, утюх-та не выклю-
чен, и ушел, чтоб его машина переехала, опять наберется по уши, ви-
сельник окаянный!..

Толстый дядя в полосатой рубахе, две женщины с большими сумками
и очень высокий гражданин в очках стояли неподалеку и переглядыва-
лись. Видно, понять не могли: что за невыключенный "утюх", который
ушел куда-то, и почему его должна переехать машина.

Максиму тоже стало интересно и сделалось немного жаль крикливую
тетеньку.

Подошла еще женщина - видно, знакомая. Ухватила голосистую за
локоть. Громко спросила:

- Что с тобой, Марина?

Тетенька с девчоночьим именем Марина стрельнула по сторонам гла-
зами и опять запричитала:

- Только на минутку вышла к Нюре за маслом, велела паразиту:
"Никуда не уходи", - ключ не взяла, а он уже смылся, дверь захлоп-
нул! Только бы за воротник залить ради субботы, а что утюх горит,
сообразить - ума нет! Ой, пожар будет на всю улицу! Ой, будет!.. Там
газеты рядышком лежат, все равно что растопка...

- Ну ясно,- сказал толстый дядя женщинам.- Муж сбежал, ключа
нет, утюг калится. Это надо же: уходить - и не выключать электропри-
боры.

- На минутку вышла-то, кто же его знал!-жалобно откликнулась Ма-
рина. И захныкала, не поворачивая головы.

- Подожди ты! Может, твой Витя выключил утюг-то, - сказала зна-
комая.

Марину опять прорвало:

- Выключит он, как же! Сроду ничего не выключает, палец о палец
стукнуть дома не желает, чтоб он отравился! Наделаем пожару, всю
жизнь не расплатимся, будет знать, рожа запойная!

- Дело понятное, - сказал толстый дядя. - Все может кончиться
возгоранием.

- Тогда, наверное, есть смысл немедленно позвонить пожарным, -
откликнулся высокий гражданин.

Несколько остановившихся прохожих ему возразили: а вдруг утюг
все же выключен и пожарные приедут зря? Неприятность будет.

- Пока ведь не горит. Ежели бы горело, дым бы из форточки шел.
Она открытая.

Все посмотрели наверх. Над нижним кирпичным этажом поднимались
еще два-деревянные, и на верхнем, под узорчатым карнизом большого
окна, темнел квадрат распахнутой форточки.

Подошли две девчонки-то, что стояли у ворот, когда Максим пры-
гал. Тоже стали смотреть на форточку, быстро поняли, что к чему. Од-
на сказала:

- Если бы кто залез да выключил...

- Это, пожалуй, здравая мысль, - откликнулся высокий гражданин.
- Но кто рискнет? Тут необходимы ловкость и сноровка.

Может быть, они просто так говорили, но у Максима под рубашкой
забегали холодные мохнатые жуки. Показалось, что все смотрят на не-
го. Если ловкость и сноровка, то у кого? Не у толстого же дяди и не
у этих пожилых женщин с кошелками. И не у девчонок с глупо приоткры-
тыми ртами.

Наверно, видели передачу и уже вспоминают, как он пел про полет.

Здесь, конечно, не песню петь. До окна с форточкой метров семь:
если стукнешься, щепки будут... А пилотка? А эти слова: "Ведь я ни-
чуть не боюсь высоты"? Попробуй теперь сделать вид, что тебя ничего
не касается, попробуй уйти! Может быть, ничего не скажут, но как бу-
дут смотреть вслед...

И как потом ходить по городу в пилотке с крылышками?

Максим глянул на водосточную трубу. Даже не оправдаешься, что
старая и не выдержит. Или что грязная - перемажешься ржавчиной. Как
назло, новая, прочная, покрытая коричневой масляной краской.

В конце концов, по шесту в спортзале он лазил, не падал...

И по правде говоря, как было бы здорово, если бы сейчас юа виду
у всех он спас от пожара дом...

Чувствуя замирание в душе. Максим снял пилотку и положил в иеё
болтик. Потом расстегнул и скинул жилет. Протянул все это высокому
гражданину в очках:

- Подержите, пожалуйста.

Гражданин с почтением взял Максимкино имущество. Зрители эапере-
говаривались:

- Ишь, смелый малец...

- А чего! Он как перышко, враз доберется.

- Перышко! Мать-то видела бы...

- Да поймаем, коли оборвется...

- Ты, мальчик, главное, не бойся, забудь, что высоко...

- Граждане, зачем вы разрешаете? А если что случится?

- А если пожар?

- Мальчик, не надо!

"Не надо"! Теперь никуда не денешься, нужно держаться до конца.
Максим, не оборачиваясь, подошел к трубе и здесь сбросил сандалии и
носки. Глянул вверх, вдоль трубы. И все, наверно, смотрели, как он -
ловкий, гибкий и быстрый - готовится рисковать. Сзади тяжело затопа-
ли - подошел толстый дядя.

- Давай-ка, акробат, я подсажу повыше. Все легче будет.

И не успел Максим вздохнуть, как оказался в двух метрах над зем-
лей. Почти на уровне второго этажа.

Он вцепился в трубу. Сжал ее коленями, ступнями, ладонями. При-