небольшие карманные деньги на ваши личные траты, - добавил мистер Дэвид-
сон. - Ну, скажем, доллар или два доллара в неделю. По мере того как вы
будете становиться старше, эту сумму можно будет увеличивать. А когда
вам минет двадцать один год, вы, без сомнения, окажетесь в состоянии уп-
равлять своими делами самостоятельно; разумеется, и мы вам поможем сове-
тами...
гу взять даже сто долларов и истратить их как мне хочется? - спросил Дик
очень смиренно.
жения помягче; однако Дик заговорил снова:
общего решения?
кивнули.
отправлюсь путешествовать.
никуда, - резко отчеканил мистер
вам говорили, придет сюда к шести часам. Вы будете ежедневно и ежечасно
состоять на ее попечении. В шесть тридцать вы, как обычно, сядете с нею
за стол, а потом она позаботится о том, чтобы вы легли в надлежащее вре-
мя. Мы уже говорили вам, что она должна заменить вам мать и смотреть за
вами... Ну... чтобы вы мыли шею и уши...
чил Дик.
продолжал расспрашивать Дик с той раздражающей непоследовательностью,
которая уже входила у него в привычку и выводила из себя учителей и то-
варищей.
двадцати миллионов? Верно?
будет получать полтораста долларов в месяц, что составит в год ровно ты-
сячу восемьсот долларов, - пояснил мистер Крокетт.
и квартиру!
что он вырос во дворце на Ноб-Хилле, - и стоял перед опекунами так гор-
до, что все трое тоже невольно поднялись со своих кожаных кресел. Но он
стоял перед ними не так, как стоял, быть может, некогда маленький лорд
Фаунтлерой [2], ибо в Дике жили две стихии. Он знал, что человеческая
жизнь многолика и многогранна: недаром Мона Сангвинетти оказалась
сильнее его в орфографии и недаром он дрался с Тимом Хэгэном, а потом
дружил с ним, деля власть над товарищами.
года. Дома он рос аристократом, а школа воспитала в нем демократа. И его
преждевременно развившийся, но еще незрелый ум уже улавливал разницу
между привилегированными сословиями и народными массами. Помимо того, в
нем жили твердая воля и спокойная уверенность в себе, совершенно непо-
нятная тем трем пожилым джентльменам, в руки которых была отдана его
судьба и которые взяли на себя обязанность приумножать его миллионы и
сделать из него человека сообразно их собственному идеалу.
Надеюсь, мы поладим. Конечно, эти двадцать миллионов принадлежат мне, и,
конечно, вы должны сохранить их для меня, ведь я в делах ничего не смыс-
лю...
приумножим, и притом самыми безопасными и испытанными способами, - зая-
вил мистер Слокум.
везло, но я часто слышал от него, что теперь другие времена и уже нельзя
рисковать так, как прежде рисковали все.
лочная и корыстная душонка. Нет! Именно в этим минуты он меньше всего
думал о своих двадцати миллионах. Его занимали мечты и планы, столь да-
лекие от всякой корысти и стяжательства, что они скорее роднили его с
любым пьяным матросом, который расшвыривает на берегу свое жалованье,
заработанное за три года.
очень хорошо знаете. Со временем мы познакомимся ближе, а пока - еще раз
спасибо...
нам привыкают очень рано все лорды во всех дворцах на Ноб-Хилле. Его
молчание говорило о том, что аудиенция кончена. Опекуны это поняли, и
они, товарищи его отца, с которыми тот вел крупнейшие дела, удалились
сконфуженные и озадаченные.
тер Дэвидсон и Слокум были готовы дать волю своему гневу, но Крокетт,
только что возражавший мальчику так сердито и резко, пробормотал с вос-
хищением:
ченно обсуждали будущность Дика Форреста и жаловались на ту трудную за-
дачу, которую на них взвалил "Счастливчик" Ричард Форрест.
лошадей и экипажей, заросшим травой мощеным улицам. Едва он оставил за
собой живописные холмы, виллы и пышные сады миллионеров и спустился
вниз, как тут же попал в узкие улички с деревянными лачугами, где жил
рабочий люд. В 1887 году Сан-Франциско еще представлял собой такую же
беспорядочную смесь дворцов и трущоб, как и любой старый европейский го-
род; и Ноб-Хилл, подобно средневековому замку, вырастал из нищеты и гря-
зи обыденной жизни, которая ютилась у его подножия.
жил Тимоти Хэгэн-старший; Тимоти мог позволить себе эту роскошь - жить
над головой своих сограждан, содержавших семью на сорок - пятьдесят дол-
ларов в месяц, так как служил в полиции и получал сто.
Тима Хэгэна-младшего не было дома. Наконец Дик смолк и принялся переби-
рать в уме все те места неподалеку, где мог находиться его приятель; но
в это время тот и сам появился из-за угла, бережно неся жестянку из-под
лярда, полную пенящегося пива. Он пробурчал какое-то приветствие, и Дик
также грубо буркнул ему что-то в ответ, точно всего час назад не он так
смело и надменно отпустил трех некоронованных королей огромного города"
Он говорил, как обычный мальчишка, и ничто в его тоне не показывало, что
он - будущий владелец двадцати миллионов, а со временем и большего бо-
гатства.
шись с ним, Тим Хэгэн.
по делу.
следя опытным глазом за вздымающейся у краев жестянки пеной. - Раскри-
чится, если подашь без пены.
только на минутку. Дело в том, что я нынче ночью удираю. Хочешь со мной?
дем уже в пути. Ты знаешь все лучше меня. Ну как? Согласен?
- последовал бессердечный ответ. - Только скажи "да", и мы встретимся
сегодня вечером в девять часов у перевоза. Ну как? Идет? Словом, в де-
вять я там буду.
уходить; потом приостановился и бросил небрежно: - Лучше, если бы вмес-
те...
венца, тоже бывшего школьного товарища; его отец содержал дешевый ресто-
ран, где можно было за двадцать центов получить очень приличный обед.
Молодой Маркович взял как-то у Дика в долг два доллара, но Дик поладил с
ним на одном долларе сорока центах, остальную же часть долга простил
Марковичу.
мо украшавших эту оживленную улицу многочисленных ломбардов и ссудных
касс. С отчаянной решимостью он наконец выбрал одну из них и обменял там
на восемь долларов и квитанцию часы, стоившие, как он знал, по меньшей