претерпевают некоторые изменения, которые почтовые работники называют
"техническими причинами". В начале своего пребывания в Камусфеарне я
обнаружил, что, хотя мне дом, можно сказать, свалился на голову
практически бесплатно, прав у меня здесь как у хозяина не было никаких. Я
посчитал, что пропитание свое, состоящее главным образом из моллюсков,
можно значительно разнообразить кроликами. Тогда я телеграфировал
владельцу усадьбы и попросил у него разрешения на их отстрел. Он получил
от меня такую телеграмму: " Можно ли мне отстреливать Заиньку, и если да,
то где?"
отстреливать Заиньку по утрам и вечерам ружьем четвертьдюймового калибра с
глушителем прямо у окна своей кухни. Это в значительной степени решило
продовольственную проблему как мне, так и моей собаке Джонни. К сожалению,
Заинька и все его братцы теперь в Камусфеарне перевелись, и, если не
питаться только дарами моря, прожить здесь очень трудно.
натуре приютила четырёх коз, оказавшихся бездомными после смерти
владельца. Одну из них, грациозную шаловливую белую фею по имени
Майри-Бхан она подарила Камусфеарне. Это был чисто символический жест, ибо
козочка вовсе не сознавала, что произошла смена владельца, и предпочитала
общество своих подружек и старого развратного козла. Стадо, однако, стало
проводить значительную часть времени в Камусфеарне, где они взбирались на
стенку хозяйственного забора и объедали кроны старых яблонь и слив у
моста, что привело к необходимости создания высоких барьеров, которые
сейчас, когда коз уже давно нет, выглядят весьма странно и загадочно. Их
бесстыжие хищные глаза, сверкающие древней эгоистической мудростью,
мгновенно усматривали открытую дверь, и не единожды я возвращался домой с
дневной рыбалки и находил кухню в хаосе, мои последние куски хлеба
исчезали между проворными резиновыми губами козы, а Майри-Бхан нахально
возвышалась на столе.
Там, где прошлый обитатель дома держал огород, вокруг росли большие листья
ревеня в значительном количестве. Однажды весной они объелись этими
листьями и все, кроме козла, перемерли. Он сам никогда не отличался
приятным запахом или покладистым поведением, а теперь, лишившись своего
гарема, стал просто невыносим. И только его великолепный внешний вид
помешал мне присоединиться к рядам его врагов. Он выжил, одинокий сатир,
печальный символ нерастраченного мужества и, наконец, бремя вынужденного
целомудрия стало для него невыносимым, он куда-то ушёл и сгинул.
забора, и оставленная приоткрытой дверь принималась за молчаливое
приглашение для самых неожиданных и невероятных посетителей. Однажды,
вернувшись домой после нескольких часов отсутствия, я почувствовал, что
случилась какая-то беда.
молота по деревянному настилу. Моё воображение нарисовало картину,
превосходящую, если это возможно, невероятную действительность. На полпути
вверх по деревянной лестнице, там, где она поворачивает под прямым углом и
ведёт на небольшую площадку, застряла огромная черная стельная корова,
зажатая между двумя стенами, не в состоянии продвинуться вперёд и
боявшаяся крутого спуска назад. Её тыльная часть, чья бурная деятельность,
то ли в результате сильного волнения, то ли от сознательного стремления
уменьшить свои размеры, извергла на нижнюю часть лестницы содержимое
Авгиевых конюшен, которое практически преграждало путь любому из возможных
спасателей. Более того, несмотря на своё неустойчивое положение и воистину
слоновью дородность, она всё же оказалась способной брыкаться с
проворством поистине достойным лишь фавна. Однако, именно один из
приступов такой раздражительности привёл, в буквальном смысле, к её
падению.
падением, и она так и разлеглась на своём огромном брюхе с измазанными
навозом ногами у подножья лестницы. Когда в итоге почти часового труда мне
удалось выставить её во внешний мир, у меня появились опасения за будущего
телёнка. Но все мои страхи оказались напрасными. Некоторое время спустя я
уже помогал ей телиться, и не щипцами, а верёвками, прикреплёнными к
торчащим копытам. Телёнок вывалился с ужасным шумом на каменный пол, а
полчаса спустя он уже стоял на ногах и сосал.
брачной жизни, Камусфеарна пользуется только консервированным молоком.
Припасы доходят ко мне всё таким же трёхступенчатым путём, как и почта.
Иногда мне по-дружески помогают в этом случайные люди. Я оставляю заказ
бакалейщику, скобянщику или аптекарю в Друимфиаклахе вечером, "Лэндровер"
подбирает его поутру и отдаёт шкиперу на баркасе, который передаёт его в
магазины и привозит товар обратно, если, конечно его можно достать в том
"торговом центре". Ибо, хоть в таком маленьком селении и имеется довольно
много лавок, в них почти нечего купить.
пару голубых джинсов можно купить лишь в Инвернессе, что в ста милях
отсюда на другом берегу Шотландии, или же в Форт-Уильяме, расположенном на
таком же расстоянии к югу. Это вызвано вовсе ни характерным отсутствием
предприимчивости, схожим с отношением глупой девки к самым необходимым в
жизни вещам, примером чему был я сам в бытность владельцем острова Соэй.
Только в то время, когда я уже жил в Камусфеарне, в округе появилось
электричество, хотя оно до меня и не дошло благодаря стараниям Совета по
гидротехнике Западной Шотландии. До того все дома освещались керосиновыми
светильниками, и очень многие готовили на примусе.
Западном нагорье, все до единой лавки во всех селеньях немедленно
прекратили завозить керосин, метиловый спирт и свечи. В прошлом году, как
мне доподлинно известно, во всей округе на сотню миль вокруг не было ни
одной капли метилового спирта.
однажды я послал сигнал СОС по поводу метилового спирта в удалённую
деревню и получил в ответ довольно странный с виду пакет. Он вовсе не был
похож на метиловый спирт, и я с интересом развернул его. Внутри была
написанная карандашом записка, которую я не без труда расшифровал.
"Извините, метилового спирта нет, но вместо него я посылаю вам два фунта
сосисок."
экспериментировать со съедобными грибами, но результат оказался неважным,
и мне так и не удалось пополнить ими свой рацион в Камусфеарне. У меня
было две книги, в которых со всевозможными иллюстрациями были представлены
съeдобные и несъедобные грибы, соответственно. Вооружившись таким образом,
однажды августовским днём я отправился в поиск. Солнце нещадно палило
поросшие лишайником и вереском камни, а я стал собирать грибы и проводить
их опознание .
количеством образцов, чем их было в обеих книгах вместе взятых. Разложив
их как палитру пастельных оттенков на кухонном столе и раскрыв обе книги
для наглядности, я начал с интересом отделять козлищ от баранов. Однако,
почти сразу же обнаружил, что у каждого съедобного вида есть ядовитый
двойник, настолько похожий на него, что различить их практически
невозможно. Поломав голову около получаса, я собрал в одну кучу друзей и
переодетых врагов и отнёс их всех в помойную яму. Теперь у меня остался
только один гриб, на поиски которого я всё не решаюсь тратить время. Это
Boletus edulis, у которого коричневая лакированная как у булочки шляпка, и
который действительно похож вкусом на грибы. Лисички, нежные оранжевые
создания, похожие на игрушечные трубы, в неимоверных количествах растут
под деревьями на берегах ручьёв под горой. Но хоть и сказал о них один
писатель восемнадцатого века, что, отведав их, даже мёртвый восстанет из
гроба, я нахожу их пресными и безвкусными, красота их более уместна в
таинственности мхов, папоротников и журчащей воды, чем за столом.
осторожностью, и хотя мы собирали и поглощали конский гриб, нас учили, что
грибы-дождевики - ядовиты. Затем я узнал, что это вовсе не так, но до сих
пор удивляюсь, как они завоевали признание гурманов. Это самое
непритязательное, на мой взгляд, безвкусное блюдо. Ну никакого нет в них
вкуса и никакой изюминки, это просто-напросто гастрономическое ничто.
Иногда я задаюсь вопросом, а пробовал ли грибы тот, кто так восхваляет их
? Мисс Ровена Фарр из книги "Тюленье утро" ела их и была, так сказать, от
них в восторге.
процветают среди папоротников в рассеянном свете под берёзами на берегах
ручьёв у скрытых водопадов, красуясь многочисленными оттенками
фиолетового, зелёного, красного и оранжевого цвета. Их щиплют разборчивые
понимающие грызуны, восприятие которых не испорчено попытками
идентификации этой пищи.
Глава 3
Только на девятом году пребывания в Камусфеарне я провёл в дом
водопровод, до этого воду приходилось таскать из ручья вёдрами. В первые
годы на ручье был крепкий мост с каменными быками, и под ним можно было
брать воду, не загрязнённую скотом, который чуть ниже моста ходил вброд.
Затем, в 1953 году мост смыло во время зимнего паводка, и следующий мост
построили только через пять лет. Летом здесь между камнями не более фута
глубины, а дальше до трёх-четырёх футов, когда ручей несёт свою
неподвижную на вид воду янтарного цвета меж ольховых берегов, но на ветках
деревьев висят остатки тины и водорослей, свидетельствующие об уровне воды
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Акунин Борис
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Перумов Ник