мрак, но не по рекам, чей шум был слышен ему в башне, а вверх, к невидимым
облакам, которые точно так же шумели, разрываясь в клочья на ветру или на
рогах молодого месяца. Он чувствовал себя так, будто находился в утробе
корабля, стоявшего всю жизнь на якоре в гавани, которой он никогда не видал,
а выйти из него было можно только через один-единственный иллюминатор,
ведущий прямо в смерть. И сейчас вдруг этот корабль двинулся, направляясь в
столь же неизвестное, но бурное открытое море.
снившимися ему чужими снами. Именно с таким чувством, делая расчеты при
свете свечи, Леандр отвоевывал свою башню у тьмы. В ходе этих расчетов он
пришел к выводу, что геометрические тела имеют одни и те же значения и на
небе и на земле, как бы они ни были обозначены. Цифры вели себя иначе. Их
значения могли изменяться, и Леандр понимал, что при строительстве ему
придется принимать к сведению и происхождение чисел, а не только их значение
в данный момент. Дело в том, что числа, так же как и деньги, в разных
условиях котируются по-разному -- догадался он, -- поэтому их значения
непостоянны. Однажды он все же заколебался и едва не отказался от того
математического искусства, которому обучил его русский с голубыми глазами,
цвет которых менялся во сне. Ему вдруг показалось, что Сандаль Кра-симирич
пользовался числами гораздо целесообразнее, чем он сам, и что та школа,
которая воспитала его соперника, то есть швейцарская школа, обладала
преимуществом перед его византийской. Это случилось после того, как однажды
утром с берега Савы прибежали рабочие и сообщили Сандалю Красимиричу, что
его башня уже обогнала по высоте крепостные стены и ее отражение появилось
на воде! Это известие облетело город в одно мгновение. Был устроен настоящий
праздник, и Леандр, почувствовав, что он отстает, приказал одному погонщику
ослов тайком сходить посмотреть, не отражается ли в Саве и южная башня,
которую строит он, Леандр. Погонщик равнодушно отвечал, что южная башня в
воде отражается уже давно, так что нет никакой необходимости спускаться к
реке. Это было тогда, когда Леандр заметил, что его потребность в рабочих и
мастерах растет, а его сверстники и товарищи по школьной скамье, которых он
в свое время нанял на работу, один за другим куда-то исчезают со стройки.
же образом, как и он, был один по имени Шишман Гак. Он хорошо разбирался в
строительном деле и в звездах, но строить бросил. Гак считал, что действие
должно соответствовать силе того, кто его предпринимает, и, если такого
соотношения нет, не стоит даже затевать работу. Так, набрав полный рот ночи,
он поселился в большом доме, одной стеной примыкавшем в австрийскому
пороховому складу, хотя и заброшенному, но представлявшему опасность ввиду
того, что в случае пожара огонь не мог перекинуться на склад, а вот обратное
было неизбежно. Нимало не беспокоясь об этом. Гак завалил свое жилище
книгами, приборами, подзорными трубами, кожаными глобусами и (как считали)
проводил время в безделье, то есть в поисках золотого дождя и женских звезд.
споткнуться, -- говорили о нем. А злые языки добавляли, что на самом-то деле
он просто был не в состоянии переносить свои огромные знания с места на
место. При перемещениях в пространстве они таяли как лед, и везде, где бы,
кроме своего порохового склада. Гак ни оказался, он становился беспомощным и
пустым, а его знания и умения хрупкими и ненадежными; память на имена и
цифры изменяла, и на него нельзя было рассчитывать: ведь стоило ему
сдвинуться с места, как он становился похож на пересаженное растение. Как-то
раз, уже почти вечером, когда на стройке никого не осталось, этот человек,
чей взгляд при разговоре старел на глазах собеседника и в чьих волосах
всегда было полно мух, неожиданно появился возле башни Леанд-ра и принялся
ее рассматривать и изучать. Он лизнул камень, попробовал пальцами
штукатурку, бросил в известку немного травы, понюхал, положил три пальца в
один угол и что-то измерил в воздухе. После всего этого наконец обратился к
Леандру.
когда ты всему этому научился, только берегись! Никто не знает, как утро
закончится -- за забором или на чердаке. Правильно сделал, что леса внутри
поставил. Мало таких, кому бы понравилось, что ты строишь быстрее и лучше,
чем Сандаль. Это надо скрывать, пока возможно...
ночь. Уходя, он оглянулся еще раз и сказал:
это дело. Никогда больше не строй. Тебе же будет лучше. Ведь ты и так
показал все, на что способен. Больше не строй!
от одиночества, он иногда хотел бы найти компанию, и это было совсем
нетрудно сделать по ту сторону городских ворот, выходящих на Саву. Когда он
появился там в первый раз -- а это было тогда, когда праздновали, что башня
Сандаля выросла выше стен, -- приняли его очень хорошо. По обычаю, он вымыл
руки за спиной и смешался с толпой. Кое-кто из сверстников Леандра, тех, что
раньше работали с ним, а теперь нанялись к Сандалю Красимиричу, повели его
осматривать башню; они воодушевленно показывали, какие строительные приемы
применялись в ее верхней части, где как раз сейчас пора уже было переходить
от четырехугольника в сечении к кругу. Среди тех, кто подчеркивал
достоинства башни Сандаля, был и Гак, но сейчас он, как и все остальные, не
упоминал о башне Леандра, которого ни разу никто не назвал по имени, будто
начисто его забыли.
слезы в носу, а когда им трудно, только отхаркиваются. Были здесь и женщины,
которых Леандр узнал (а они его нет), потому что иногда спал с ними
по-быстрому, обычно на возвращавшейся в сумерки с поля повозке с сеном,
хозяину которой он платил, чтобы тот сошел и доверил ему груз на полчаса,
пока волы добредут до городских ворот. Эти женщины быстро забывали его, с
первого взгляда понимая, что он из тех неприятных мужчин, которые сами не
умеют доставить удовольствие, но при этом про себя всегда думают: счастье --
иметь любимую работу и любящую жену. Таких женщины не любят. Поэтому они шли
к Сандалю Красимиричу и его помощникам и там находили все, что им нужно. А о
Леандре, который спускал свое семя не в них, а в сено, они говорили:
бабы и только наутро жарит и ест. А этот и того не может.
продвижению работ на башне Сандаля, Леандр в тот вечер заметил по другую
сторону костра человека, через плечо которого была перекинута сеть с
красными узелками. В высоких рыбачьих сапогах, он некоторое время мелькал в
толпе, а потом, прячась от Леандра, исчез в темноте.
так наконец узнал Леандр спустя много десятилетий, чем на самом деле
занимался его отец и на каком хлебе он сам вырос. На мертвом. Не подавая
виду, что услышал эти слова, Леандр спросил:
консольные опоры или паруса свода?
Все повернулись к Сандалю, но он был занят другим разговором и только
иронически усмехнулся, как будто счел этот вопрос совершенно неуместным.
лепешку, лег в лодку, смотал в клубок и сунул под голову длинный хвост
волос, росший из макушки, и уставился в огромный четырехугольный кусок
мрака, который стоял возле окна внутри помещения. Он лежал так и ждал, что
что-то произойдет. Что-то должно было произойти и что-то должно было
измениться -- он чувствовал это и надеялся. Ночь была повсюду, даже глубоко
в ушах; от мрака ничего не было слышно, а мрак был глухим, и от него пахло
землей и винным перегаром. Под одежду ему залетел жук, он жужжал, пытался
выбраться, и это у него никак не получалось.
как будто рубаха полна звезд, которые мерцают и щекочут. А все, что ты не
видел, улетело..."
здесь, на месте, холодная, реальная, она существовала в той же мере, в какой
существовал он сам. А утром действительно произошло нечто столь же
редкостное, как гудение в непогоду закопанного в землю колокола.
поудобнее усесться, чтобы выглядеть как можно естественнее и обычнее, как
будто он здесь бывал уже много раз и как будто не происходит ничего
исключительного и даже невероятного. Сандаль Красимирич, как говорится,
наступил самому себе на горло и лично явился увидеться с Леандром, правда не
на стройку, а в стоявший на берегу маленький рыбацкий домик его отца. Они
сидели на бочках охватив колени руками, и разговор сначала шел ни о чем.
Посреди фразы Сандаль вытащил из-за обшлага сложенную бумагу и проект, стер
с них рукавом пыль и протянул Леандру со словами:
все, как говорится, без сучка и задоринки, но тебе ведь это нетрудно
проверить. Окажи мне эту услугу. Неловко будет перед людьми, если твоя башня
будет закончена раньше моей...
добавил:
держаться барабан купола. У меня столько дел, что просто не успеваю.
четырехугольного сечения к купольному своду.
оказалось, что вносить исправления уже поздно, потому что ошибки были
заложены еще в фундаменте, сооруженном так, что он не мог выдержать башню в
том виде, как она задумана. Следующим утром Леандр пошел к Сандалю, отнес
ему бумаги и все исправления, а из головы его при этом не шли рассказы людей
про то, что собаки никогда не забегают на двор к Сандалю Красимиричу, потому
что чувствуют, как люто он может ненавидеть. Леандр открыто сказал ему, что