затем покачал разгоряченной от хмеля головой.
пойду и попробую разведать, что там между ними - между этой девушкой и
этим толстым автомобильным каталогом.
мо, полученная информация оказалась благоприятной, и, полагая, что путь
перед ним открыт, Ленц с возрастающим восторгом стал обхаживать Биндин-
га. Они распили еще одну бутылку джина и через час перешли на "ты". Уж
коли на Ленца находило хорошее настроение, он делался таким неотразимым,
что сопротивляться ему было нельзя. Тут он и сам не мог бы устоять про-
тив себя. Теперь же, окончательно покорив Биндинга, он уволок его в бе-
седку, где оба принялись распевать солдатские песни. Увлеченный пением,
последний романтик начисто забыл про девушку.
полная тишина. Лишь раздавалось тиканье шварцвальдовских ходиков с ку-
кушкой. Хозяйка наводила порядок и по-матерински поглядывала на нас. На
полу около печки растянулась рыжая охотничья собака. Иногда она взвизги-
вала во сне - тихо, высоко и жалобно. За окном проносились легкие порывы
ветра. Их заглушали обрывки солдатских песен, и мне почудилось, будто
этот небольшой зал вместе с нами поднимается куда-то вверх и парит
сквозь ночь и годы, мимо нескончаемых воспоминаний.
перестало быть потоком, вытекающим из мрака и вливающимся в него. Оно
превратилось в озеро, в котором беззвучно отражалась жизнь. Я взял свою
рюмку с искрящимся ромом. Подумал о листке, который утром с грустью ис-
писал в мастерской. Теперь грусть прошла, и, казалось, - все безразлич-
но, лишь бы быть живым. Я посмотрел на Кестера. Он говорил с девушкой,
но я не обращал внимания на "его слова. Я ощущал нежный блеск первого
хмеля. Он горячил кровь и нравился мне потому, что любую неопределен-
ность облекал в иллюзию какого-то приключения. Где-то в беседке Ленц и
Биндинг пели песню про Аргоннский лес. А рядом со мной слышались слова
незнакомой девушки. Она говорила тихо и медленно своим низким, будоража-
щим и чуть хрипловатым голосом. Я допил свою рюмку.
слегка протрезвели. Настало время собираться в обратный путь. Я подал
девушке пальто. Она стояла передо мною, расправив плечи и откинув назад
голову, с полураскрытыми губами и никому не адресованной улыбкой, обра-
щенной куда-то вверх. И вдруг я на мгновенье невольно опустил ее пальто.
Где же все время были мои глаза? Спал я, что ли? Теперь я понимал восхи-
щение Ленца.
поднял ее пальто и тут заметил Биндинга, который все еще стоял у стола,
красный как рак, и в каком-то оцепенении.
нас.
намного лучше.
ногах. Но мне не хотелось так просто отпустить ее.
спросил я.
должал я. - Особенно я со своим днем рождения и ромом.
и выпили еще по рюмке. Затем взревел мотор нашего "Карла", и мы понес-
лись сквозь легкий мартовский туман. Сверкая огнями, город надвигался на
нас в зыбкой дымке, и наконец из клочьев тумана, словно освещенный,
пестрый корабль, выпростался бар "Фредди". "Карл" встал на якорь. В баре
золотисто отсвечивал коньяк, джин переливался, как аквамарин, а ром был
как сама жизнь. Словно налитые свинцом, мы недвижно восседали за стойкой
бара. Плескалась какая-то музыка, и бытие наше было светлым и сильным.
Оно мощно разлилось в нашей груди, мы позабыли про ожидавшие нас бесп-
росветно унылые меблированные комнаты, забыли про отчаяние всего нашего
существования, и стойка бара преобразилась в капитанский - мостик кораб-
ля жизни, на котором мы шумно врывались в будущее.
ветило мою постель. Я быстро вскочил на ноги и распахнул окно. Стоял
прозрачный прохладный день. Я поставил спиртовку на табурет и стал ис-
кать банку с кофе. Фрау Залевски - моя хозяйка - разрешила мне готовить
кофе в комнате. Ее кофе был жидковат и не устраивал меня, особенно после
выпивки накануне.
ся мне по вкусу. Здесь всегда что-то происходило, потому что дом профсо-
юзов, кафе "Интернациональ" и зал собраний Армии спасения стояли вплот-
ную друг к другу. Вдобавок перед моим домом расстилалось старое, давно
уже заброшенное кладбище. Оно заросло деревьями, словно парк, и в тихие
ночи могло показаться, что все это где-то далеко за городом. Но тишина
воцарялась поздно - рядом с кладбищем грохотал луна-парк с каруселями и
качелями.
нительный доход. Ссылаясь на чистый воздух и приятный вид, она взимала
со своих постояльцев повышенную плату. А стоило кому-то на что-то пожа-
ловаться, как она неизменно отвечала: "Но позвольте, господа! Подумайте,
какое тут местоположение!"
Я умылся, походил по комнате, полистал газету, вскипятил кофе, постоял у
окна и посмотрел, как поливают мостовую, послушал пение птиц на высоких
кронах кладбищенских деревьев, и казалось, будто какие-то крохотные ду-
дочки самого господа бога нежно заливаются под аккомпанемент негромкого
и сладостного урчания меланхолических шарманок, расставленных у аттрак-
ционов луна-парка.
раз в двадцать больше, потом, насвистывая, опустошил карманы костюма:
мелочь, перочинный нож, ключи, сигареты - и вдруг вчерашний листок с
именем девушки и номером телефона. Патриция Хольман. Странное имя - Пат-
риция. Я положил бумажку на стол. Неужто это было только вчера, а не
давным-давно? Разве это не потонуло в серебристожемчужном угаре опьяне-
ния? Какая все-таки удивительная штука выпивка! Пока ты пьешь, у тебя
накапливаются разные мысли, ты сосредоточиваешься. А пройдет ночь, и
возникают какие-то провалы, и думается - да ведь с тех пор прошла целая
вечность!
и не стоит. Днем все выглядит иначе, чем вечером. Моя спокойная жизнь в
общем вполне устраивала меня. За последние годы было предостаточно вся-
кого шума и суеты. "Ты только никого не подпускай к себе близко, - гова-
ривал Кестер, - а подпустишь - захочешь удержать. А удержать-то ничего и
нельзя..."
ресная перебранка. Я поискал глазами шляпу, которую вчера вечером, веро-
ятно, где-то оставил, и невольно прислушался. Жившие за стеной супруги
Хассе яростно укоряли друг друга. Уже пять лет они снимали здесь не-
большую комнату. В сущности, это были неплохие люди. Будь у них трехком-
натная квартира с кухней для жены да еще и ребенок в придачу, их брак,
надо думать, остался бы вполне благополучным. Но такая квартира стоила
немалых денег. А заводить ребенка в эти шаткие времена - кто себе мог
это позволить...
опасаясь лишиться своего скромного места, жил в постоянном страхе. И в
самом деле - увольнение было бы для него полной катастрофой. Остаться
без работы в сорок пять лет - значит уже нигде не устроиться. В этом и
заключался весь ужас его положения. Прежде, случалось, люди медленно шли
ко дну, но у них все же оставался какой-то шанс вынырнуть. Теперь же за
каждым увольнением зияла пропасть вечной безработицы.
дверь, и Хассе, споткнувшись, ввалился ко мне. С тяжким вздохом он опус-
тился на стул.
Скромный, исполнительный служака. Но именно таким, как он, теперь было
особенно трудно. Скромность и добросовестность вознаграждаются только в
романах. В жизни же подобные качества, пока они кому-то нужны, использу-
ются до конца, а потом на них просто плюют.
Нортон Андрэ
Контровский Владимир
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур