нечку вперед, показывая этим, что начинается как бы второе отделение, -
до этого пел, как обычно, Кен, ну и я две штуки. Ванечка ужасно волно-
вался. Да и звук был так себе. Народ среагировал просто и незатейливо:
начал хлопать в ладошки, вежливо прося кончить эту самодеятельность.
Песня же длинная была, Ванечка держал характер, пел, народ, возмущенный
его непонятливостью, от аплодисментов перешел к ору и стучанию ногами, к
свисту и бросанию на сцену мелких предметов. Ванечка резко ударил по
струнам, подозвал Кена, что-то ему сказал. Кен пожал плечами и махнул
нам рукой, чтоб мы очистили сцену.
блин.
одну ногу, раскорячился весь как-то нелепо, нагнулся к микрофону, обхва-
тив гитару и коротко ударяя по струнам.
нас хамоватый и часто выпивший, но иногда парадоксально вежливый. Похло-
пали. А кто-то и свистел - то ли одобрял, то ли гнал со сцены. Кто-то
крикнул: "Угол" давай, Кенаря давай!" А кто-то: "Вали дальше давай, на-
валивай давай!"
раинном домике, где, как он поет в своей песенке (все творцы, блин), нет
ни родителей, ни крыс, ни тараканов, ни жены, замки на двери не нужны -
здесь нет дверей.
стол; влипая в клеенку локтями, мы толковали о разном, Хрустальный бес-
тактно кричал, что у "Пятого угла" начинается новый этап, что все наши
безделушки ничего не стоят, милый Вася склонен был согласиться, Кен за-
думчиво пил портвейн, соревнуясь с Ванечкой, который, как я поняла, пос-
тавил себе цель напиться.
руку и поволок в одну из комнатушек.
ки. Пой их в детском садике. Бездарь.
тем в подбородок, снизу. Ванечка упал и заснул на полу. Я села рядом у
стены и тоже уснула.
кому по нынешним временам старье нужно?
и дал Кену:
же Хвост - не знаю почему - из группы "Суп Марины". Филя богатый и может
музыкой заниматься в собственное удовольствие, у Фили папа знатный бан-
дит, Филя не дает взаймы, но что-нибудь хорошенькое для звука обязатель-
но купит - и купил, сволочь, струны, стоящие не меньше ста тысяч, за со-
рок, нам хватило на три дня. Мы непьющие. Но время от времени вот так
оттягиваемся. И, в общем, без труда выходим, кроме Хрустального. Тот,
как правило, продолжает еще дня три-четыре. Он уже запойный. Алкоголик
уже в свои двадцать восемь мальчишеских лет. Ему уже лечиться надо. Пом-
решь, дурак, говорю я ему. Это мое сугубо личное дело, отвечает Хрус-
тальный Гусь.
позвонить, но не желаю, чтобы мне потом тыкали в нос телефонным счетом,
- не хочу быть отцу ничем обязанным. Да и не идет мне звонить из дома,
развалясь в кресле. Не мой стиль. Мне идет звонить с телеграфа, с пере-
говорного пункта, где много кабинок, но все равно очереди, потому что
большинство кабинок не работает. А номер набирается плохо, а в трубке
шум и треск, и все орут, а над залом: "Ярославль в семнадцатую кабину!..
Бугульма! Бугульма! Кто заказывал Бугульму? Бугульма!.. Пенза не отвеча-
ет... Нет никого! Не подходит никто! Гражданин, я вам... я вам... я вам
объясняю... Что значит, не может быть? Параличные они, что ли, у вас, из
дома выйти не могут? Параличные?.. Сейчас..."
вать своим более чем странным трудом, как выражается отец. И он прав,
труд этот мне ужасно не идет, но так уж получилось. Это отдельная исто-
рия: одноклассник Валера соблазнил, которого нет уже... Но я не звоню, я
не хочу наткнуться на ее мужа, я жду писем. И Таня пишет.
помню. Ты какого цвета? Ну, глаза, волосы? Ничего не помню. Ты высокий
или маленький, пацан? Ты не обижайся, что я тебя пацаном. Матвей тогда
назвал - и как-то запомнилось. Я шутя. Любя. Или пришли вместо фотогра-
фии сам себя, пацан. А не можешь, так пришли фотографию. И голос. Ноябрь
на исходе, твой голос очень хорошо звучит в ноябре. У тебя осенний го-
лос. Как ты выражаешься, осень твоему голосу идет. Эй, кстати! У меня
прошла бессонница. Хочешь, скажу, почему она прошла? Я на ночь о тебе
думаю - и засыпаю. Ты мое снотворное. До встречи, пацан. Жду ответа, как
соловей лета. Люби меня, как я тебя, то есть на ночь перед сном. Я ведь
только за полночь тебя люблю, а днем и не помню вовсе. А утром даже
смешно. А за полночь - опять. Пацан, я впервые почувствовала себя старой
- и мне на это наплевать. Голос и фотографию, договорились?"
записать на своем бытовом простеньком магнитофоне.
улице. Есть в Саратове местечко, где продают не ширпотреб, а редкое или
новое, не растиражированное еще. Ребята, продающие кассеты, сами, види-
мо, этим увлекаются, я не общался с ними. Продают, конечно, записи и для
всех, но вот - и такие. Я услышал свой голос. И увидел самопальную кас-
сету с надписью, напечатанной на машинке на листочке-вкладыше: "Пятый
угол". Я купил и дома прослушал. Из двадцати песен четыре моих. Мы запи-
сали их в домашней студии у некоего Фили, зажиточного любителя музыки
лет тридцати так пяти-шести, две со звуком, две - под мой собственный
аккомпанемент.
маленького. Приезжай. Приезжай двадцать восьмого, жду тебя в двенадцать
дня - у Пушкина, конечно. Ты читал Пушкина? Почитай на досуге, у него
есть неплохие стишки. Не хуже твоих".
чувством, что именно сегодня отправляюсь в дорогу, хотя в дорогу отправ-
ляться надо было двадцать седьмого. А сегодня двадцать второе, двадцать
третье, двадцать четвертое... Двадцать пятого приехала Нюра-Лена.
Здравствуйте, папа и мама моего мужа, - поприветствовала она моих роди-
телей.
поездом задавило.
равляться. И вообще заниматься бытом. Это отнимает достаточное количест-
во времени, иначе все сожрали б друг друга, имея много досуга.
лишь закусывала губы и надолго замирала, исходя молчаливым криком, выг-
нувшись, закрыв глаза, а потом открывала, смотрела на меня - и все начи-
налось снова...
поклонниц, ты по блату пропустишь меня хотя бы десятой?