кем-нибудь четыре-пять крепких коктейлей и скоротать приятный, праздный
вечерок. Он жалел, что там не будет сегодняшнего жениха, - в такие вечера
они всегда любили изрядно хватить: любили завлекать женщин и избавляться от
них, умели уделить всякой девушке по заслугам от своего утонченного
гедонизма. Их общество сложилось давно: определенных девушек возили в
определенные места и, развлекая их, тратили умеренную сумму; выпивали, но не
слишком много, а утром в определенное время вставали и отправлялись по
домам. При этом избегали всяких студентов, прихлебателей, возможных невест,
драк, излияний чувств и неблагоразумных поступков. Вот так это и делалось.
Все прочее считали пустым мотовством.
бесповоротных решений, а если случалось хватить лишнего, то, не говоря ни
слова, на несколько дней зарекались пить и ждали, пока скука и истрепанные
нервы не повлекут их в то же самое общество.
студенточки взглянули на пего мельком и безо всякого интереса.
заглядывал?
улицу и направился к Пятой авеню. Из широкого окна клуба, где он состоял
членом, но не бывал уже лет пять, на него глядел какой-то седоволосый
человек с водянистыми глазами. Энсон поспешно отвернулся - вид этого старца,
сидящего праздно, в гордом одиночестве, действовал на него угнетающе. Он
остановился, повернул назад и пошел на Сорок Седьмую улицу, где жил Тик
Уорден. Тик с женой некогда были его самыми близкими друзьями - к ним он
часто заходил с Долли Каргер в разгар романа с нею. Но потом Тик
пристрастился к спиртному, и его жена всюду говорила, что Энсон дурно на
него влияет. Слова эти дошли до Энсона со значительным преувеличением - а
когда дело наконец объяснилось, хрупкое очарование дружеской близости было
нарушено раз и навсегда.
Еще года два назад он точно знал бы число и час их отъезда, непременно
пришел бы выпить с ними на прощанье и условился их навестить по приезде. А
теперь вот они уехали без предупреждения.
домашнем кругу, но оставался лишь местный поезд, который будет тащиться по
этой нестерпимой жаре добрых три часа. А завтрашний день провести за городом
и воскресенье тоже - право, ему вовсе не улыбалось играть на веранде в бридж
с благовоспитанными юнцами, а после обеда танцевать в захолустной гостинице,
ничтожном подобии развлекательного заведения, которое его отец когда-то
ценил не по заслугам.
располневший, но иных следов беспутная жизнь на нем не оставила. Он мог бы
показаться неким столпом - порой, отнюдь не столпом общества, порой не
иначе, как таковым, - столпом законности, религиозности. Несколько минут он
неподвижно стоял на тротуаре перед жилым домом на Сорок Седьмой улице;
пожалуй. впервые в жизни ему решительно нечего было делать.
там назначено важное свидание. Необходимость притворяться есть одна из
немногих характерных черт, которые объединяют нас с собаками, и, думается
мне, Энсон в тот день походил на породистого пса, какового постигло
разочарование у знакомой двери. Он отправился к Нику, некогда знаменитому
бармену, который прежде часто обслуживал дружеские вечеринки, а теперь
продавал безалкогольное шампанское в погребке, каких много в подвальных
лабиринтах отеля "Плаза".
стойку пинтовую бутылку. - А знаешь, Ник, девушки бывают разные: у меня была
одна крошка в Бруклине, так она на прошлой неделе вышла замуж и мне даже не
сообщила.
сюрпризец.
Хот-Спрингс, когда я заставил официантов и весь оркестр распевать "Боже,
храни короля"?
- Кажется, на...
припомнить, сколько им заплатил, - продолжал Энсон.
чья-то незнакомая фамилия вторглась в его воспоминания; Ник это заметил.
Брейкинс... то бишь, Бейкер...
они затолкали меня в катафалк, завалили цветами и увезли.
снова поплелся в вестибюль. Он осмотрелся, встретился глазами с незнакомым
портье за конторкой, взглянул на цветок, оставшийся от утренней свадьбы в
медной плевательнице. Потом вышел и медленно побрел напрямик, через Колумбус
Серкл, в ту сторону, где садилось кроваво-красное солнце. Вдруг он круто
повернул назад, снова вошел в отель и скрылся в телефонной будке.
решительно до всякого из своих знакомых, кто мог оказаться в Нью-Йорке,
вплоть до мужчин и женщин, с которыми не виделся много лет, и до некоей
натурщицы, подружки студенческой поры, чей выцветший номер сохранился в его
записной книжке, - с Центральной телефонной станции ему сообщили, что
коммутатор давно уже ликвидирован. Наконец в своих поисках он преодолел даже
городскую черту и имел несколько неприятных разговоров с норовистыми
дворецкими и горничными. Такого-то нет, он уехал на прогулку, купаться,
играть в гольф, отплыл в Европу еще на прошлой неделе. Прикажете передать,
кто звонил?
планы насладиться праздностью теряют всякую прелесть, когда поневоле
остаешься в одиночестве. Конечно, всегда можно отыскать подходящих девиц, но
те, которых он знал, вдруг куда-то исчезли, а провести вечер в Нью-Йорке с
незнакомой продажной женщиной даже не приходило ему в голову - он счел бы
это постыдной тайной, утехою, достойной какого-нибудь коммивояжера в чужом
городе.
подшутить над величиной суммы - и вторично в этот день решился покинуть
отель "Плаза", идя куда глаза глядят. У вращающейся двери стояла боком к
свету женщина, очевидно, беременная, - когда дверь поворачивалась, на плечах
ее колыхалась тонкая бежевая накидка, и всякий раз она нетерпеливо
поворачивала голову, словно устала ждать. При первом же взгляде на нее
что-то мучительно знакомое потрясло его до глубины души, но только
приблизясь к ней на пять шагов, он понял, что перед ним Паула.
понял, что воспоминания, связанные с ним, утратили для нее горечь. Но не для
него - он ощутил, как прежнее чувство, которое он некогда к ней питал, вновь
закрадывается в душу, причем возвращается и та нежность, с какой он
относился к ее жизнерадостности, которую боялся омрачить.
Восток, - ты, конечно же, знаешь, что я теперь миссис Питер Хэгерти, - ну
так вот, мы взяли с собой детей и арендовали дом здесь, поблизости. Ты
непременно должен к нам наведаться.
лицом и коротко подстриженными усиками. Безупречная осанка выгодно отличала
его от Энсона, чья полнота была особенно заметна под узкой визиткой.
там. Он указал на кресла в вестибюле, но Паула медлила в нерешительности.
тебе не пообедать у нас сегодня вечером? Правда, мы только-только
устраиваемся, но если тебя это не смущает...
шелковые подушки.
кажется, безнадежно.
детей - от первого брака. Старшему пять лет, среднему четыре, младшему три.
- Она улыбнулась снова. - Как видишь, я не теряла времени понапрасну, не так
ли?