... и чесанул через распахнутую рассыльным сетчатую дверь, мелькнув на
прощание в балконном окне.
- Мистер Стар, - сказала мисс Дулан. - На проводе Нью-Йорк, звонит
мистер Хэнсон.
Десятью минутами позже Стар нажал кнопку, и мисс Дулан, войдя,
сообщила, что в приемной ожидает актер-звезда.
- А вы скажите, меня нет - ушел через лоджию.
- Хорошо. Он на этой неделе уже четвертый раз приходит. Он чем-то
очень удручен.
- А он не сказал хоть намеком, что ему от меня нужно? Может быть, ему
к мистеру Брейди?
- Он не сказал. У вас сейчас начнется совещание. Мисс Мелони и мистер
Уайт сидят уже у меня. Мистер Брока ждет рядом, у мистера Рейнмунда.
- Давайте мистера Родригеса, - сказал Стар. - Предупредите, что я
смогу уделить ему всего минуту. Вошел актер-красавец; Стар принял его стоя.
- Что там у тебя такого неотложного? - спросил он приветливо.
Актер заговорил не раньше, чем закрылась дверь за мисс Дулан.
- Монро, мне к тебе позарез нужно, - сказал он. - Я спекся.
- Спекся? - сказал Стар. - А ты читал в последнем номере "Вэрайети"?
Твоя картина до сих пор идет у Рокси, и в Чикаго за прошлую неделю дала
тридцать семь тысяч.
- И это больней всего. В этом трагедия. К моим услугам все, чего ни
пожелаю, и все теперь - псу под хвост.
- Да ты объясни толком.
- Между Эстер и мной все кончено. И навсегда.
- Поругались?
- Ох, нет - хуже, и говорить об этом нестерпимо. У меня мозг оцепенел.
Брожу как сумасшедший. Роль веду как во сне.
- Я не замечал, - сказал Стар. - Во вчерашних кадрах ты был бесподобен.
- Вот, вот. Это лишний раз показывает, что в чужую душу не заглянешь.
- И неужели вы с Эстер разойдетесь?
- Этим кончится, наверно. Да. Этого не миновать.
- Но в чем у вас дело? - нетерпеливо спросил Стар. - Что она - вошла
без стука?
- Да нет, третьи тут не замешаны. Причина только во мне. Я - спекся.
Стар внезапно понял.
- Откуда у тебя вдруг такая уверенность?
- Не вдруг - уже полтора месяца.
- Это воображение твое, - сказал Стар. - У врача был?
Актер кивнул.
- Я уже все испробовал. Даже с отчаяния съездил... в заведение Клэрис.
Но совершенно впустую. Мне полная гибель.
"А не переадресовать ли его к Брейди?" - толкал Стара некий
иронический бесенок. Ведь всеми вопросами актерской рекламы ведает Брейди.
Только какая уж это реклама... Стар на секунду отвернулся, погасил усмешку.
- Я уже был у Пата Брейди, - сказал актер, точно угадав его мысль. -
Он насоветовал мне кучу липовых средств, я их все перепробовал, и все зря.
За обедом мне стыдно поднять глаза на Эстер. Она молодчина, отнеслась
чутко, но я горю от стыда. Круглосуточно сгораю от стыда. "Дождливый день"
принес в Де-Мойне тысяч, наверно, двадцать пять, в Сент-Луисе побил все
рекорды сбора, а в Канзас-Сити дал двадцать семь тысяч. Я засыпан сейчас
письмами поклонниц, а сам боюсь вечером ехать домой, боюсь ложиться в
постель...
Стара начали уже слегка томить эти жалобы. Стар хотел было пригласить
актера на коктейль, но теперь приглашение явно отпадало. Что бедняге
коктейль и рекордный сбор от картины, когда с ним такое. Стар мысленно
представил, как актер бродит от гостя к гостю с бокалом в руке и с камнем
на сердце.
- И вот я пришел к тебе, Монро. Я не помню ситуации, из которой ты не
нашел бы выхода. Я подумал: даже если скажет застрелиться - все равно иду
к Монро.
На столе у Стара пискнул зуммер; он включил диктограф и услышал голос
мисс Дулан:
- Истекло пять минут, мистер Стар.
- Виноват, - сказал Стар. - Мне понадобится еще минута-две.
- Пятьсот учениц колонной пришли из школы к моему дому, - безрадостно
сказал актер, - а я только стоял и смотрел на них из-за портьеры. Так и не
решился к ним выйти.
- Да ты садись, - сказал Стар. - Обсудим без спешки.
В приемной уже десять минут ждали двое участников совещания - Уайли
Уайт и Джейн Мелони. О Джейн, сухонькой, светловолосенькой,
пятидесятилетней, можно было услышать пятьдесят разнородных мнений -
полный голливудский ассортимент оценок: "сентиментальная дура", "лучший
сюжетист Голливуда", "заслуженная ветеранка", "халтурщица старая",
"другой такой умницы нет на студии", "самый ловкий плагиатор во всем
кинобизнесе". И вдобавок, уж конечно, такие пестрые эпитеты, как
нимфоманка "любому и каждому", старая дева, лесбиянка и верная жена.
Старой девой Джейн не была, но повадки у нее были стародевичьи, как у
большинства женщин, собственным трудом пробивших себе дорогу. У нее была
язва желудка, а годовой оклад ее превышал сто тысяч. Можно было бы
написать ученый трактат о том, "стоила" ли она этих денег, или еще
больших, или же ни гроша не стоила. Ценность ее заключалась в таких
простых, ординарных достоинствах, как то, что она была женщина и легко ко
всему применялась, быстро соображала и заслуживала доверия, понимала дело
и не страдала самовлюбленностью. Она была очень дружна с Минной, и за
протекшие годы Стару удалось подавить в себе антипатию к Джейн, доходившую
до физического отвращения.
Джейн и Уайли сидели молча - изредка лишь обмениваясь словом с мисс
Дулан. То и дело звонил Рейнмунд, помощник продюсера, ждавший у себя
вместе с Джоном Брока, режиссером. Наконец, минут через десять, Стар нажал
кнопку, и мисс Дулан призвала Рейнмунда и режиссера; одновременно из
кабинета вышел Стар, дружески держа актера под руку. Актер был уже так
взвинчен, что стоило Уайту спросить, как у него дела, и он тут же раскрыл
рот, вознамерясь излить душу при всем народе.
- Ох, дела ужасные, - начал актер, но Стар резко перебил его:
- Ровно ничего ужасного. Иди и работай роль, как я сказал...
- Спасибо тебе, Монро. Джейн Мелони, сжав губы, поглядела вслед актеру.
- Кто-то с него одеяло на себя перетянул? - спросила она, имея в виду
известный актерский прием отвлекать на себя внимание публики.
- Простите, что заставил ждать, - сказал Стар. - Прошу в кабинет.
Был уже полдень, а совещанию Стар отводил ровно час времени. Не меньше
(прервать такое совещание мог только режиссер, у которого застопорились
съемки); но, как правило, и не больше, ибо каждые восемь дней компания
должна выпускать кинопостановку, по сложности и стоимости не уступающую
"Мираклю" Рейнгардта.
Лет пять назад, бывало. Стар мог проработать запойно всю ночь над
одним фильмом. Но теперь это случалось реже: после такого запоя он
несколько дней чувствовал себя разбитым. Переходя же с проблемы на
проблему, он всякий раз испытывал прилив энергии. И как некоторые умеют
просыпаться в назначенное себе время, так Стар умел завести себя ровно на
час неотрывной работы.
В собравшуюся на совещание группу входили, помимо сценаристов,
Рейнмунд - один из самых приближенных к Стару помощников продюсера, и Джон
Брока - режиссер фильма.
Брока с виду был воплощением умельца: крупнотелый, без нервов,
спокойно-решительный, располагающий людей к себе. Он был невежествен, и
Стар частенько ловил его на повторении одних и тех же сцен; во всех его
фильмах присутствовала сцена с молодой богатой девушкой - тот же ход
действия, те же движения. В комнату вбегает целая свора собак и прыгает
вокруг девушки. Потом та идет в конюшню и треплет жеребца по крупу.
Объяснить это пристрастие режиссера можно было бы, не прибегая к
фрейдизму; вероятнее всего, как-то в унылую минуту юности Брока увидел в
щель забора прелестную девушку с собаками и лошадьми. Это навсегда
отпечаталось у него в мозгу эталоном романтики и шика.
Рейнмунд был красивый молодой ловчила с неплохим образованием. От
природы он не лишен был характера, но уродливая должность "надсмотрщика"
вынуждала его ежедневно кривить душой в мыслях и поступках. И человек
выработался из него дрянной. В тридцать лет он не обладал ни одним из
благородных качеств, которыми американцев - как христиан, так и евреев -
учат восхищаться. Но картины он выпускал в срок и не стеснялся
подчеркивать свое почти непристойное обожание Стара, чем и сумел, видимо,
пустить Стару пыль в обычно зоркие глаза. Стар любил его - считал
разносторонне пригодным работником.
Уайли Уайт, разумеется, в любой стране был бы распознан как
интеллектуал низшего разряда. Он был парень культурный, говорливый, вместе
и простецкий и не без тонкости, слегка шальной, слегка угрюмый. Зависть к
Стару выказывалась у него лишь промельками и обмолвками и была смешана с
восхищением, даже привязанностью.
- До начала съемок по этому сценарию осталось две недели, считая от
субботы, - сказал Стар. - Сам по себе сценарий сносен - стал теперь
намного лучше.
Рейнмунд и оба сценариста переглянулись, как бы поздравляя друг друга.
- Одно вот только, - задумчиво продолжал Стар. - Я не вижу, зачем
вообще делать эту картину, и решил положить сценарий на полку.
Минута пораженного молчания, - затем ропот протеста, ошарашенные
переспросы.
- Я не виню вас, - сказал Стар. - Просто в сценарии не оказалось того,
что - я считал - окажется. - Он помолчал, глядя опечаленно на Рейнмунда. -
А жаль, пьеса-то хорошая. Мы за нее пятьдесят тысяч уплатили.
- А чем плох сценарий? - грубовато спросил Брока.