травить. Он же культурно отдыхать пришел, и ему неудобно перед друг другом.
Не на базаре ж и не в гастрономе. А в театре. Прилично все, как один
человек, одетые, и дамы тоже - женщины - рядом при сем присутствуют и в
празднично приподнятом настроении духа. Не та, короче, обстановка, чтоб
скандалить и справедливые требования выдвигать. Это ж даже не ресторан, а
как-никак храм. Хотя и искусства. Тут люди обогащают свой внутренний и
общеобразовательный уровень жизни, постигая, значит, на практике музыкальный
язык межнационального общения и наслаждаясь богатством его звуковой палитры.
А буфет в театре - это второстепенный объект, обладающий вспомогательным
значением. И это именно и хорошо для Юльки Почалиной, буфетчицы. А еще что
хорошо - начальство театральное в буфет не вмешивается своей властью - ну,
разве вот в случаях, когда ему продовольственные продукты питания
какие-нибудь остродефицитные нужны бывают. И общепитовские руководители -
тоже Юлькин буфет всерьез не воспринимают и не учитывают в смысле деловых
возможностей, у них в распоряжении поинтереснее точки есть. Тем более
собрания торжественные и сессии областных масштабов из театра теперь
перенесли. Теперь отдельный конференц-зал заседаний в городе существует типа
как Дворец съездов. А когда проводились такого рода собрания и сессии в
театре, то у Юльки и икра бывала в буфете, и балык, и зефир в шоколаде. А
самое из этого ценное - пиво бывало чешское. И в банках также бывало,
производства заграничных пивзаводов Запада. Юлька эти банки после сыну
своему относила, и он из них башни разномастные сооружал вавилонские,
крепости, и в детсад таскал - цацки какие-нибудь на эти банки выменивать.
Сейчас-то с этим хуже, конечно, стало, значительно. В связи с событиями. Но
и сейчас бывают концерты некоторые для делегатов-депутатов, когда буфет
особо уважительно снабжают. Правда, и буфетчиц добавляют специальных для
устранения очереди и поддержания высокой культуры обслуживания на должном
уровне. То есть Юльке от этих концертов практически ни холодно, ни кисло.
Хоть буфет и по повышенной категории, а при чужих людях не разгонишься
откровенно. В один присест, обэхээсэсникам сдадут. А Юльке этого не надо ни
зачем. И концертов этих не надо. У нее свой заработок, постоянный. Не
шикарно какой, если по сравнению с многими общеизвестными предприятиями
общепита, но пятнадцать - двадцать рублей она всегда за день заработать в
состоянии. Пускай трешку тете Даше отдать необходимо, пускай завкулинарией -
старой жабе - на именины и на Восьмое марта подарок надо купить, а все равно
нормально. Потому что бывает же и по два спектакля в день - это по
субботам-воскресеньям и в каникулы, бывают и елки вышеупомянутые - по четыре
штуки ежедневно, ну и выходит среднее арифметическое около двадцатки. И
зарплата еще, и алименты от мужа бывшего кой-какие, вот оно все в общей
сумме и нормально. Если не быть жадной. Но Юлька, она и не жадная женщина.
Одеться, конечно, в согласии с требованиями мод у нее личная надобность
заметное место имеет, кино посетить, ресторан - когда выходной или
праздничный день, летом. конечно, в Гурзуф надо съездить - в море откиснуть,
ну и ребенка обуть-одеть надо. А разные видики-музыки-книжки-украшения - это
в ее потребности не попадает, этого она не признает ни в каком виде. И со
жратвой проблем у Юльки, естественно понятно, нету и намека. И в квартиру
все давно своевременно куплено, что надо для жизни - и мебель, и ковры, и
хрусталь. Юлька так и говорит о себе людям: "Я, - говорит, - социально
защищенная женщина. И в корне самостоятельная. Мне, - говорит, - главное -
здоровье", - да. Вот таким, вот, значит, макаром она и работала, Юлька
Почалина. Полных пять лет уже с хвостиком и чувствовала себя всегда хорошо.
А тут, значит, зовет Юльку администратор и говорит, чтоб она после спектакля
дневного, детского, накрыла сидячие столы на тридцать четыре человека и
каждому чтоб было накрыто пирожное, бутерброд и напиток из расчета -
двадцать две, тридцать и двадцать. На семьдесят две копейки, значит, итого.
А всего на двадцать четыре сорок восемь получается. А Юлька ему говорит:
днем один антракт рабочий. А администратор говорит:
каким-нибудь доступным способом.
себе в буфет. Антракт обслужила и стала столы накрывать, и все никак в
голову взять не могла, что это за фигуры странные могут пожаловать после
дневного спектакля напиток пить. А у администратора она не поинтересовалась
чего-то, не подумала. Он сказал ей накрыть, она и накрывает, ей не жалко. Да
и лишняя десятка особого вреда ей не нанесет. А что повозмущалась - так это
так, для полного порядка. Чтоб начальство не воображало себе, будто бы на
ней ездить позволено куда вздумается и когда всхочется.
музыкального спектакля "Малыш и Карлсон" по одноименной сказке. Накрыла,
облокотилась локтями и грудьми на стойку буфетную и ждет. Минут пять
подождала, и шум в фойе начался, и публика на выход повалила. И уже почти
вся ушла из помещения театра, а в буфет никто и носа не показывает. Юлька
думает: "Ну ни фига себе финты. Да я, - думает, - этому организатору
плешивому... за такие шутки... да я..." Но не вышло у Юльки додумать до
логического конца про то, что она сотворит администратору. Из-за того, что в
буфет к ней посетители входить начали. Юлька их увидела, и по шкуре у нее
дрожь мелкая разбежалась во все стороны, и даже под прическу, которую ей
парикмахерша знакомая за червонец сделала, - забежала. И тетя Даша челюсть
оттопырила и на стул села. И сидит так. А в буфет дети в это время заходят.
Или, если говорить правильнее, то не заходят. Ну, или не все заходят, а
частично, А частично - на колясках различных въезжают. Сами или их сзади
подталкивают женщины. А других дети подталкивают. Допустим, руки у кого
болезнью незатронутые, а ноги - сухие и плохо совсем ходить в состоянии, но
все ж таки в состоянии. И они, эти дети, за спинки колясок держатся руками,
а ноги следом переставляют - вот им и самим продвигаться легче и тем, кто
только в коляске ездить может, от них помощь исходит реальная. А те, что
сами идут, они в основном на костылях, на таких низеньких костыльках детских
размеров. Но есть и с палочками - тоже с детскими. А одна девчонка совсем
сама идет, легко так, вприпрыжку, без всего. Потому что ноги у нее крепкие,
как у всех нормальных детей, которые полностью от рождения здоровые. И сама
она вся крепкая и ровная. Только кистей на руках у нее не хватает, на обеих.
Гладкие такие концы рук. а кистей с пальцами нету.
будет - вошла. Женщины, которые с ними, с детьми, были, воспитательницы,
наверное, или няньки, часть стульев от столов поотодвигали и коляски к ним
подкатили, а те дети, которые сами пришли, своими силами, они на стулья
разместились - кто без постороннего вмешательства, а кому эти женщины
физическую поддержку оказали. И девчонка, та, что без кистей на руках, села.
А костыли и палки дети рядом с собой, на стулья оперев, примостили, чтоб
потом, значит, не мучиться их брать. А одна из женщин сопровождающих к Юльке
подошла и говорит:
восемь копеек. Вот, - говорит, - без сдачи, - и деньги Юльке на прилавок
положила - бумажки отдельно, мелочь отдельно.
женщина отошла от нее к детям и с другими женщинами вместе помогать им стала
- бутерброды кушать и пирожные, особенно тем, у кого с руками что-нибудь не
так и кому без помощи принимать пищу затруднительно. А та девчонка, у
которой кистей не было, она сама кушала. Как-то так бутерброд брала двумя
руками - откусывала, потом стакан. Отпивала. И пирожное сама съела. И не
запачкалась совсем. Только руки в креме были немного. Ей пирожное
"корзиночка" досталось, а в нем же сверху крем масляный. Поэтому она и
испачкала себе руки. А губы - нет. Но руки ей одна из этих женщин - из тех,
что детей привели, - быстренько носовым платком обтерла, и она, девчонка, по
буфету гулять пошла. Пока остальные доедали. Ходит и рассматривает
внимательно все, что на глаза попадается. Она и перед Юлькой остановилась,
руки за спину завела и разглядывала ее с минуту. И перед тетей Дашей
постояла с любознательностью.
и воли. Она заметушилась вся - всем своим обильным телом, туда кинулась,
сюда, вынесла пачку салфеток неразрезанных, и одной из воспитательниц ее
сунула, так как на столах отсутствовали салфетки. Она никогда на детские
представления салфеток на столы не выставляла. Потом она к себе за стойку
вернулась, хотела колбасы нарезать десятирублевой, а ее не оказалось в
буфете. Ни грамма. И она какую была, достала и резать ее взялась, и на хлеб
класть не учитывая, и пирожные - все, что в холодильнике оставались, - на
тарелки вываливать. И сок открыла, и по стаканам разлила. Стаканы мытые у
нее на стойке стояли, целый поднос, она их и наполнила. Все, прямо соком
натуральным наполнила, а не напитком, как обычно. А пока она это делала,
дети доели все, что им было куплено, и допили. И стали из-за столов
выбираться. Кто костыли пристраивает перед тем, как вставать пробовать, кто
откатывается, кого отвозят. Юлька поняла, что уходят они, захватила поднос с
соком натуральным - и к ним. На стол его ближайший взгромоздила и за
бутербродами мотнулась - и их тоже на этот стол поставила. И пирожные
принесла на тарелках. Принесла и говорит:
там им доводятся - смотрят со знаком вопроса. А та женщина, которая деньги
Юльке платила, испугалась и говорит:
билетов и транспорта, двадцать пять рублей выделено, наличных денег. И
превышать мы не имеем права.
задергались и как-то быстро-быстро из буфета ушли. Входили и рассаживались
долго, а ушли быстрее других здоровых. И все бутерброды с колбасой, Юлькой
нарезанные, и пирожные разные в тарелках на столе остались лежать. И сок
яблочный натуральный на столе остался, в стаканы налитый до самого верху. И
тетя Даша осталась на стуле в углу, а возле прилавка - Юлька. И стоит это
она возле прилавка в пустом буфете и думает: "Господи, - думает, - сколько я
Березин Федор
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Перумов Ник