об английском рядовом, которого поставили под душ. Потом майор рассказал
анекдот об одиннадцати чехословаках и венгерском капрале. Выпив еще вина, я
рассказал анекдот о жокее, который нашел пенни. Майор сказал, что есть
забавный итальянский анекдот о герцогине, которой не спалось по ночам. Тут
священник ушел, и я рассказал анекдот о коммивояжере, который приехал в
Марсель в пять часов утра, когда дул мистраль. Майор сказал, что до него
дошли слухи, что я умею пить. Я отрицал это. Он сказал, что это верно и что,
Бахус свидетель, он проверит, так это или нет. Только не Бахус, сказал я. Не
Бахус. Да, Бахус, сказал он. Я должен пить на выдержку с Басси Филиппе
Винченца. Басси сказал нет, это несправедливо, потому что он уже выпил вдвое
больше, чем я. Я сказал, что это гнусная ложь, Бахус или не Бахус, Филиппе
Винченца Басси или Басси Филиппе Винченца ни капли не проглотил за весь
вечер, и как его, собственно, зовут? Он спросил, а как меня зовут - Энрико
Фе[43] дерико или Федерико Энрико? Я сказал, Бахуса к черту, а кто крепче,
тот и победит, и майор дал нам старт кружками красного вина. Выпив половину
кружки, я не захотел продолжать. Я вспомнил, куда иду.
будет больше.
веселы.
сказал:
пригоршней жареных кофейных зерен. - Пожуйте, бэби, и да хранит вас бог.
которая вела к вилле англичан, Ринальди пожелал мне спокойной ночи.
удовольствия.
оглянулся и увидел, что Ринальди стоит и смотрит мне вслед, и я помахал ему
рукой.
Я встал, но это была не Кэтрин. Это была мисс Фергюсон. [44]
сожалению, она сегодня не может с вами увидеться.
небрежно относился к свиданию с Кэтрин, я напился и едва не забыл прийти, но
когда оказалось, что я ее не увижу, мне стало тоскливо и я почувствовал себя
одиноким.
Глава восьмая
На другой день мы узнали, что ночью в верховьях реки будет атака и мы должны выехать туда с четырьмя машинами. Никто ничего не знал толком, хотя все говорили с большим апломбом, выказывая свои стратегические познания. Я сидел в первой машине, и когда мы проезжали мимо ворот английского госпиталя, я велел шоферу остановиться. Остальные машины затормозили. Я вышел и велел шоферам ехать дальше и ждать нас на перекрестке у Кормонской дороги, если мы их не нагоним раньше. Я торопливым шагом прошел по аллее и, войдя в приемную, попросил вызвать мисс Баркли.
попросил вас вызвать.
разморило.
и я послал ей воздушный поцелуй. Она еще помахала рукой, и потом аллея
кончилась, и я уже усаживался в машину, и мы тронулись. Святой Антоний был в
маленьком медальоне из белого металла. Я открыл медальон и вытряхнул его на
ладонь.
и вытащила из-под рубашки такой же медальон. - Видите?
золотую цепочку и все вместе спрятал в боковой карман.
и снова застегнул замок. Святой повис на моем форменном френче, и я раскрыл
ворот, отстегнул воротник рубашки и [46] опустил святого Антония под
рубашку. Сидя в машине, я чувствовал на груди его металлический футляр.
Скоро я позабыл о нем. После своего ранения я его больше не видел. Вероятно,
его снял кто-нибудь на перевязочном пункте.
мы увидели пыль от остальных машин. Дорога сделала петлю, и мы увидели все
три машины; они казались совсем маленькими, пыль вставала из-под колес и
уходила за деревья. Мы поравнялись с ними, обогнали их и свернули на другую
дорогу, которая шла в гору. Ехать в колонне совсем не плохо, если находишься
в головной машине, и я уселся поудобнее и стал смотреть по сторонам. Мы
ехали по предгорью со стороны реки, и когда дорога забралась выше, на севере
показались высокие вершины, на которых уже лежал снег. Я оглянулся и увидел,
как остальные три машины поднимаются в гору, отделенные друг от друга
облаками пыли. Мы миновали длинный караван навьюченных мулов; рядом с мулами
шли погонщики в красных фесках. Это были берсальеры.
взбирались с холма на холм и потом длинным отлогим склоном спустились в
речную долину. Здесь дорога была обсажена деревьями, и за правой шпалерой
деревьев я увидел реку, неглубокую, прозрачную и быструю. Река обмелела и
текла узкими протоками среди полос песка и гальки, а иногда, как сияние,
разливалась по устланному галькой дну. У самого берега я видел глубокие ямы,
вода в них была голубая, как небо. Я видел каменные мостики, дугой
перекинутые через реку, к которым вели тропинки, ответвлявшиеся от дороги, и
каменные крестьянские дома с канделябрами грушевых деревьев вдоль южной
стены, и низкие каменные ограды в полях. Дорога долго шла по долине, а потом
мы свернули и снова стали подниматься в гору. Дорога круто поднималась
вверх, вилась и кружила в каштановой роще и наконец пошла вдоль кряжа горы.
В просветах между деревьями видна была долина, и там, далеко внизу, блестела
на солнце извилина реки, разделявшей две армии. Мы поехали по новой [47]
каменистой военной дороге, проложенной по самому гребню кряжа, и я смотрел
на север, где тянулись две цепи гор, зеленые и темные до линии вечных
снегов, а выше белые и яркие в лучах солнца. Потом, когда опять начался
подъем, я увидел третью цепь гор, высокие снеговые горы, белые, как мел, и
изрезанные причудливыми складками, а за ними вдалеке вставали еще горы, и
нельзя было сказать, видишь ли их или это только кажется. Это все были
австрийские горы, а у нас таких не было. Впереди был закругленный поворот
направо, и в просвет между деревьями я увидел, как дорога дальше круто
спускается вниз. По этой дороге двигались войска, и грузовики, и мулы с
горными орудиями, и когда мы ехали по ней вниз, держась у самого края, мне
была видна река далеко внизу, шпалы и рельсы, бегущие рядом, старый
железнодорожный мост, а за рекой, у подножья горы, разрушенные дома городка,
который мы должны были взять.