вот так мило морщиться, кричать и крутить головкой, как ты сейчас..."
Действительно крутя головой и крича от нестерпимой боли, она видела два
прислонённых друг к другу мотоцикла, рыжего, помахивающего своей плетью,
нетерпеливо ожидая своей очереди - избивать её пока она, исполосованная и
окровавленная не умрёт от болевого шока...
гигантами-рокерами парень в плавках появился на дюне, подняв над головой
огромный камень. Раздался треск разрушаемого металла, ярко полыхнула
вспышка, и "грузин" слетел с неё своими копытами вверх от спаренного взрыва
двух бензобаков, обдавшего всех троих участников драмы на песке жаром и
дымом. Рыжий тоже копошился в песке, лихорадочно поднимаясь, когда в воздухе
вдруг мелькнула тёмная тень. Юлия услышала новый отвратительный треск, но
уже не металла... Голова рыжего неестественно круто дёрнулась вбок-назад от
удара камнем, словно взорвавшись брызнувшей кровью изнутри. "Грузин" что-то
верещал, пытаясь на четвереньках уползти отсюда. Он даже стал на колени,
умоляюще протянув руки почему-то к Юлии, но получил точный удар третьим
камнем в нос и губы и судорожно забился, зачем-то зарываясь окровавленной
головой в песок. Парень в плавках спустился к поверженным рокерам, не спеша
взял под мышки рыжего, подтащил его к пылающим мотоциклам, прикрываясь от
жара обмякшим телом затянутого в чёрную униформу врага, бросил его прямо в
костёр и вернулся за вторым. Юля увидела, что так и не разжавшая плеть рука
её палача поднялась в дымное небо и бессильно упала в ревущем багровом
пламени. "Грузин" был ещё жив и что-то глухо и умоляюще мычал, но
беспощадный мститель затолкал и его на костёр. Чёрная фигура сделала там
невообразимый кульбит и рухнула, подняв тучу искр. В воздухе омерзительно
запахло горелым мясом. Юлию рвало прямо на себя. Она извивалась, неистово
кашляя и задыхаясь, но ни встать, ни повернуться не давала ветка. Её
спаситель исчез за дюной, потом появился с перочинным ножом и освободил её
руки. Она поспешно села, согнувшись к коленям, и стала судорожно рыдать,
снова рвать, истерически хохотать. Парень осторожно поднял её за локоть и
что-то ласково сказал на незнакомом языке, показывая на море. Она поняла,
благодарно кивнула и побежала к воде, сразу падая в волны. Багровая полоса
на онемевших было ягодицах взорвалась новой болью от солёной воды. Юлия
долго см
она про себя назвала спасителя, положил её одежду, сумочку с аккуратно
сложенной подстилкой и испорченной книжкой на песок у самой кромки прибоя и
отвернулся, бесстрасно глядя на жуткий костёр. Юлия сразу отказалась даже от
попыток надеть лифчик и трусики на истерзанное тело, натянула только платье
и робко сказала: "Вы совсем не говорите по-русски?" "Иностранец" обернулся к
ней, ласково и хорошо улыбнулся удивительно ровными и белыми зубами и
спросил с надеждой: "May be... I dare hope... you speak English, lady?"
"Yes! I do indeed! I do very well." "How splendid! - обрадовался
"иностранец" и затрещал по-английски: - Нам надо срочно уходить, дорогая!
Такой дым виден за несколько километров. Полиция будет здесь с минуты на
минуту!.. Нет, нет! Не к шоссе, и не к посёлку... В противоположную сторону.
Рэга... Я тоже должен одеться..." Крепко держась за руки, они побежали по
воде, чтобы не оставлять следов на песке, вдоль прибоя - в сторону дальнего
створного знака на холме. "Меня зовут Юля. А вас?" - наконец, спросила она..
"Дани! - радостно крикнул он. - Я беженец из Израиля. Я уже два года живу в
лагере вон там, а работаю на мукомольном комбинате. Знаете, - добавил он
по-русски, - я оказывался такой тупой валенок, совсем серый и сибирский. Я
совсем забывать русский, когда я волноваюсь..." "Волнуетесь? - настороженно
сказала Юлия, вспоминая всё, что читала об израильской трагедии в неизменно
"объективной" советской печати. - А по-моему, вы так хладнокровно убили двух
молодых людей..." "Алоhим!.. Ты считает их... люди! Ты... После всего, что
они с вами сделали и, главное, собирались сделать... - перешёл он снова на
английский. - Это же те самые рокеры, которых ищет полиция после трёх
зверских убийств женщин на пустынных пляжах. Молодые люди..." "Простите,
Дани... Вы правы. Просто при мне впервые убивали людей... Вы правы... Меня
тоже... убивали впервые! Спасибо вам, спасибо, - она неожиданно и для него,
и для себя вдруг упала перед ним на колени
Джулия, - мягко сказал он. - Но поверьте, я совсем не профессиональный
убийца..."
доктор наук, специалист по природным и искусственным излучениям. До
национальной катастрофы никогда никому и пальцем не погрозил, ню-ню-ню, не
то что ударил или убил. Наоборот, он был активным сторонником предоставления
арабам равных с нами прав в нашем Израиле. Он был левым, то есть
социал-демократом. И если он кого и ненавидел, то своих же правых, еврейских
националистов, которые выступали за разделение с арабами путём их трансфера
- насильственной эвакуации за пределы той части Палестины, которую они
называли Эрец-Исраэль. "Левые были за немедленный отзыв израильских войск и
за образование дружественного арабского государства, - рассказывал он Юлии.
- Воевавшим с Израилем партизанам Ясера Арафата мы предлагали мир-сейчас и
экономическую помощь в становлении их равноправной страны на общей
палестинской земле." "Они не согласились?" "У нас было правое правительство.
Оно не верило ни одному варианту соглашения с "террористами Арафата". Им уже
грозила эвакуация в Тунис, когда новый Советский Союз вдруг заявил о своём
нейтралитете в израильско-арабском конфликте. Это послужило нам сигналом для
ещё более массовых демонстраций в защиту прав палестинцев. А потом...
Гражданская война всегда начинается с первого выстрела. Б-г знает, откуда он
прозвучал, справа или слева, но евреи перестали кричать на митингах и начали
стрелять друг в друга." Что было дальше, Юля давно знала по объяснениям
отца. Разгромленные было арабы словно обезумели от радости, что их враги
передрались... Когда арабы стали одерживать верх над всеми евреями, верными
и неверными, правыми и левыми. "Только Советы выступили против геноцида
евреев. Запад просто промолчал... - горько заключил Дани. - Антисемитам
вообще не нужна команда убивать евреев, им не надо даже разрешать, им надо
просто не запрещать. Так было в Царской России, так случилось и здесь..." "А
арабы? Вы же не сделали им ничего плохого, наоборот, боролись за их
права?.." "А что плохого сделали вы этим... которых вы н
палестинцы не стали на нашу сторону в нашей войне с правыми. Это мы по
наивности думали, что повторится война Севера и Юга в США, когда негры
массой вступали в армию северян против конфедератов. Арабы не стали играть
роль негров, за которых мы их принимали... Они, как я поздно понял, стали
играть свою роль - роль арабов! Они как-то вдруг стали беспощадно убивать
всех евреев по всему Израилю." "А Запад?" "Рейган решил, что мы снюхались с
коммунистами, тем более, что мы, левые, воевали с "Интернационалом" и под
красным знаменем и побеждали правых. Будь евреи едины, как в в прошлых
войнах, мы бы легко справились не только с палестинскими погромщиками, но и
с вторгшимися к нам недобитыми арабскими армиями. Но мы ещё не остыли от
боёв друг с другом, мы ещё страстно обсуждали никчемность нашего неприлично
правого премьера с его "манией величия" и "польской ментальностью", когда
начались погромы по всем городам, где годами жили с нами добрыми соседями
"израильские арабы" и когда массой хлынули на нас с ножами не блокированные
в Бейруте палестинские партизаны, а именно "мирные" палестинцы. Когда в
Израиль вторглись сирийские, египетские и иракские танки, страна была уже
деморализована гражданской войной, парализована умелыми диверсиями на наших
автострадах и отравленными или отрезанными источниками воды. Как только мы
осознали, что творится, нам оставалось только быстро научиться убивать
палачей, убивать не раздумывая..." "А ваша семья?" "Моя дорогая жена была на
восьмом месяце... Она должна была, наконец, родить мне мальчика, - заплакал
Дани, садясь на песок у ног тут же присевшей и зарыдавшей с ним Юлии. -
Представляете, мальчика, братика моим трём девочкам... Я так готовился к
празднику брит-милы... Когда я вернулся домой с фронта, я даже не понял, чем
заполнены все комнаты моей квартиры, я даже не опознал во всём ЭТОМ
фрагменты человеческих тел... Я не мог даже похоронить их... моих дорогих,
таких добрых, образованных и разумных папу с мамой, моих дев
вот так же - на костре из нашей домашней библиотеки. Там была знаменитая
монография Йони Кэна, моего отца, "Мир прорастает только на ниве доверия" -
об истории арабо-еврейских добрых отношений- настольная книга наших левых,
переведенная на все языки, включая арабский... Те, кто убивали папу, знали,
кого они режут, но только смеялись над его заблуждениями! Мне же оставалось
только одно - УБИВАТЬ... Как ни странно, оказалось, что я и это умею делать
лучше других. Но было поздно. Надо было не допускать катастрофы, а не
бороться с её последствиями. Надо было противостоять врагам решительно и
жёстко тогда, когда у нас ещё была армия, а у них - не было... А не считать
наших палестинцев обитателями хижины дяди Тома, неразумными и ущемлёнными
судьбой "молодыми людьми"!.. Они же были совершенно свободны от мук совести
в отношении нас, как те, кто горит сейчас на костре из их мотоциклов. Ни о
какой конфедерации в Палестине, ни на каких условиях они и говорить не
хотели, обезумев от крови и безнаказанных убийств. У них были на лбу
повязки, даже у детей, с надписью на арабском "Убей еврея!" И на повязку они
кровью наносили полоски - по числу жертв - любого пола и возраста. Я видел,
как они стреляли из огнемётов по женщинам и детям, согнанным со всего города
на берег, где даже нальзя было зайти в воду из-за прибоя и острых камней.
Стреляли войска из всех стран - даже из Пакистана и Афганистана, даже из
Ирана и Ливии. А нас было всего три миллиона, включая сотни тысяч способных
только молиться мужчин, наших бесчисленных ироничных и амбициозных стариков
и старушек, наших умненьких, раскованных и балованных детей, наших нежных и
беззащитных, как вы, Джулия, прекрасных наших девушек, с которым делали то
же, что делали и собирались сделать ваши фанатики..." "Но вы же
эвакуировались?" "Это была не эвакуация... Это был трансфер - трансфер
евреев по-арабски... Порт был разрушен дотла, город пылал, горели пришедшие
за нами суда на рейде. И не было НИ ОДНОГО военн
Лукин Евгений
Круз Андрей
Гюго Виктор
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Чернецов Андрей