Инги. Она не улыбалась, сосредоточенно стирала, наклонившись, чтобы он
получше видел её от ворота до пояса в глубоком вырезе просторной
расстёгнутой блузки, надетой на голое тело.
сиськами перед всеми, бесстыжая." Комсорг курса Нюрка, как её почему-то все
называли, демонстративно плюхнула свой тазик рядом с Юрием:
Юрия, то на крестик на фоне словно светящихся белых шаров. - Уставились, а
ещё доцент!.."
спуская с округлых плеч блузку и расстегнула ещё две пуговицы, всё более
радостно обнажаясь.
религиозные атрибуты! Тебя сколько раз насчёт креста предупреждали?" "А я
вам сколько раз говорила, что это дедушкин крестик? Он мне как талисман,
удачный билетик на экзаменах..." "Билетик! - окрысилась Нюрка. - Ты просто
лезешь своими сиськами в лицо преподавателю, вот и пятёрка. Смотри, вот и
этот доцент уже ничего не соображает перед твоими телесами. Вы стирайте,
стирайте, Юрий Ефремович. Люди очереди ждут. Потом своей Ингой налюбуетесь,
в другом месте!"
завидует! А ты сама обнажись, обнажись перед ним, коряга. Ты же молодая
женщина, мы ровесницы. Он сразу очереднику столик с тазиком освободит!.. И
вообще ни одного мужчины в кубовой не останется, верно, Юрий Ефремович?"
Юрий, - не являются основанием для..." "Че-го!? - заорала Нюрка. - Чего это
вы тут мелете? Я что, калека по-вашему? Какое вы имеете право меня
оскорблять при всех, а ещё преподаватель..."
Ко-ря-гу на мы-ло! - заскандировала она, поддержанная сначала робко, а потом
всё громче женскими, а потом и мужскими голосами. Даже Юрий не удержался.
обнажая костистый маслатый торс: "Вот вам! Я тоже могу..." "Вы с ума сошли,
- кинулся к ней Юрий, накидывая на девушку кем-то поспешно поданную в
наступившей тишине мокрую простыню. Нюрка тотчас обмякла, прижалась к нему
всем могучим дрожащим телом и зарыдала басом. Он гладил её по мокрым редким
жёстким волосам и бессмысленно повторял: "Успокойтесь, Нюра (Как, чёрт
побери, её фамилия?). Вы очень интересная девушка... Вы очень можете
понравиться... Не принимайте безобидные женские уколы близко к сердцу.
Пойдёмте, я провожу вас в вашу комнату. Девочки, возьмите её вещи..."
разъяренная кошка, не произнося ни слова. Её странные глаза светились
электросваркой, испепеляя Юрия и его подзащитную...
неопределённо улыбался, читая докладную парткома. Потом сказал жёстко:
"Надо!.. Тем более, квартира Гусакова свободна." "Семейная квартира, -
возразил Замогильский. - У нас люди с детьми живут в однокомнатных, а то и в
общежитии. Их бы передвинуть." "Дадим Хадасу, - вдруг мощно повернулся к
нему ректор. - Я решил. Тут на него такая бумага из крайкома... Член бюро,
дважды Герой Альтман чуть не к ордену его за шефскую помощь представляет. А
вы тут мелочитесь! Зиночка, - нажал он на кнопку телефона секретарши, - зови
Юрия Ефремовича."
они ещё придумали против него? "Мы тут посоветовались, - дружелюбно ощерился
ректор, - и решили, во-первых, объявить вам в приказе благодарность за
ударный труд в совхозе, а, во-вторых, выделить вам двухкомнатную
институтскую квартиру на улице Ленина, бывшую квартиру Гусакова. Но при
условии, - ректор игриво посмотрел на присутствующих, - что вы миритесь со
своей женой и приглашаете её и сына в собственную квартиру. Вы же в
Ленинграде на съёмной жили, так?" "Спасибо... В принципе, мои семейные
дела... Но, спасибо... не ожидал..." "Вот и ладненько, стукнул ректор по
столу. - Поздравляю. Ключ и ордер получите в отделе кадров."
крышей почему-то всегда тягостно. Этот прокуренный мир был для Юрия убежищем
после сокрушительной семейной бури в Ленинграде, а потому стал дорог. Он
оглядел замызганную, вечно захламленную комнату, пятнистый стол с
универсальным кофейником, который использовался для варки не только кофе и
чая, но и сухих супов, картошки в мундирах. Собрав вещи, он оглянулся на
бородатый профиль соседа Толи.
знающий, какое сегодня число, день недели, час, вечно погружённый в свои
расчёты, перевалившие по объёму и уровню за докторскую, но никому так и не
доложенные по рассеянности. Студентов привычно посылали звать его на лекции.
Собственно, это были не лекции, а бормотание у доски. Бывало, исписав мелом
всю доску, он вдруг замирал, внятно матерился вполголоса и всё стирал.
Тотчас пятьдеят ручек перечёркивали все формулы на двух листах в конспектах
и начинали писать сызнова. Непостижимым образом его при таком подходе не
только понимали даже самые тупые студенты, но и терпел деканат, ревниво
следивший за качеством преподавания. Может быть потому, что за посещаемостью
на лекциях ассистента Анатолия Тарасовича Костюка можно было не следить -
она была стопроцентная. На дверях их комнаты студенты навесили табличку:
"Осторожно, гений!.." Его не интересовало даже время года, он мог в мороз
придти в институт в костюме или надеть забытый на кафедре плащ в жару.
Как-то Максим Борисович Замогильский распекал Костюка в присутствии ректора,
а тот рассеянно кивал с потусторонней улыбкой. "Какой-то клинический идиот,
- вполголоса сказал ректор, со страхом глядя на своего престарелого
ассистента. - Гнать таких надо из высшей школы. Такие типы способны свести
все усилия по воспитанию к минусу..." Толя вздрогнул, просветлел и стал
трясти руку ректора, восклицая с восторгом: "У вас светлая голова, Пётр
Николаевич! Именно минус!! Эту функцию надо подставить со знаком минуса. И
всё немедленно сойдётся... Я должен это проверить..." И стремительно вышел
из кабинета. Его оставили в покое. "В конце концов, - сказал жене ректор, -
на Руси не было деревни без своего дурачка."
ему на день рождения подарили студенты. И ласково беседовал с
гиперболическими функциями, называя их на вы и по имени-отчеству,
ненавязчиво приглашая пообщаться между собой.
Приходи вечером. Ленина пять квартира тридцать. Так я жду?"
"Всенепременно... А вот как вам понравится, синус псиевич, если я вас
переставлю к этой собаке женского рода и присоединю к этой особе лёгкого
поведения?.. Надеюсь вы не возражаете, если вы, конечно, не чудак на букву
"м"?"
надевая пуловер с вдетой внего намертво рубашкой. - Ты смотри!.. На
сходится... Тебе письмо." "Где?!" "Там где-то!.." "Милый Юрик, - писал друг.
- Извини за молчание. Дела, сам знаешь, что такое начало года в нашей
богадельне. (Юрий закрыл глаза... Родные стены, железный, веками
установленный порядок и незыблемые традиции, без суеты и ругани. Бесконечные
высокие гулкие коридоры со светящимися табличками "Тише. Идут занятия".
Буфеты с привычным запахом кофе и пирожков. Великие старцы с умными молодыми
глазами. Купола всемирно известного собора за окнами аудитории...). Короче
говоря, к твоим я выбрался только вчера. Алик твоя жива и здорова. Серёга
стал учиться скверно, был с хорошим фингалом под глазом. Алик говорит, что
стал первым в классе хулиганом. Поймали с сигаретой. Как ты и мечтал,
становится мужчиной. Алик о тебе говорить отказалась. Поседела от вашей
общей дури, но ей это даже идёт. Едва пустила меня на порог. Но ты же меня
знаешь: натиск плюс обаяние - и Рим спасён! Обещала тебе написать, но в этих
делах инициатива должна быть за мужчиной, не так ли? Я с половиной считаем,
что это у вас всё-таки не всерьёз. Обнимающий тебя Кеша."
драматических обстоятельствах, которые любой мальчишка помнит до старости,
словно драка была вчера? Скорее всего, это была битва с Андрюшкой из их уже
пятого "а"... Или новый лидер? Вечный второгодник Кирюшка, что как-то
насильно учил Серёжу заниматься онанизмом? Неужели всё это происходит с
Сержиком, некогда вдруг развёрнутым на тахте беспомощным розовым комочком со
сморщенными ручками, ножками и личиком, наивно распахнутыми голубыми
глазёнками и растопыренными человеческими крохотными пальчиками с ногтями...
С тем Сержиком, что жадно кидался на наконец-то полученную по часам грудь со
скошенными на отца полными слёз глазами, что потом засыпал с глубоким
облегчённым вздохом, вздрагивая во сне... Его первые шаги врастопырку по
комнате с неподдельным удивлением, когда вдруг оказывался снова сидящим на
полу, и надо всё начинать сначала, а так хорошо шагалось! Высокомерные
трёхлетние пацаны в парке и Сержик, бегающий за их велосипедом с
требовательнам "мама!" "Какая я тебе мама?" - с презрением в ответ. И уже не
догнать, как ни хмурься и не растопыривай руки. Потом первые рисунки, буквы,
фразы. Бесконечные "почему", зарядка вдвоём на балконе, бег трусцой с сыном
по первому снегу, серьёзный разговор с шестилетним человеком, который
напряженно и серьёзно морщит по-маминому нос, думая над ответом. Серёжа был
неотделим от Юрия, как был неотделим и от Аллы. А вот отделили, резанули по
живому, по проти и крови. Здоровый послушный серьёзный мальчик ни за что ни
про что без войны и землетрясения искалечен ревностью обезумевшей умной
женщины, его ближайшим другом, матерью...
варианты письма к Алле. И тут же представлял её бурную реакцию на каждое
слово и отвергал любую готовую фразу. В эти секунды он ненавидел её сильнее,
чем кого бы то ни было в своей жизни.