хотел бы знать, кого ищет на моем борту такая заметная женщина." "Не
капитана, к сожалению, а шахту эхолота, чтобы разместить в нем новый
прибор." "А, так вы из ЦКБ? -- рассиялся он. -- И как же вас зовут? Мерилин
Монро, я полагаю?" "Увы, всего лишь Татьян Смирно, товарищ капитан. И, к
тому же, я на работе, у которой есть жесткие сроки. Так что адью, как
говорят зулусы." "На правах хозяина теплохода я провожу вас в вашу шахту и,
пожалуй, подожду, пока вы сделаете свою работу, чтобы пригласить на чашечку
кофе с коньяком. Не возражаете?" "Возражаю." "Почему?" "Если с коньяком, то
зачем кофею? -- выпалила я и вздрогнула от гулкого хохота человека,
назвавшегося капитаном. -- Ни провожать, ни ожидать меня не надо. А то вот я
схожу на обратном пути к капитану и спрошу, кто это косит под него со своей
родинкой над правой бровью." Он вдруг стушевался и перестал улыбаться: "Я
тебе же помочь хотел, Таня. С такими формами одной лазить по глухим углам
судна опасно." "Бог Татьяну не оставит, - весело огрызнулась я и стала
спускаться в люк по вертикальному трапу. -- Гуляй, Вася."
беспокойство, по-моему, по тому же поводу, хотя я вертелась в том же наряде
что и до моей местной командировки. Но потом я увидела круглую сияющую
физиономию с родинкой над бровью и только тут до меня дошло, почему я
догадалась о некапитанстве моего незнакомца -- "инженерное сооружение", так
о судне мог сказать именно корабел, но никак не моряк. Я поблагодарила Люсю
за одежду для моего первого бала, переоделась за той же доской для
конструкторов женского рода, и вышла уже в своем. "Капитан" трепался в
окружении парней, бросавших не меня какие-то тревожные взгляды. Я наколола
ватман на кульман, стала делать свой первый чертеж и так увлеклась, что даже
вздрогнула, почувствовав рядом чье-то дыхание. Это оказался начальник моего
сектора Иван Гаврилович, которого, не смотря на относительную молодость,
звали просто Гаврилычем. "Хорошо, Т-таня, очень хорошо! -- он осторожно
похлопал меня по плечу. -- Чувствуется высшая школа. Смотрите, - обратился
он к внезапно возникшим над досками лицам. -- У нее все линии разной
толщины! И это в карандаше-то... Какая помощь копировщицам! Учитесь. Снеси в
нормоконтроль и приходи за новым заданием. А я тебе подписываю за себя и за
начальника отдела."
нормоконтроль и небрежно положила чертеж на стол перед пожилой строгой дамой
в роговых очках. Та, однако, не только не выразила восхищения, но, оглядев
меня с головы до ног, стала прямо на моих изящных разной толщины линиях
чиркать толстым красным карандашом. Едва не плача, вертя от расстройства
всем на изумление своим носом, я поплелась в отдел и положила испохабленный
шедевр перед невозмутимым Гаврилычем. Тот пожал плечами, обтянутыми потертым
свитером и высвистел по своему обыкновению: "В чем д-дело? Исп-правляй то,
что мы с тобой нап-портачили." "Я перечерчу..." "На это у тебя н-нет
времени. И чего расстраиваться? Копировщицы к-красный карандаш на к-кальку
не переносят." После третьего раза, потная и счастливая я снесла чертеж в
копировку и получила новое задание.
прически, но мы все тут же получили нагоняй от Гаврилыча, который всегда
появлялся всюду неожиданно: сначала длинный нос, потом вытянутая шея,
наконец узкие плечи и руки за спиной.
неприличия могучего парня с густыми черными бровями. Если я с ним
встречалась глазами, он как-то неумело подмигивал и сдвигал свои брови к
боксерскому носу. Пару раз к нему подходил одетый с иголочки молодой изящный
брюнет из другого отдела со значком нашего института на лацкане пиджака. На
меня и мой такой же ромбик он взглянул с интересом, но не подошел. Деловой
до жути. С ним даже Гаврилыч разговаривал почтительно. Что, кстати, не
мешало этому снобу участвовать в перекурах, которые тянутся чуть не часами
-- от зарядки до обеда. Во всяком случае, пока я бегала в нормоконтроль и
обратно, они там торчали у окна, обсуждая все мировые проблемы, включая,
естественно, баб. И никакого на них Гаврилыча.
"Проводить тебя в столовую, Таня?" "Проводи, Вася", - сказала я, не
оглядываясь и одевая сапожки вместо туфель. "Почему Вася? -- опешил он. -- Я
Валентин. Для тебя просто Валя." "А! А я почему-то решила, что ты Вася.
Решительный такой." Он наморщил лоб, сдвинув брови. "Если не хочешь... Я
ведь только показать, где столовая и в очередь тебя поставить к нашим. Мы
командируем одного-двух пораньше, иначе не успеешь за обед." "Спасибо, Валя,
не обижайся, - я взяла его под руку. -- Побежали." "Пальто надень," -
крикнул он. "Не надо. Тут ветра нет и тепло." Столовая была огромная -- в
принципе это ведь один из цехов завода. Очереди -- на сотню метров. Но мы
тут же пролезли под барьер и уплотнились среди своих на зависть одиноким
чужим. Когда чуть рассосалось и можно было оглянуться, я увидела, что позади
нас и трех пожилых женщин стоят уже примелькавшиеся мне перекурщики и тот с
ними, что с нашим значком. Валя тактично сунул меня вперед, а сам стал с
ними. "Приручил новую красотку?" -- услышала я высокий хриплый голос
ленинградского джентльмена. Валька что-то ответил. "Не скажи, - возразил
джентельмен. -- Один бюст чего стоит. А... -- тут он понизил голос, но
промахнулся. У меня просто собачий слух. Я пробралась назад мимо озадаченных
этим математическим анализом моей фигуры теток и встряла, как говорил
Арнольдыч, в разговор: "В оценке окружности моего бюста вы почти угадали,
землячок, но вот с тазом промазали минимум на десять сантиметров." "Надеюсь,
в безопасную сторону? -- захохотал Валя, пока покрасневший аналитик протирал
очки. -- Марк просто утратил глазомер за зиму."
какая..." Потом моя врагиня из нормоконтроля, которую я в платке и пальто не
сразу признала, обратилась ко мне: "Стыдно вам, Смирнова, вести с молодыми
людьми такие откровенные разговоры при всех. В ваши годы я не позволяла
никому и взглянуть на меня так откровенно, не то что обсуждать со мной мою
фигуру." "У вас была фигура, Тамара Изольдовна? - нагло спросила Люся. --
Вот бы никогда не подумала!" "Представьте себе. И ничуть не хуже, чем..."
"Вот-вот, и опишите нам ее. В сантиметрах." "Как раз этого вы от меня не
дождетесь. Никто из моих молодых людей и подумать не смел..." "Я вам обещаю,
Тамара Изольдовна, - осторожно прервала я ее, -- что впредь я просто прибью
у вас на глазах этого циничного Марка, если он только взглянет на меня при
публике. А потом, в ваши годы, только и буду рассказывать всем, как я
отличилась в мои годы..." "А наедине? -- подхватил Валя. -- не при публике
на тебя можно смотреть?" "Только с письменного разрешения нормоконтроля." "Я
понял, - захохотал, наконец и Марк. -- Нормоконтроль точно знает твои, Таня,
параметры, а потому оскорблен отступлением от стандартов."
наша очередь к раздаче. Я взяла себе две порции жареной кеты. В жизни не
пробовала такой рыбы да за такую низкую цену. Мы сдвинули столики, все
перезнакомились. Парни наперебой старались меня рассмешить, я не отставала.
Ничего смешного не прозвучало, но мы все хохотали до слез. Просто мы были
молоды, в воздухе пахло весной. Короче говоря, мне очень понравилось в ЦКБ,
а уж на Мыс Бурный я спешила как домой. Надо же, такую комнату снять! Да я
ее просто обожала, после нашей-то ленинградской на первом этаже с окном в
вечно темный двор-колодец да еще с помойкой на переднем плане...
После работы я долго гуляла по уже совсем по-иному увиденному Владивостоку,
вышла на лед, прошлась по морю километра полтора от города аки посуху, вышла
к своему домику со стороны залива. Арина сегодня устроила банный день --
нагрела два бака с водой, сама вымылась на кухне, мне велела там же
вымыться. Потом мы с ней дружно убирали воду с пола. В результате в доме был
такой Ташкент и так пахло дымом, мылом и паром, что потянуло на сон, а о
пудовом крючке я как-то забыла. Сквозь сон я слышала мужской голос, смех
пьяненькой Арины. А мне снилось, что мы едем с мамой из гостей, что я совсем
маленькая и засыпаю в трамвае, сонная приползаю домой и мама меня тихонько
раздевает, а я ей лениво, стараясь не просыпаться, помогаю. Но у мамы
почему-то вдруг оказались слишком жесткие и цепкие руки.
появляющееся чужое небритое лицо с глубоким шрамом на лбу через затянутый
сморщенной кожей глаз. Это фонарь раскачивается за окном, поняла я
метаморфозы с изображением, но кто это? Что это не сон, я поняла, когда он
снова стал меня лапать, странно кривя вроде бы в улыбке толстые влажные
губы. Я разглядела короткую стрижку, жесткие полуседые волосы, потом
почувствовала озноб и только тут поняла, что он раздел меня, сонную, донага.
От него гнусно пахло перегаром и чесноком. Я рванулась, но он вдавил меня в
постель, больно сжимая плечи и наваливаясь на меня засаленным ватником.
Кричать я не могла: от ужаса и отвращения пропал голос, только сипела:
"Арина... Арина..." Очередная боль где не надо пробудила мою злость вместо
страха. Я осознала вдруг, что руки-то у меня свободны и сразу вспомнила
уроки самбо, которые давал мне Феликс -- ученик полковника морской пехоты
Арнольдыча.
звезданув его по кадыку. Он охнул, отпрянул и закашлялся. Никогда не теряй
инициативы, вспомнила я назидание Феликса, резко согнула колени к груди и
выпрямила ноги так, что обе пятки угодили насильнику прямо в лицо. Не успев
прокашляться, он получил удар, от которого сразу слетел с кровати. Стол с
жалобным скрипом сдвинулся с места. Не теряя инициативы, я вскочила и
влепила ему одну за другой две оглушительные пощечины по мерзкой щетинистой
мокрой роже. Я услышала, как с воплем соскочила со своей кровати Арина, как
с грохотом распахнулась дверь. Отчаянно матерясь, она стала оттаскивать уже
вскочившего мужика, но он отшвырнул ее и шатаясь двинулся на меня.
Со мной!.." Он снова откинул куда-то Арину. Отступая, я уткнулась спиной в
зеркало, вздрогнула от его холода и, невольно обернувшись, увидела там нас
обоих. Ну и сцена была с моей наготой, красной физиономией, на которой
сверкали синью вылупленные глаза. Но разглядывать мне нас было некогда. Я