Чтение 8–й страницы книги ~Люс-А-Гард~

слыхал, что тебя зовут Томас Тернер - разве нет?

- Кто такой Томас Тернер? - осведомился стрелок. - Почему я впервые
слышу это имя? Это кто-то из моих молодцов?

От такого ответа юноша только сердито засопел, а стрелок встретил
восторженный взгляд Люс и подмигнул ей.

- Мы с вами в Шервудском лесу, молодой лорд, - уже помягче сказал он.
- А какой же Шервудский лес без Робина Гуда? Это уж будет непорядок,
добрый сэр! Где Лондон - там и король. Где лес - там и Робин. Вот разве
что ваша светлость прикажет вырубить лес под корень...

Некоторое время оба молчали. Юноша - сердито, назвавший себя Робином
Гудом - пофыркивая, а Люс - с любопытством переводя взгляд с одного
безмолвного собеседника на другого.

Юноша сдался первым. Он демонстративно лег спиной к стрелку,
завернулся в плащ с головой и несколько минут спустя стал усердно
посапывать.

- А ведь неизвестно, успеем ли мы с вами позавтракать, добрый сэр, -
задумчиво сообщил ему стрелок. - Я бы все-таки на вашем месте ночью
тихонечко пожевал холодного мяса, а хлеб мы держим вон в той корзине.

- Бог с ним, - и Люс коснулась рукой мощного плеча.

- Нет уж, если хочет быть в ватаге разумным человеком и вести нашу
переписку с лордом и шерифом - пусть привыкает к нашему распорядку, - и
стрелок негромко рассмеялся.

- Упрямый мальчишка, и ничего больше, - проворчала Люс, несколько
обиженная тем, что какому-то полудохлому графу стрелок уделяет больше
внимания, чем ей.

- Сдается мне, что ты еще моложе этого мальчишки, - заметил стрелок.

- Сколько же ему лет?

- В прошлом году на святого Михаила стукнуло восемнадцать, это я
точно помню. Тогда же и началась вся история с наследством.

- Какая история? - спросила Люс, в точности соблюдая инструкции
мудрой Асият: сперва дать объекту наговориться в полное его мужское
удовольствие.

- Паренек, сам видишь, пустое место, не чета тебе. Лорд Блокхед у
старого лорда был первенцем, потом сколько-то детишек родились и померли.
Старый лорд овдовел, взял за себя молодую, она тоже ему троих родила, а
только самый младшенький выжил. Ну, решили дохлятинку отдать в монахи, тем
более, что куда еще девать младшего сына? Но тут вернулся из Палестины
какой-то дядюшка второй супруги старого лорда. Его тут давно отпели,
сколько на упокой его души в обитель всякого добра отдали - не перечесть!
А он возьми и вернись из Палестины!

Стрелок от души расхохотался. Люс покосилась на юношу - спит или
слушает собственную историю? Похоже, что заснул...

- И ведь все приползали оттуда без гроша за душой, а этот привез
неслыханное богатство! И объявил - все отдаст хворенькому племянничку. Ну,
наш лорд, конечно, сразу монахам - от ворот поворот! А у дяди через
полгода - новая придурь. Он себе привез сарацинскую девку, жил с ней, жил,
а она зимы не выдержала и померла. Так что бы ты думал, парень? Он вдруг
решил жениться и оставить законного наследника! И ведь женился! Ну, про
это ты, наверно, слышал - взял дочку сэра Питера Хэмфри.

- Ага, - на всякий случай сказала Люс.

- Вот теперь наш лорд с леди ждут, что у них там с молодой женой
получится, - весело завершил стрелок. Дядя-то стар, как Масу... Муса...
Ну, как его?..

- Мафусаил, - четко выговорила Люс.

- А ты, парень, тоже грамотный? - заинтересовался стрелок. - Я вот
подумал - точно, не дело, что бумагу перехваченную прочесть или там добычу
посчитать в ватаге некому. Ладно, твою долю в добыче мы потом обсудим...
Мафусаил? Так вот, хорошо, если молодая Мафусаилова женушка догадается
кого на помощь позвать. Хоть бы и из соседней обители, там братия по этой
части - о-го-го! А если нет? Мафусаил-то скоро помрет, ей - вдовья часть,
а все наследство - вот этому красавцу. Так что сэр Эдгар сейчас спит и
видит, чтобы Мафусаил помер, не оставив ни сына и ни дочки. Тогда он на
такие денежки лапу наложит!

И красавец-стрелок прямо замычал от восторга.

Люс явственно видела, что ее избранник - дитя лесной чащобы. Конечно,
природный ум тут имелся, и сообразительность, и чувство юмора, вполне
приличное для двенадцатого века. Но, с другой стороны, разворот
богатырских плеч, прищур синих глаз и повадка бывалого бойца были для нее
слаще меда.

- Ну, давай-ка, парень, ложиться, - распорядился стрелок, то ли
Томас, то ли Робин. - Завтра отсюда затемно убраться надо. Мы больше двух
ночей на одном месте не спим. Ну, пойдешь с нами, что ли?

- Подумать надо, - сказала Люс.

- Ты решайся! С нами не пропадешь! Все красивые девчонки - наши!
Думаешь, они в Шервудский лес по грибы ходят? В Шервудском лесу для них
такие грибы вырастают - о-го-го!

И стрелок показал, какие именно грибы, таким жестом, что Люс даже
порадовалась неисправимости рода человеческого.

Стрелок же улегся вполне грамотно - ногами к догорающему костру,
завернулся в плащ, а через полминуты уже спал.

Люс глядела на него, терзаясь противоречиями.

Она, одна из самых светских молодых дам своего времени, не могла вот
так прямо взять и грехопасть с человеком, которого знала всего несколько
часов - правда, весьма насыщенных часов, - будь это хоть сам Робин Гуд.
Начать хотя бы с того, что при всей любви к восточным единоборствам и
историческому фехтованию, ее душа жаждала цветов, шампанского и
комплиментов...

Конечно, и цветы ей дарили, но это были букеты из трех роз или пяти
гвоздичек. Конечно, и шампанское в ее жизни было. И комплиментов она
наслушалась. Но недаром эту женщину звали Люс-А-Гард! Ей хотелось уж коли
цветов - так охапками, шампанского - ваннами, а комплиментов -
умопомрачительных!

Но какое, к лешему, шампанское мог ей предложить этот лесной бродяга?

Это была одна сторона медали. Другая заключалась в том, что Люс
успели-таки покусать блохи.

Это было ужасно. Она не могла представить себе, что заснет, пустив
пастись на свое нежнейшее тело эскадроны этих чудовищ - а может, и еще
каким многоногим тварям, потому что от "зеленых плащей" Шервудского леса
можно было, пожалуй, набраться чего угодно. Сидеть же до утра, скорчившись
и гоняя проклятых блох, которые на новейшие антинасекомые мази чихать
хотели, она совершенно не желала. И мысль о том, что в неотесанном
средневековье ей предстоят исключительно блохастые ночи, ее совершенно не
радовала.

Оставалось одно - соблазнить красавца-стрелка сейчас и немедленно.
Люс плохо знала повадки блох, но надеялась, что они не трогают тех, кто
активно двигается.

Опять же, она не могла припомнить, чтобы близость мужчины так ее
волновала.

Конечно, победительница Люс во всем хватала через край - кроме дюжины
профессий и стенда с турнирными медалями, она имела еще и троих бывших
мужей. За первого она пошла из любопытства, за второго - чтобы досадить
первому, а третий показался ей достойным сырьем, чтобы вылепить из него
мужчину. Напоровшись на отчаянное сопротивление сырья, Люс получила в
паспорт третий штамп о разводе и поддалась на бабкину провокацию. О
ребенке она всерьез не задумывалась, бабуля Диана и не собиралась делать
на это ставку. Но быть первой в такой великолепной авантюре?!. Тут бабкин
расчет оказался верен на все сто процентов. Тем более, Люс любила
осознавать, что на нее с надеждой глядит все человечество...

Люс сидела у гаснущего костра, глядела на спящего темнокудрого
великана и думала, что, пожалуй, веселые местные толстушки куда счастливее
ее. Им доставались бойцы - а Люс и ее сверстницам - разговорчивые и
ленивые экземпляры, весьма несовершенные как физически, так и
эмоционально, зато умеющие очень научно объяснить и превознести свое
несовершенство.

И вот сидела Люс, смотрела на стрелка и все больше понимала, что
только с ним познает во всей полноте то счастье, о котором читала в книгах
из бабкиной библиотеки.

И она опустилась на колени перед спящим стрелком.

Ей бы очень хотелось исполнить один из тех восточных эротических
танцев, которым научила ее и Зульфию мудрая Асият - в свете гаснущего
костра Люс смотрелась бы превосходно. Но она вовремя сообразила, что могут
проснуться другие стрелки. И финальное па вызовет слишком бурную реакцию
зрителей.

Поэтому она просто провела узкими ладонями над лицом спящего
избранника, концентрируясь на одном мыслеобразе и посылая вспышки энергии.
Легкий бесконтактный массаж должен был настроить стрелка на
соответствующий лад.

Но массаж вскоре стал контактным.

Люс осторожно коснулась щек и бородки Томаса Тернера - а, может,
все-таки Робина Гуда? Она потрогала упругие завитки его кудрей, и
погладила крепкую загорелую шею под этими завитками, и ее тонкие пальцы
как-то незаметно оказались у него под рубашкой, на горячей груди. Рубашка,
как и у Люс, была стянула у ворота шнурком. Люс потянула за шнурок - и
узелок развязался.

Тут она поняла, что на ней, пожалуй, надето слишком много лишнего.
Обреченно вздохнув и пообещав себе, что такую блохастую ночь она проводит
первый и последний раз в жизни, Люс стянула через голову фестончатую
короткую пелеринку с капюшоном, а навязанный бабкой плащ постелила на
траву, возле стрелка, и устроилась так, чтобы обе руки были свободны, а
лицо спящего - обращено к ней.