Чтение 8–й страницы книги ~Секунданты~

мотала головой, что хвост каштановых волос носился за спиной, со свистом
задевая стенку. И кулачки полупрозрачные закаменели, и она трясла этими
бессильными кулачками, как будто этим могла что-то объяснить
остолбеневшему Широкову и вдруг утратившей азарт Изабо. Карлсон крепкой
лапой обнял ее за плечи, унял дрожь, пододвинул к ней чашку с остывшим
кофе и принялся вполголоса уговаривать выпить и успокоиться.

- Твоя пьеса в таком виде интересна только нам троим, и она даже не
пьеса, - сурово говорила тем временем Изабо Широкову. - В ней нет действия
и не предвидится. Всего два персонажа...

- Но Чесс задумывал именно так - Александр Пушкин и Мария Волконская!
Я точно знаю.

- Откуда мы знаем, что он задумывал! Он рассказал тебе про Пушкина и
Волконскую, потому что вычитал о них в "Вопросах литературы" какую-то
гипотезу. А потом стал фантазировать дальше.

- Я пытаюсь разгадать, что хотел сказать этой пьесой Чесс, - не
унимался Широков.

- И вообще можно съездить за цветами и шампанским! - нес ахинею
Карлсон, и это непостижимым путем успокаивало Верочку. - Ты когда-нибудь
пила шампанское в бане? Ну, в недостроенной? Я сейчас подгоню машину и
рванем за бутылкой! Извиняй, Анатолий, слушатели из нас никудышные. Вот
когда твою пьесу поставят и по телевизору покажут, я под нее даже
бутерброд жевать не буду, честное слово!

- Мне убрать рукопись? - спросил Широков.

- Давай сюда! - приказала Изабо. - Мы лучше прочитаем все по очереди.
Так будет умнее всего. И без всякого балагана.

Она покосилась на Верочку. Но та уже пила остывший кофе, преданно
глядя в глаза симпатяге и специалисту по дамской истерике Карлсону.

Дальнейший разговор был самый бестолковый - одновременно Широков
пересказывал содержание следующей сцены, где Пушкин рассуждал о своей
несостоявшейся дуэли с Толстым-Американцем, цитировал наизусть здоровенные
куски из дуэльного кодекса и клял друга-демона, отравившего всю его жизнь,
- Раевского; Верочка вспоминала что-то типографское; Изабо требовала от
Карлсона, чтобы он наконец врезал ей новый замок; Валька делил торт. В
разговоре этом выяснилось, кстати, что Микитин уехал из города на месяц и
вернется к началу июня, не раньше. Валька понял, что и эта поездка в
мастерскую была в сущности бесполезна. Он засобирался домой.

Услышав слово "теща", Карлсон проникся к нему неслыханным сочувствием
и обещал доставить прямо к дому на своем "Москвиче", все-таки не час на
дорогу, а в худшем случае двадцать минут. Он предложил свои услуги и
Широкову, тот не отказался и вопросительно посмотрел на Верочку, но она
сообщила, что переночует в мастерской, им есть о чем поговорить вечером с
Изабо.

Сообщение это явно не обрадовало ни Карлсона, ни Широкова. А Валька
решил для себя, что его эти проказы не касаются и ему они безразличны.

Карлсон выбрал объездную дорогу, которая под вечер была совершенно
пустынна.

Валька с Широковым, сидя на заднем сиденье, говорили о дизайнерских
курсах, когда Карлсон вдруг остановил машину и повернулся к ним.

- Разговорец есть, - решительно сказал он.

Широков отвернулся и уставился в окошко.

- Ты, Валентин, парень умный, - задушевно начал Карлсон, - и все
поймешь без рассусоливаний. Тебе лучше больше не появляться в мастерской у
Гронской. Лучше для всех...

Валька посмотрел на Широкова, но тот приклеился взглядом к окошку.

- Вот и Анатолий подтвердит, - жестко сказал Карлсон.

Широков неохотно повернулся и набычил круглую голову. Это, видимо,
означало кивок.

- А что случилось? - как можно хладнокровней и независимей спросил
Валька. - Я поперек дороги кому-то встал? Или кого-то обидел? Так я
вернусь и извинюсь!

Он стал шарить по дверце, ища ручку.

- Ничего не случилось и никого ты не обидел, - пряча взгляд, удержал
его Широков.

- Просто из-за тебя тут может большая каша завариться, - сказал
Карлсон. - Анатолий, объясни-ка ты ему художественно, что ли?

- Я тебе пример приведу! - оживился Широков. - И ты все поймешь.
Знаешь, как устроена атомная бомба?

Валька пожал плечами. А Карлсон посмотрел на Широкова с большим
подозрением.

- В ней имеется определенное количество, скажем, урана, - деловито
заговорил Широков. - Если добавить еще хоть грамм, начинается реакция
деления - так?

- Предположим, - туманно поддержал его Карлсон.

- И происходит взрыв. А пока этот грамм туда не попал, количество
называется критической массой. Ну вот, ты можешь оказаться этим граммом...

- Приятно послушать образованного гуманитария, - ехидно заметил
Карлсон.

- Ну, я уж тогда не знаю, как объяснять, - обиделся Широков.

- А чего там объяснять! Значит, встал поперек дороги, - брякнул
обиженный этим дурацким объяснением Валька.

- Ну, считай, что так, если так тебе понятнее, - поморщился Карлсон.
И Валька понял, что ревность тут действительно ни при чем.

Но ведь тогда, в столовой, Изабо искала его взгляда, и сама позвала в
мастерскую, и чего-то же она от него хотела!..

Очевидно, все упиралось в странную дружбу между Изабо и Верочкой или
же в то, что завязывалось между Изабо и Валькой. Иного объяснения он пока
не видел. Хотя чувствовал, что в этой истории Широков душой на его
стороне, и только понимание непостижимой правоты Карлсона заставило его
плести ахинею про атомную бомбу.

- Значит, договорились, - твердо подвел итог Карлсон. - Насчет своих
дизайнерских курсов не беспокойся, ближе к экзаменам я ей напомню, она
позвонит Микитину, ты сходишь к нему на консультацию и так далее. Это даже
надежнее. Сама она закрутится и наверняка забудет. А я ей точно напомню.
Так что извини... Не твоя вина. Ситуевина, Валентин Батькович... Ну,
говори, куда тебя дальше везти-то?..

В понедельник прямо с заводской проходной Валька отправился на
колокольню.

Это была еще одна территория под юрисдикцией парторга - то есть, с
недавнего времени на птичьих правах. Но, как и Валькину "мастерскую" в
конуре, ее пока не упраздняли.

Колокольней заводчане прозвали кирпичную башню, венчающую
заводоуправление. Там под самой крышей разместился радиоузел. Хозяйничал в
нем пожилой фанатик Алик, которого так и звали - Алик с колокольни.

Хозяйство он наладил отменное, даже с герметически закрывающейся
студией для "прямого эфира". А в его фонотеку не брезговали обращаться
профессионалы из городского радиокомитета. На заводе раньше устраивали в
обеденный перерыв радиоконцерты по заявкам, и Алик удовлетворял все вкусы,
от романсовых до хард-роковых. Одновременно с исчезновением экрана
соцсоревнования сгинули и радиопередачи. Но Алик оставался верноподданным
Дениса Григорьевича, и тот, зная это, оказывал ему мелкие услуги, как
второму верноподданному - Вальке.

- Привет! - сказал Алик, когда Валька вошел в "колокольню". - Ну, что
сломалось? Маг? Радио? Утюг?

Он подрабатывал ремонтом, как Валька - оформлением свадебных
альбомов.

- Хуже, - серьезно ответил Валька. - Голова не в порядке. Склероз
буянит. Слышал песню, а что за песня - не могу вспомнить.

- Напой! - потребовал Алик.

- С моим голосом без бутылки не поют, - намекнул Валька.

- С твоим голосом и после цистерны лучше не петь, - съязвил Алик,
добывая из тайничка пиво.

Потом Валька, как умел, исполнил ему кусок куплета про Торкватовы
октавы.

- Понял! - обрадовался Алик. - Это у меня есть!

Он снял с полки бобину и насадил ее на штырь огромного пульта.

Валька прослушал песню два раза, потом потребовал конторскую книгу,
где Алик вел учет своего музыкального хозяйства.

- Ну вот, "Баркарола", - показал Алик пальцем нужную строчку. -
Романс. Слова написал Иван Козлов, был такой слепой поэт в начале прошлого
века. Музыка Глинки. Что тебе еще надо?

- Бумажку. И ручку.

Валька записал и Козлова, и Глинку.

Вечером, когда домашние приклеились к телевизору, он спросил у тещи,
где у нее могут быть всякие древние русские поэты. Она молча махнула рукой
на полку - там стояло штук шесть одинаковых "Антологий" в ожидании
оптового покупателя.

Валька отыскал "Баркаролу", прочитал ее и задумался. Оказалось, что
Глинка использовал только четыре куплета. Самые жизнерадостные.

- Что же, что не видно боле над игривою рекой в светло-убранной
гондоле той красавицы младой, - негромко пропел Валька, - чья улыбка,
облик милый волновали все сердца и пленяли дух унылый исступленного
певца?..

Пелось легко, слова оказались певучие.

- Вот прекрасная выходит на чугунное крыльцо; месяц бледно луч
наводит на печальное лицо; не мила ей прелесть ночи, не манит сребристый
ток, и задумчивые очи смотрят томно на восток...

Валька встрепенулся - он понял, что за женщина тосковала у окна на
его рисунке. Откуда, каким образом он выловил ее в беззаботной "Баркароле"