леденеющих рук моего прекратившего дышать тела?
книжке для атаки на кошелек. Причем трезвонил я всегда только из дома и
прикрывал при разговоре рот ладонью. Вряд ли кто-нибудь из трех свеженьких
покойников особо трепался о своих благодеяниях. Кто же еще появлялся в
последнее время на моем горизонте?
среди ночи, напоенной диким храпом двух жиганов, меня аж подкинуло. Есть
зацепка - та самая крохотная, тщедушная. Доктор взял денежки - три "штуки"
- за десять доз, а оставил тринадцать ампул! Не может быть такого, чтобы
этот айболит не поинтересовался или вообще забыл о своем барахле. Для
начала он мог звякнуть. А я включил бы свой телефон, даже пребывая под
балдой. Аппарат у меня клевый, с режимом "hands free", то есть c
громкоговорителем (тысячу "хрустов" за него отстегнул еще до
либерализации). У меня рука до телефона бы дотянулась. Ведь не лежал я
неподвижным бревном во время своих видений, а вертелся на диване. И
наверняка бормотал, живо описывая голосом яркие образы своих галлюцинаций.
насквозь Гасан-Мамедова. Вероятно, я даже способен был на вопросы
отвечать. Едва стадия губительных видений у меня кончалась и наступал
спокойный отруб, доктор, как бы получив от меня все инструкции, принимался
устраивать свои мокрые делишки. А термос он мог мне подсунуть, когда я
ранним утречком спускался по темной лесенке и хватался за все, что ни
попадя.
химией, которая бьет по мозгам. Сам нюхает, пробует, ищет, что покайфовее.
срезал: "Доктор твой - жалкий наркоман. Если сел он на иглу, то
потребности его организма таковы, что монеты требуются постоянно, без
всякого перерыва. Кстати, поскольку ты явно выберешься из этого говенного
заведения, оставлю я тебе телефончик одной художницы. Она из моей секции
арт-нудистов. Стремно живописует телеса, от мускулов до внутренностей. Это
тебе пригодится, ты ж говорил, что у тебя нелады с оформлением книжульки."
Когда оперативники стали подъезжать к дому доктора Лапеко, тот оперативно
удрал, сломав по дороге челюсть одному неповоротливому прохожему. Между
прочим, медработник проживал на моей же улице, через дорогу наискось, и
мог, не слезая со стула, наблюдать мое окно. У гражданина Лапеко в логове
и "травка" произрастала, и валялись ампулы со следами такой серьезной
штуки как ЛСД, и в баночках всякие химикалии плескались, которыми он
Владиславского угробил, и стояли башмаки с теми самыми подметками, что
запечатлелись на месте кончины Гасан-Мамедова и Сухорукова. И даже
обнаружился родной брат того термоса, который обыграл в игре
"смерть-жизнь" молодого бизнесмена.
милые как отдыхали в сейфе, так и остались лежать на левом боку - ничего с
ними не случилось. Завтра надо оказаться в Москве, сменять наличку на
безналичку, чтобы затем перечислить деньги в типографию. А сегодня стоит
навестить ту самую расхудожницу из секции арт-нудистов.
живописце, что за голую задницу томился безвинно в КПЗ). Когда хозяйка
разместила меня в кресле, я стал толковать о своих делах. Потом попробовал
узнать, в чем она мастерица, и мне ее творчество в стиле критического
некрореализма по нраву пришлось. Поэтому договорился я с художницей
Любовью, что говорится, полюбовно. Через неделю она мне должна была выдать
привлекательный жутик. Центральный образ на "крышке" - веселенький трупак
в смокинге, обедающий другим трупаком.
книги этой самой художнице Любови, а она слушает как бы с интересом.
Однако ноги ее, длинные и гладкие, приковывают внимание и мешают работе
серого вещества, потому что сидит она на пуфике в коротенькой юбчонке.
Художница была красива, особенно если смотреть снизу. Надо учесть, что с
дамами я месяца три общался лишь в идеальной сфере и это уже стало
приедаться. Такой срок истек с тех пор, как сбежала моя последняя телесная
любовь, а чтоб давать объявления в газету: "Высокий красивый мужчина
невзрачной наружности ищет напарницу для встреч-разлук", перо пока не
поднималось.
остался. Напало на меня дома острое сексуальное беспокойство и подозрение,
что Любовь - мастерица не только в живописи. Я себя, конечно, успокаивал
умничаниями на тему, что все приятности любви меж полами созданы лишь для
того, чтоб процветала лженаука-генетика. Но помогло это слабо и пришлось
себя утешать сцеволином.
Началось оно с того, что я вышел из дома с рукописью и отправился долгой
дорогой к Любови на Гражданку. Люба-из-глюка не шибко удивилась моему
появлению. Впрочем, повод-то у меня имелся - я ведь рукопись привез для
лучшего понимания целей и задач. Художница откуда-то мигом выковыряла
бутылочку, стала разливать и кромсать огурчики, пока я зачитывал кусочек
из будущей книги. Я еще обрадовался, что в видении текст точно такой же,
как в правдивой реальности.
остановилось двое. В высоких рыбацких сапогах и длинных прорезиненных
макинтошах.
ремонтируемый и совершенно сухой водовод? А вдруг в действующую
канализацию?
действующую канализацию. Однако, на ваше счастье, Уотсон, эти две системы
не сопрягаются. Не бойтесь намокнуть, водовод сух уже десять дней -
ремонтники, которые занимались чисткой, тоже бастуют. Мы спокойно, не
замочив калош, прогуляемся как на Риджент-стрит до пустого подземного
резервуара, что располагается у основания Ист-Эндской станции.
на благостные обещания, довольно скользкий туннель.
поможет нам сохранить здоровье, - попытался отшутиться Холмс.
большой нужде, двинулись вперед под низким потолком.
же, побывай я тут раньше, перешел бы с чая на пиво. Какая плесень,
водоросли. А аромат чего стоит? - заявил Уотсон, топорща усы.
шлепанье третьей пары ног?
ничего не слышим, кроме капели.
достопримечательностью.
решетку, за которой, судя по гулкому отзвуку, находилась подземная
полость.
шаг вперед.
хвостиком. Не зря, выходит, я решил захватить с собой резиновую лодку
последней конструкции и насосик.
спущено на воду. Уотсон сидел на веслах, а Холмс, включив фонарь,
выискивал что-то на потолке.
трубой на потолке маленький люк. Надеюсь застать нашего отравителя
врасплох.
люке. Через пять минут сверху донеслись слабые шумы какой-то возни, а
немного спустя из отверстия заулыбалось лицо сыщика.
водонапорной станции. Он полностью раскаялся, жаль только, что не успел об
этом сказать.
нырнул в резервуар со стороны водовода... Холмс, ОНО уже под лодкой, я
чувствую задницей, как ОНО скребется.
перевернулась, и джентльмен отправился под воду. В ответ на неожиданность
Холмс вытащил револьвер и пытался что-то разглядеть в бурлящей воде. Вдруг
лицо Уотсона показалось снова и было похоже на морду моржа, но тут же
нырнуло. Вместо него фонарь высветил бледно-зеленоватую личину трупа.
Живого трупа - товарища Пантелея.
поверхности озерка как завзятый ватерполист. При этом, то доставал из-под
воды голову Уотсона с выпученными глазами, то снова ее окунал.