как раз того, где офис размещался и где Верховный Холуй, по всем
подсчетам, засел, - на нее оптический прицел смотрит. Рукой показала -
там, там! Рот уже раскрыла, чтобы сказать, как толкнуло ее что-то прямо в
сердце.
элсины груди смотрели. Откинуло Нану Колбасную на руки возлюбленных ее, и
упала Элси.
она. Гневом разгорелись. Да что же это такое, друзья? Богиню нашу,
кормилицу, убили! Не простим! Отомстим! Омоем камни улицы этой черной
кровью врагов наших, да прорастет трава сквозь плиты, да взломают их
деревья с плодами ядовитыми.
винтовкой засел. Пока бежали, еще двоих потеряли - снял метким выстрелом.
Но остальные в дом ворвались, чтобы расправу учинить.
надкусанными колбасами обвешано. Кровью колбаса заляпана, будто живая то
плоть была. Будто и впрямь была убитая девушка Наной Многогрудой, а не
сироткой из Мармеладного Колодца. И золотые волосы элсины в грязной луже
плавали, потускневшие теперь навсегда.
сейф вскрыли (нашелся умелец). Из сейфа два тощих мешочка с серебряными
сиклями на общую сумму в сто сорок три сикля вытряхнули и восемнадцать
пивных бутылок - на черный день Младший Холуй их берег, что ли? Наконец, и
Холуев нашли - обоих! В шкафу прятались, неизобретательные люди. Выволокли
за шиворот, с особенным удовольствием порвав на одном из них ослепительно
белый ворот рубашки. Кто таковы?
Уехал на Канары и оттуда фирмой руководить думает. Наруководит он, как же.
Тут с одними мармеладными хуями бы разобраться. А арендная плата за
помещение, где секс-шоп размещается, растет и растет. И налоги, кстати
говоря, грабительские.
брат бизнесмен так и мрет под пулями и ножами, точно на войне какой.
Думали уж забастовку всех бизнесменов объявить, потому что преступность на
шею села. И частная охрана не помогает. То одну лавку разгромят
бесстыдники, то другую. Может, и правы мар-бани...
он, ибо понял вдруг, что умрет.
людьми. Да только виданное ли это дело, чтобы с людьми в краденых шубах,
краденым вином пьяными, крадеными колбасами сытыми, договориться можно
было?
рубахе оставив. Чтобы тихо себя вел, на голове у него письменный прибор
разбили - тяжелый прибор, мраморный, с гравировкой "Дорогому сослуживцу".
Пока Верховный Холуй глаза закатывал и кровавые пузыри изо рта пускал,
сшибли с ног, на колени поставили. И закричал кто-то, с хохотом толпу
озирая:
дорогу заступили - слепо бросился, раз, другой. Подхватили за локти,
брыкающегося, и, разрывая на нем одежду, в окно выбросили (заодно и стекло
разбили).
проверять не стали. От зажигалки, возле богатой хрустальной пепельницы
найденной, шторы запалили и поскорей из офиса ушли, пока пожар не
разгулялся.
плитами мощеной, отражаясь и искажаясь в блестящих синих изразцах
дворцовых стен, тянулись один за другим - с ревом и грохотом, как быки для
жертвоприношений, готовые пожрать огненным чревом десяток человек во славу
Мардука.
предназначены были, не для машин.
Одни Нане посвящены, другие Нергалу. Но и те, что имя Нергала носят,
затрепетали перед грозной военной мощью. Разворотили стену несколькими
выстрелами и в пролом двинулись. Весело им давить развалины города. Да и
что танкистам до великого города, который пришли разнести по камешку, -
дивизия-то была Вторая Урукская (Урук в дни мятежа мар-бани стал оплотом
правительства), а урукчанам без разницы, что с Вавилоном станет. Столица;
надо будет - отстроится.
Справа и слева витрины дорогих магазинов. И многие уже разбиты и видно,
что там, среди растоптанной еды и порванной одежды, орудуют разъяренные
оборванцы. Вот, значит, что такое - мятеж! Навели орудия и по магазинам
ахнули. Выжечь, выжечь эту сволочь чистым пламенем. Во взрыве все скрылось
- и разгромленные магазины, и мятежники. Всех на части разорвали и огнем
пожгли, чтоб неповадно было.
не было, все равно стреляли. А вдруг будут? Или придут? Так вот, чтобы
некуда им прийти было.
столько свету, столько грохоту вокруг. Воистину, правы были жрецы Нергала:
война - великий праздник; восстание же, как оказалось, - сущий карнавал.
этот ворвались, хохоча и лязгая металлом.
таком громе.
кое-где в кровище трупы, кто не сгорел в пожаре. Один танк мятежники
подбили. Гляди ты, какие мы грозные - бутылку с зажигательной смесью
состряпать сумели, алхимики хреновы, и попали куда надо, так что ребята из
Второй Урукской потеряли двух человек и одну машину.
несколько залпов по хрустальному пассажу, висячим садам (а вдруг и там
мятежники скрываются?) и Южному Дворцу, оплоту мар-бани.
не город громить, а порядок восстанавливать - вот зачем они здесь.
Вавилон пополам рассекающей, и на высоком берегу остановились. Этот берег
Арахту именовался, Священным, в противоположность тому, что на танки
угрюмо глядел и Пуратту звался. Широка река, а мост через нее, пожалуй
что, хлипковат. Настил деревянный на каменных быках - выдержит ли? По
одному стали заезжать на мост. Пока первый танк шел, остальные чутко
орудия наставили так, чтобы в случае чего успеть дать выстрел.
танки, один за другим, восславляя царицу Нитокрис, славнейшую
градостроительными достижениями своими, паче же прочих - мостом этим
дивным, что и танки на груди своей вынес. Перешли мост и взорвали его на
всякий случай. Чтобы мятежникам из города не сбежать, так объяснили.
высота. Велел командир дивизии, высокочтимый Гимиллу, четырем экипажам
башню занять и тем самым город контролировать, покуда остальные порядок
наводить станут. Нехотя повиновались те, на кого пальцем показал, ибо
громить магазины и стрелять по оборванцам было куда веселее. Но кто станет
возражать высокочтимому Гимиллу? Никто не станет.
всех выстроили, заставив руки вверх задрать. Ощупали, не прячут ли оружия.
После о старшем спросили, лицом к себе повернули, вопросы задавать начали.
Старший трясся - больше от возмущения, чем от страха - но получил
пистолетом по скуле и начал разговаривать внятно. Во всяком случае,
достаточно внятно, чтобы это устроило военных.
стороны пулеметы установили. Жрецы, когда им от стенки отойти позволили,
бродили между солдатами, как потерянные. Повсюду длинной одеждой
цеплялись, мешали.
храмовых комнат десяток оборванцев прячется, и освирепели.
спиной у воинов, порядка и спокойствия ради кровь свою проливающих?..