Чтение 8–й страницы книги ~Судья неподкупный~

противно вот так, босиком-то стоять.

Сестрица нанина - хохотать. Бусы на груди подскакивают от хохота,
диадема в волосах трясется.

- Стоит! Стоит!

И придворные ее, лизоблюды и подхалимы, подхватили на разные голоса:

- Стоит! Стоит!

Громче всех один надрывался. Нана ему на ногу наступила, какое там -
только шире пасть разевает.

С досады топнула Нана ногой. Тугие груди Наны подпрыгнули. И молоко,
которое всегда наготове у Наны, брызнуло из сосков на голый смуглый живот.

Подземная владычица поднялась во весь рост - а росту была немалого.
Волосы взметнулись, как живые. Глаза засверкали.

- Взять ее! - приказала она демонам.

Протянулись к прекрасной Нане скрюченные пальцы. Отшатнулась Нана.
Страшно ей стало.

- Ты, это... сестра... - пролепетала она. Поняла, видать, что
перебрала в своих капризах. - Погоди меня хватать-то. Может быть,
кто-нибудь получше подвернется.

Подземная богиня прикидывать стала: что еще задумала Нана? Какая каша
варится в прелестной ее вздорной головке? Двум мыслям тесно в голове у
Наны; стало быть, одна мысль там засела. Узнать бы еще, какая.

А никакой мысли у Наны не было. Просто еще пожить ей захотелось. И
пошла Нана прочь из подземного царства, а демоны следом шли, на пятки
наступали. Кого ни встретят, спрашивают:

- Этого, что ли, вместо тебя взять?

Нана головой мотала: нет, не этого.

Время тянула.

А демоны все нетерпеливее за волосы ее дергают: "Может, вон тот
вместо тебя пойдет?"

И увидела Нана на склоне холма жениха своего. Спит себе безмятежным
сном и пузыри пускает. Рядом костер прогоревший, кости козленка горкой
сложены, чисто обглоданы. Собака сытая рядом сопит, одно ухо опущено,
другое поднято: в полусне караулит, стало быть. Красива Нана, а жених еще
красивее. Лицо юное, здоровьем пышет, румянец во всю щеку, ресницы как у
ребенка. А что ему? Поел, попил, с Наной на шелковой траве повалялся - и
спать.

До чего обидно стало Нане! Пока она в подземном царстве смертельной
опасности подвергалась, он, оказывается, обжирался да спал!..

И указала Нана пальцем на жениха своего спящего:

- Его хватайте, его!..

Проснулся парень, да уж поздно было. Крепко ухватили его демоны,
оторвали от земли, потащили прочь от Наны, с шелковистых зеленых холмов,
от сытного житья-бытья, от козьего бочка, от парного молока...

И осталась Нана на склоне холма одна-одинешенька. Рухнула наземь
возле остывшего костра и тяжко зарыдала. Через собственное своеволие
пострадала баба.

А потом люди храм ей построили, истукана вырезали и поклоняться
начали.

Ну уж Хаммаку святым не стать, это точно. Намяли сиппарцы бока им с
Аткалем, не разбирая. И все-таки Хаммаку досталось не так крепко. Мужчина
он был увесистый, при случае мог и сдачи дать. А главное - убежден был в
собственной невиновности и потому отбивался с умом.

Аткаль же от ужаса последнего ума лишился. Голову руками прикрывал да
верещал обреченно. Всякий норовил дать ему тычка, за волосы ухватить, по
заднице отпинать. Кусался, царапался, лягался Аткаль. Отчаяние застилало
ему глаза. Ничего не видел он вокруг себя. Только то и понимал: отступился
от него Хаммаку, предал, бросил погибать.

И вдруг злые руки выпустили Аткаля. Расступились люди, дали ему
дышать.

Остался Аткаль лежать на полу своего офиса. Лицо разбито в кашу, губы
расплылись, изо рта кровь и слюна текут. И нет во всем теле косточки,
которая бы не болела. Даже головы не поднял Аткаль, не полюбопытствовал -
что его спасло? Так и лежал, уставившись в низкий беленый потолок. И не
мигал. Как мертвый.

А по стенам офиса и в проеме дверей стояли городские стражники. У
всех дубинки, а у тех, что возле двери, - автоматы.

Теперь и толпу охватило оцепенение. По одному стали выходить люди из
офиса. Первый из них зачем-то заложил руки за голову - видимо, чтобы
покорность властям продемонстрировать, потому что никто этого не требовал.
За ним и остальные стали делать то же самое.

Наконец в комнате остались только Аткаль и Хаммаку. Аткаль все лежал.
Хаммаку стоял. Потом Хаммаку надоело стоять, и он сел. Его тут же ткнули
дубинкой, велели встать. И сообщили: "Вы арестованы".

По факту жалоб, поступивших со стороны возмущенных граждан Сиппара,
возбуждено уголовное дело против Аткаля, сына Арраби, возглавлявшего фирму
"Три ступеньки", которая действовала в Сиппаре с 25 арахсамну 36 года по 2
нисану 37 года Великого Кровопролития. Упомянутая фирма специализировалась
на продаже индульгенций и входила в состав общеимперской храмовой сети,
преступной группировки, которая орудовала на территории Империи на
протяжении девятисот лет. Искусно скрывая фальшивое происхождение истукана
Наны в храме Эанна (г.Урук), коррумпированные дельцы от религии
спекулировали на чувствах верующих граждан, сбывая им негодные
индульгенции.

Фирма "Три ступеньки" как часть этой паучьей сети в полной мере несет
ответственность за свои деяния.

Негодованию общественности нет предела. Доколе будет продолжаться
произвол храмовых чиновников?

Мы будем продолжать знакомить вас, уважаемые читатели, с развитием
событий по разоблачению преступной деятельности Аткаля, сына Арраби,
печально известного в нашем городе торгаша чувствами верующих.

- Назовите судье ваше имя, обвиняемый.

- Аткаль, сын Арраби, - пролепетал Аткаль, завороженно глядя в рот
секретарю суда.

Судья постукивал карандашом по полированному столу. Вид у судьи был
недовольный.

Протоколистка склонилась над клавиатурой маленького компьютера (цена
машине была 120 сиклей, ровно в два раза больше, чем стоил на рынке
Аткаль). Записала ответ.

Предоставили слово обвинителю.

- Признаете ли вы, что возглавляли фирму по продаже индульгенций,
которая была известна в городе как "Три ступеньки вниз"?

- Возглавлял?.. - переспросил Аткаль глупо.

Секретарь обернулся к переполненному залу. Глянул в бумаги,
разложенные перед ним на столе. Вызвал:

- Свидетель Базуза!

Охранник из богатого дома не спеша выбрался из гущи скамей,
заполненных зрителями. С готовностью подтвердил: да, возглавлял. На всех
углах кричал про то, что стал теперь бизнесменом.

Аткаль перевел немигающий взгляд на Базузу. В голове у него мутно
ворочалось воспоминание о том, как угощал этого плечистого великана
светлым пивом. Правда, на деньги Хаммаку, но ведь угощал. А мог пропить их
один, сам.

Базузу это воспоминание, похоже, не посещало. Высказал все, что было
на сердце. А на сердце у Базузы было одно только сожаление о зря
потраченных восемнадцати сиклях немаркированного серебра. И не вернуть
теперь денежки-то. Вот и все, что терзало охранника.

Вызвали и других свидетелей, и все подтвердили показания первого.
Слово в слово. Да и не могло быть иначе; ведь правду они говорили, и было
это известно Аткалю не хуже, чем любому из присутствующих. Да, продавал.
Да, подписывал. Да, от имени Эанны - главы преступного заговора.

Пусто, как в бочке, было в животе у Аткаля. И поползла тоска эта
смертная от живота к груди; оттуда протянула жадную лапу к горлу, и
сдавило у Аткаля горло. Закричал Аткаль утробным от страдания голосом,
перебивая размеренную процедуру дачи свидетельских показаний:

- Так не знал же я!..

Тотчас же стражники, караулившие по бокам, обрушили на него удары
дубинок. Один по почкам хлестнул, и замычал Аткаль от боли. Второй по
голове огрел, и совсем дурачком Аткаль сделался.

Пока подсудимый корчился на полу у своей скамьи, встал защитник и
сказал:

- Прошу обратить внимание почтеннейшего суда на одно немаловажное
обстоятельство. Будучи ввергнут в рабское состояние в возрасте двух лет от
роду, мой подзащитный пребывает в нем до сего дня. Следовательно, спрос
должен быть вовсе не с него, а с его хозяина. Ибо повиноваться хозяину -
первейший долг раба.

- Первейший долг состоит в том, чтобы честно вести бизнес, - возразил
обвинитель.

- Протестую! - гневно сказал защитник.

Судья звучно постучал карандашом по столу.

- Господа! - вымолвил он укоризненным тоном.

Защитник долго еще говорил. Утверждал, что Аткаль, несмотря на
очевидность своей вины, вовсе не так виноват, как этого хотелось бы