Чтение 8–й страницы книги ~Уже пропели петухи~

Дербиро. Продолжал. Он всегда писал.

Деак. Не помните случайно какое-нибудь из его стихотворений?

Дербиро. Я знал несколько его стихов, но сейчас не могу собраться… Красивые стихи писал. Я обязательно вспомню.

Деак. Я хотел бы, чтобы вы записали какое-нибудь из его стихотворений. Брат все-таки. Интересно, что о вас он мне никогда не рассказывал.

Дербиро. Не мог. Я же был на нелегальном положении… Странная штука эта жизнь…

Деак. Да. Вы-то уж, наверное, никогда не думали, что встретитесь с младшим братом коммуниста Ласло Деака вот в такой обстановке? А оно вот как все получилось, Дербиро.

Дербиро. Бои уже на окраинах Кечкемета идут, господин прапорщик. Неужели вы и теперь не видите, что прав-то был ваш старший брат?

Деак. Может быть, лучше будет, если вы о своей собственной судьбе подумаете? Или о судьбе вашей жены…

Дербиро. Господин прапорщик… жена моя ни в чем не виновата. Знаю, что ее вы тоже арестовали. Но она же не состояла в партии, и не знает она ничего. Меня можете забить до смерти, повесить. Жену только не трогайте. Она ни в чем не виновата.

Деак. Каждый день умирают десятки тысяч. Всяких — невиновных и виноватых. Победа требует жертв. Дербиро, вашу идею я ненавижу. Я солдат и получил приказ: заставить вас заговорить. Этот приказ я должен выполнить и выполню его. Потому что согласен с ним. А вы решили избрать смерть?

Дербиро. Нет. Я хотел бы жить.

Деак. Тогда давайте показания.

Дербиро. Предателем не стану.

Деак. Дербиро, своим молчанием вы погубите себя и свою жену. Есть ли у вас право жертвовать жизнью человека ради коммунистической идеи? Такого человека, который не признает ее и не признавал никогда? И так же невиновен, как ваша жена.

Дербиро. Мы не приносим в жертву невиновных.

Деак. Это меня успокаивает. Ну так вот что, Дербиро, если в течение получаса вы не скажете, как зовут вашего напарника и какова цель вашей с ним миссии, я отправлю вашу жену в Германию. Вы знаете, что это такое. Жизнь вашей не виновной ни в чем жены целиком зависит от вас.

Дербиро. Предателем я не стану.

Деак. А убийцей?

Дербиро. Господин прапорщик… это жестоко.

Деак. Война вообще жестокая штука. Венгерские пилоты бомбят занятую противником венгерскую территорию. Может быть, там живут их близкие. Но они должны бомбить эти села и города. Решайте: жизнь вашей жены или имя напарника.

Дербиро. Сигаретку можно?

Деак. Назвав имя своего напарника, вы еще не совершите никакого предательства. Вы же не за деньги выдаете его или ради спасения своей собственной шкуры. Вы спасаете жизнь другого, невинного человека.

Дербиро. Вы брат Ласло Деака?

Деак. Да. Только сейчас это несущественно.

Дербиро. Вы жестокий человек, господин прапорщик.

Деак. Жизнь жестока.

Дербиро. Насколько мне известно, на гражданке — вы учитель.

Деак. Правильно вам известно. Но у меня есть и свои политические убеждения.

Дербиро. После войны вам придется за все ответить.

Деак. Победители не отвечают, Дербиро. Они спрашивают ответ с других. А мы победим. Но и это к делу не относится. Не тяните время. Я хотел бы отпустить вашу жену домой.

Дербиро. Отпустите?

Деак. Даю вам слово.

Дербиро. А если вы не сдержите свое слово?

Деак. Вы должны верить мне. Ну? Как зовут вашего напарника?

Наступила долгая, на несколько минут, тишина. Только стальная проволока негромко шуршала. Затем снова послышался голос арестованного.

Дербиро. Его зовут Ласло Деаком.

Деак. Мой брат?

Дербиро. Да.

Мольке подождал несколько минут, но в кабинете, где шел допрос, стояла тишина. Что это? Или Деак в обмороке?

— В серванте найдется коньяк, Таубе, — небрежно бросил Мольке лейтенанту. — Достаньте и налейте.

Таубе выполнил приказание. Достав из серванта две рюмки, он поставил их на столик и наполнил.

— Дело запутывается, господин майор.

Мольке, расхаживающий по кабинету, остановился и повернулся к нему. Он смотрел на бокалы, в которых золотился напиток, а сам думал, что скоро кончатся его запасы, привезенные из Парижа, и следовало бы загодя позаботиться о пополнении. Ах да, лейтенант Таубе ждет его ответа! Мольке поднял свою рюмку и беззаботно улыбнулся…

— Наш друг Деак выкидывает финты, словно итальянский, фехтовальщик. Ваше здоровье, лейтенант.

— За ваше здоровье, господин майор!

Они выпили.

— Я назвал пароль, — сказал Таубе, — но господин прапорщик и ухом не повел. Начал философствовать об историческом романе.

— Да, я прослушал запись вашего разговора. Вы зря пустились в разъяснения.

Лейтенант, пригладив волосы, убежденно сказал:

— Надо было обеспечить себе отступление. Для того я и взял с собой «Звезды Эгера», чтобы мой интерес к этой книге был оправдан. Господин майор, надо бы сказать радиоперехватчикам, чтобы они проследили за прежней волной радиостанции Ландыша. Если Деак понял пароль, он умышленно не ответил на него, значит, он что-то подозревает и теперь попытается получить более подробную информацию из Москвы обо мне.

Мольке согласно кивнул и подумал, как все-таки легко работать, когда имеешь дело с умными и умеющими думать сотрудниками. Впрочем, нечего удивляться: офицеры абвера получают основательную подготовку. Это настоящие мастера разведки и контрразведки.

— Спасибо, Таубе, я уже распорядился. Так что вы правы.

Он пододвинул кресло поближе к столу, удобно расположился в нем и по-дружески принялся наставлять Таубе. Он говорил о методах советских разведчиков, потому что это самое главное — освоиться с их системой.

— Деак для меня труден как противник потому, что я не знаю устройства его мышления, структуру его логики. Моя ошибка, что я не удосужился поговорить с ним и потому теперь не могу поставить себя на его место, начать думать за него. — Мольке задумчиво посмотрел в окно и словно про себя добавил: — Ну, конечно, если увижу, что все летит к черту, я в общем-то хоть сейчас могу арестовать его. Какие-то доказательства я уже имею.

— Доказательства? — удивленно поднял брови Таубе. Выходит, Мольке скрывает что-то даже от него? Это непорядок. — Мне о них ничего не известно.

— Деак не доложил, о чем он говорил с Анитой, — засмеявшись, сказал Мольке.

— Знать ровно столько, сколько необходимо для выполнения задания! Кто это сказал, господин лейтенант?

— Если не ошибаюсь, — полковник Лоуренс. Вы правы, господин майор, — весело отвечал Таубе и с извиняющейся улыбкой закурил сигарету. — Это только моя личная обеспокоенность. Ведь если Деак что-то заподозрит, он быстренько смоется. И тогда на фронт отправится не только господин майор, но и я.

— Никуда он не денется, — твердо отрезал Мольке и поднялся. — Если он действительно Ландыш, то будет держаться до последнего патрона. Стойкость — характерная черта советской разведки. И свой пост он может оставить только по приказу. А ему положено стоять насмерть. Ведь у Ландыша приказ: спасти Ференца Дербиро.

4

Шимонфи не находил себе места. Иногда он думал о том, что должен предупредить Деака об опасности, но тут же отказывался от мысли немедленно поехать к приятелю, успокаивая себя тем, что волноваться излишне: неумело расставленные ловушки Мольке только докажут благонадежность Деака. В конце концов Золтан решил, что Деака он в беде не оставит, но пока ничего предпринимать не следует, поскольку события и время работают на Габора. И он отправился к Мольке.

Майор принял его вежливо, даже виду не показал, что сердит за то, что утром в присутствии полковника Германа он подверг сомнению целесообразность акций, направленных против Деака. Тучи слегка разошлись, и сквозь щелку в их пологе неярко блеснуло солнце. И этот мягкий свет словно добавил сил Шимонфи, и тот сразу почувствовал себя свободнее, легче. Теперь всем своим поведением он хотел бы дать понять майору, что ни капельки не боится его.

У майора на столе стоял магнитофон, и капитан Шимонфи с любопытством уставился на незнакомое устройство. Мольке заметил заинтересованный взгляд Шимонфи и, незаметно усмехнувшись, позволил капитану обстоятельно рассмотреть аппарат.

— Извините, что это за адская машина?

Мольке встал, неторопливым шагом проследовал к столу и нажал одну из кнопок магнитофона.

— Эта адская машина, господин капитан, умеет все. Вы только послушайте. — Аппарат пришел в действие, завертелись катушки, едва слышно зашуршала стальная проволока. Вдруг из его чрева послышался голос Деака.

— Потрясающе! — воскликнул Шимонфи. — Подслушивающее устройство?

Мольке благодушно кивнул головой и выключил аппарат.

— Слышать о нем я уже слышал, — погруженный в свои мысли, заметил Шимонфи. — Но видеть еще не доводилось. — Неожиданно он понял, зачем вчера вечером Мольке взял у него ключи от кабинета Деака. Все понятно: именно тогда-то в комнате и установили аппаратуру подслушивания. Теперь он уже был совершенно уверен, что немцы и его разговоры подслушивают.

— В чем принцип действия? — спросил он.

— Принцип очень простой. Захочется мне узнать, о чем прапорщик Деак разговаривает с кем-то, я щелкну пальцами, а про себя трижды повторю: «Сезам, включайся».

Шимонфи почувствовал себя так, как если бы ему дали пощечину, но, презирая себя за трусость, он сказал:

— Извините, я забыл, что это военная тайна.

Мольке громко расхохотался. Он был счастлив, что ему снова удалось унизить венгерского капитанишку.