сторожит.
Воробьихин сказал задумчиво, вполголоса, будто сам с собой советовался:
элемент уголовный. И живет с Фирсовым по соседству...
Жеглов.
сказал весело-зло:
Насчет этого ты не слыхал, того не видал, прочего не знаешь, а в
остальном не в курсе дела.
но Жеглов больше его не слушал. Он шел по улице широким, размашистым,
чуть подпрыгивающим шагом, за ним безнадежно пытался угнаться участковый
Воробьихин, который перестал интересовать Жеглова, словно и не
существовало его никогда, и не говорили они ни о чем, и сроду нигде не
встречались.
никогда не остановится на полпути, и человеку, в чем-либо
разочаровавшему или рассердившему его, лучше отступить с дороги. И
тогда, в тот незапамятно далекий вечер, я еще не знал, нравится мне это
или вызывает глухое раздражение, поскольку меня восхищал жегловский опыт
и умение заставить работать всех быстро и с полной отдачей и в то же
время пугала способность вот так мгновенно и бесповоротно вычеркнуть
человека, словно тряпкой с доски слово стереть.
Шкандыбин за что-нибудь зуб на Елизара Иваныча, а?
сообщил:
как вернулся последний раз из лагеря, заскучал: дружков его всех почти
прибрали ваши, значит, милицейские товарищи. У него только и делов
осталось - по вечерам ворота подпирать... Теперь завел он новую моду:
соберет на лавочке пацанов-малолеток и давай про жизнь блатную,
вольготную сказки рассказывать. Пацаны, известно, варежки разевают, а он
им, гад, травит и травит. Елизар-то Иваныч сразу сообразил, зачем он
компанию себе сколачивает, папиросами да винцом мальчишек угощает. На
той неделе проходит Елизар Иваныч мимо сборища этого, услышал - кто-то
из мальцов матом кроет. Невтерпеж ему, видать, стало, подходит он к ним
и говорит Толику: "Ты вот что, кончай это дело, сам себе живи как
хочешь, не маленький, а ребят оставь в покое". А Толик смеется. "Я, -
говорит, - их не зову, они сами ко мне липнут, что ж мне, гнать их, что
ли?" Ну, Елизар Иваныч в дискуссию с ним вступать не стал, он человек
простой - поднес к его роже кулачище свой пудовый и пояснил: "Я тебе
слово свое сказал. Не послушаешь - милицию звать не буду, сам тебя
отработаю так, что мать родная не узнает!" Шкандыбин вскочил,
распсиховался, на губах пена - авторитета, видать, жалко, - и кричит
Фирсову: "Ты потише, так твою и растак, пока пера моего не пробовал! Я
те все кишки наружу выпущу!" Елизар Иваныч нервничать не стал, вмазал
Толику легонько по морде, тот кровью и залился, на ногах не устоял. А
Елизар Иваныч ребятишек прогнал по домам, на том все и кончилось...
Давайте-ка Толика этого пощекочем...
оказалась неопасной и через недельку-другую врачи обещают Фирсова
выписать.
шпаклевка, легкая подкраска - и пожалуйте в рейс...
сотворил человека по образу и подобию автомобиля...
попрошу проводить нас к этому деятелю...
облает хорошенько.
кого попало лаять не станет. Если бы его след вывел...
сам облаял получше твоего пса. Делай что говорят!
пошел вперед, и по лицу его я видел, что он все равно поступит
по-своему.
было, по-моему, чисто формально, только чтобы команду проводника
выполнить. Однако чернявый парень, развалившийся на кровати, покрытой
лоскутным одеялом, отнесся к появлению огромной собаки иначе. Он сел и,
глядя с опаской на пса, спросил нахально и в то же время трусливо:
его прозвучал фальшиво; парень, видно, сообразил это, сморщился, как от
кислого, и сказал протяжно:
заметил, что сам испугался голоса своего шефа. Видимо, побоялся спорить
и Шкандыбин - молча натянул штаны, обул щегольские сапоги гармошкой,
взял со стула пиджак.
Жеглов.
дом обыщите!
зачтется.
положил перед Жегловым газету. Жеглов распорядился очистить стол,
развернул на нем газету, и я увидел, что это старый номер "Вечерней
Москвы" за второе сентября с дырочками от подшивки на полях. Жеглов
погладил газету, спросил Шкандыбина равнодушно:
осматривал, и вытянул бельевой ящик. В ящике лежали рубашки, носки,
майки. Жеглов, брезгливо оттопырив мизинец, вытащил их, достал из ящика
застеленную на фанерном дне газету с грубо оторванным углом. - Сам
газетку застилал или попросил кого?
ее на стол, разгладил поверх "Вечерней Москвы". Я оторвался от этажерки,
которую в это время осматривал, подошел к столу. Газета из ящика тоже
была "Вечерней Москвой", а вглядевшись, я с удивлением обнаружил, что и
она за второе сентября.
Жеглов. - Вот эту газету я велел привезти мне из редакции еще до обыска,
она за второе сентября. У тебя из ящика мы добываем такую же газету,
гляди, гляди. Так?
спрашивает. Ты думай и отвечай по делу!
и в самом деле невдомек, как такое могло случиться. Не понимал пока и я,
к чему ведет Жеглов.
Давай сюда конверт!
неровный клок газетной бумаги.
Жеглов. - Это мы ее разгладили. А до того, как мы ее разгладили, вот
этот товарищ... - Жеглов показал на меня, - нашел ее в скомканном и
слегка подпаленном виде под окном товарища Фирсова, тобою
подстреленного...
ее краю.
довольно ухмыльнулся: